Буйный бродяга 2013 №1 - Долоев Велимир - Страница 4

— Ладно, опоздаю же, — левой рукой она нащупала за спиной дверную ручку. — Все, трогаемся.

В коридоре уже толпилось порядочно народу. Женщин и мужчин, уходящих со вторым батальоном заводской обороны, провожали, как водится, всем подъездом. Поднялась даже дворовая детвора, которой в дни каникул по всем понятиям положено спать все утро. Старшие, у кого Анфи вела уроки, да и совсем маленькие — все учтиво здоровались: в доме молодую учительницу уже успели узнать и полюбить. Появился в дверях и землянин Джамал со своим хитаро — очень популярным в последнее время у молодежи музыкальным инструментом. Ему Анфи обрадовалась в особенности: рядом с белокожим великаном она совершенно переставала бросаться в глаза не только в фиолетовом квартале, но и, наверное, в любой точке планеты. Впрочем, даже к землянам в городе за двадцать пять лет попривыкли.

— Друзья, я так считаю, провожать бойцов надо с песней? — хитаро под руками землянина недвусмысленно бренькнуло, пока собравшиеся и посчитавшиеся бойцы спускались вниз.

— И то верно! — дедушка Мадзи жил один, провожать ему было некого, но каждый уходящий в лагерь отряд он считал своим долгом сопроводить до самой машины. — Давай нашу, заводскую!

Народ отозвался с энтузиазмом, и все, не исключая самых маленьких, под бодрый бой хитаро затянули: «Подымай на ножи фабриканта, выпускай его кровь на асфальт».

Джамал часто шутил, что из всех землян, работающих сейчас в стране, он — самый бессмысленный и бесполезный. Ну что это такое, в самом деле — фольклор собирать? И не древние преданья какие-нибудь, наследие уходящей эпохи, а городские легенды, байки, песни и даже, смешно сказать, надписи в уборной? И тем не менее, когда был выпущен сборник песен революционной эпохи, заботливо отредактированный на предмет всяких кровавых подробностей и кажущихся ханжам «неприличными» слов, именно Джамал первым поднял тревогу. Партия тогда здорово дала по рукам самоназначившимся цензорам, и это событие вызвало большую дискуссию в печати об отображении революции в современном искусстве. После этого в рабочих кварталах его сильно зауважали, и даже дедушка Мадзи, которого Джамал неустанно доставал просьбой вспомнить текст замысловатой дразнилки, запускавшейся отчаянными местными мальчишками вслед полицейским патрулям шестьдесят лет тому назад, уже не отзывался о нем черной бранью, а лишь поджав губы, раздраженно отвечал интересующимся: «Откуда я знаю, куда ваш сортирный архиолух пошел?».

Процессия из милиционеров и провожающих с каждым пройденным этажом увеличивалась, и из подъезда вывалила уже порядочная толпа. Машина с открытым бортом стояла в ожидании, все начали прощаться в очередной, теперь уже точно последний раз. Анфи вновь преобразилась: хлопнув Нино по плечу, она нарочитым басом протянула:

— Ты уж того... Служи верно, воюй справно, батьку с мамкой не позорь, ворогу спуску не давай, штобы, значить, с честью да славой домой возвернуться...

Нино расхохоталась, чмокнула любимую в щечку, забросила в кузов автомат и ухватилась за протянутые руки. А бойцы уже разворачивали и крепили к борту фиолетовый флаг с перекрещенными якорем, киркой и топором — символами трудового народа Острова. Под общее ликование машина тронулась.

— В такие моменты я себя чувствую чужим на вашем празднике жизни, — народ постепенно расходился, и только несколько человек, в том числе и Анфи с Джамалом, оставались на улице в этот рассветный час. Восходящее солнце уже отражалось в окнах верхних этажей, и скоро весь единый жилой комплекс, самый протяженный в стране, выросший буквально за пять лет из ничего возле завода тяжелого машиностроения, со всей необходимой современной инфраструктурой шаговой доступности, рабочий район, связывающий своих обитателей тысячью невидимых ниточек в единую общину, совершенно непохожий на современные стремительно атомизирующиеся зарубежные города, оживет на глазах. Анфи любила свой дом, и дом отвечал ей взаимностью. Поэтому грустной фразы Джамала она не поняла.

— Нет, у меня иногда возникает иллюзия, что я стал вашему миру своим, — продолжал тот. — Но вот при очередной отправке милиции на переподготовку сразу вспоминаю, откуда я. Каждый здоровый взрослый трудящийся гражданин является защитником страны. У вас, кстати, какая военно-учетная специальность? Школьный взвод обеспечения эвакуации, как я понимаю?

— Нет, военная переводчица. Эггройский, саройский плюс тэйкианский. Раз в год прикомандировывают к штабу обороны восточного сектора для переподготовки. «Ваше имя? Звание? Подразделение? Задание? В противном случае вы будете расстреляны в течение двух суток. Мы гарантируем жизнь вам и вашим солдатам. Сколько человек в деревне? Сдавайтесь, сопротивление бесполезно» — лающие отрывистые слова эггройского плохо сочетались со звонким мелодичным голосом Анфи. — Увы, это не так интересно, как жечь вражеские танки, выдержав перед этим ядерный удар.

— А этот ваш шрам... — Джамал не показывал, какой, ибо это и так было понятно.

— … Представьте себе — это все плоды неумелого пользования канцелярскими принадлежностями, — засмеялась Анфи. — Не верите? Вот и Нино не верит.

Джамал смотрел на нее пристально и озабоченно.

— Скажите, — начал он наконец. — А вы себя не чувствуете немного... чужой?

— С чего бы вдруг? — Анфи была искренне удивлена.

— Извините, глупость в голову пришла.

— Ничего, бывает. Ладно, пойду отсыпаться, — Анфи почувствовала, что пора удалиться, пусть это и может показаться невежливым.

«Ваше имя? Звание? Подразделение? Задание?» О подготовке к высадке десанта в Черной бухте правительство Острова узнало от землян, чьи спутники своевременно заметили подозрительное движение у границы территориальных вод страны. Силы эмигрантов и тэйкианских наемников определенно были малы для полноценного вторжения, так что милиция была мобилизована по первому варианту, без прекращения производства и эвакуации населения. Несколько батальонов в предполагаемых местах десантирования — вот и все, чем ограничилось командование.

Однако отразить вторжение было готово практически все взрослое трудоспособное население — по две-три единицы стрелкового оружия на каждую семью давно уже стали нормой даже в глухой провинции, не то что на привыкшем к угрозе войны побережье.

Штаб береговой обороны сектора «Южный берег» так же был поднят по тревоге, и переводчица Анфи явилась в его расположение с оружием и амуницией, хотя и не надеялась им воспользоваться. В ту ночь контрреволюционеров ждал большой сюрприз в виде шквального огня сразу же после высадки. Бой длился недолго, и к полудню окруженные боевики капитулировали. Пленных сортировали и допрашивали там же, на месте, в надежде найти среди малоинтересных и недалеких (кто еще решился бы на заведомо самоубийственную операцию с весьма призрачными гарантиями поддержки вторжения?) бандитов тех, кто знал немного больше об истинных целях операции. И именно Анфи обнаружила среди тэйкианцев и эмигрантов эггройского инструктора.

Вместе с бригадным комиссаром Ноем они полчаса пытались добиться от эггройца хоть какой-то информации. Попытка инструктора сойти за тэйкианца провалилась практически сразу — акцент выдавал его с головой. Анфи монотонно и не надеясь дождаться ответа переводила навязшие в зубах «Ваше имя? Звание? Подразделение? Задание?», но смотрела лишь на запястье эггройца. Следы сведенной татуировки она опознала практически сразу же, и теперь мысленно прикладывала известные эмблемы эггройских «звериных» дивизий к мускулистой руке. Пятая дивизия — трехрогий шлемоносец в защитной стойке? Или Девятая Стальная — серый дракон в полете? И вот после получаса безнадежных попыток, в тот самый момент, когда комиссар Ной собрался устало откинуться на спинку стула, эггроец неуловимым движением схватил лежащую на столе ручку, полоснул по глазам Ною, всем корпусом толкнул на него стол, обернулся, чтобы вырваться из палатки и, подобно герою дешевых боевиков, пробиться через полный вооруженных милиционеров лагерь, но на его руках уже повисла, вцепившись мертвой хваткой в запястья, Анфи.