Буйный бродяга 2013 №1 - Долоев Велимир - Страница 8

На секундомере Джамала пошла четырнадцатая минута, когда, осторожно озираясь, из святилища вышли двое. Один был, похоже, ранен в ногу, спешно перетянутую чуть выше колена, и опирался, хромая, на плечо второго, у которого кровь залила всю левую половину лица. В этот момент они, оглушенные и израненные, совсем не были похожи на тех выродков и палачей, для которых веселым развлечением является фотографирование на фоне сожженных заживо людей. Тем не менее, рука Нино не дрогнула. А Джамал, похоже, и не умел промахиваться — его глазные экраны этого не позволяли. Оба эггройца упали рядом с трупами саройских милиционеров.

— Кажется, все, — Нино и теперь не была до конца уверена в том, что в храме никого не осталось.

Они вышли из храмового двора как раз в тот момент, когда из-за угла вывернул броневик саройской милиции — весь разукрашенный лозунгами и партийными эмблемами. Нино остановила его, рассказала об оставшихся внутри телах товарищей, и предупредила, что при осмотре святилища надо быть осторожными. Милиционеры сначала откровенно пялились на Джамала (даже внешность островитян для жителей саройской глубинки была необычной, чего уж говорить о землянах, которых они видели разве что в дурацких боевиках про инопланетное вторжение). Наконец, опомнились, спросили, сколько внутри трупов, и приготовили пару пластиковых мешков для своих. Эггройцев потом, скорее всего, просто свалят в общую яму и присыплют сверху известью.

Операция по захвату городка завершилась с блестящим результатом — внезапный рейд батальона интернационалистов при поддержке рабочей милиции с побережья полностью деморализовал войска фашистов, а эггройцев здесь было не больше полуроты, так что, несмотря на отчаянное сопротивление, они были уничтожены. На скорую контратаку никто не рассчитывал — под общим наступлением революционных сил фронт фашистов стремительно разваливался. Однако закреплялись в городе до прибытия основных сил по всем правилам, и коммуникаторы были розданы только поздним вечером. Взвод Нино расположился в храмовом дворе, а батальонная канцелярия — в здании администрации, так что взводному пришлось ехать туда уже по темноте. Когда грузовик прибыл обратно, коммуникаторы стали раздавать прямо из кузова — всем не терпелось связаться с родными.

— Тише будьте! — взводный, он же — бригадир сварщиков с монтажного участка (в быту и по службе просто — дядя Бручо), достал журнал учета выдачи средств связи. — Все по порядку, в очередь. Харпо!

— Йоу, босс!

— Ставь свою корявку, шут гороховый, и двигай отсюда, чтоб я тебя до утра не видел! Тио!

— Здесь!

— Мамке с папкой привет передавай, как всегда. Маго!

Неловкое молчание было ответом. Дядя Бручо скрипнул зубами, резко, так что едва не порвалась бумага, перечеркнул в списке фамилию погибшего сегодня бойца.

— Бляха-муха, отделенные, мне кто-нибудь может эти хреновы журналы в нормальный вид привести? Список не по алфавиту, не по подразделениям, а хрен знает как упорядочен.

Нино подумала, что сами по себе эти журналы, ведущиеся по старинке, разлинованные вручную, очень плохо сочетаются в одном времени и пространстве с новейшими коммуникаторами, позволяющими по закрытой системе связи дозвониться до родных на другом континенте. Что поделаешь, таких несуразиц в мире хватало, благодаря землянам, но и в силу общей неравномерности развития. И здесь, в Саройе, наступление революционных сил на позиции фашистов координировалось буквально на уровне взводов с помощью спутников-невидимок, каких не было ни у одной самой развитой капиталистической страны, а в бой местные милиционеры шли с винтовками старше их самих. Новейшие средства связи сочетались зачастую с использованием гужевого транспорта. А уж привить батальонной канцелярии простейшие навыки электронного документооборота оказалось сложнее, чем выбить эггройский десант из Восточной Цитадели — люди не всегда успевали адаптироваться к стремительной компьютерной революции.

Бойцы, получившие коммуникаторы и не занятые в нарядах, расходились, чтобы в тишине и спокойствии связаться с родными — полученной передышкой следовало воспользоваться сполна. Сомнительная в каком-то отношении идея — «здравствуй, милая жена, у нас сегодня во взводе убили троих, в том числе и нашу соседку, ты уж снеси ее сироткам чего-нибудь вкусненького, а у меня все хорошо, правда, едва не оторвало осколком голову, но этого не было, значит, неправда, а завтра у нас масштабное наступление, так что не пугайся, если я в условленное время не позвоню — может, меня не убьют, а просто покалечат, фабричным нашим привет, остаюсь твой верный и любящий муж». Впрочем, разве мучиться в неизвестности по старинке, в ожидании письма, вместо которого в любой момент может прийти похоронка, лучше?

— Нино! — дядя Бручо раздраженно повторил имя задумавшейся отделенной. — Пескоструем уши чистила, что ли?

— На кой черт он мне сдался? — Нино вздохнула, но расписалась в положенном месте.

— Новости посмотришь, — назидательно ответил взводный. — Политинформацию почитаешь. Мало ли для чего такой замечательный электронный агрегат можно использовать? Так, кто тут следующий? Подсветить уже нормально не можете?

Единственными, кто в этот вечер не держал связь с родиной, были Нино и Джамал. Землянин, попавший в Саройю вместе с гуманитарной миссией, сначала не планировал воевать — работы и без этого хватало. Однако полгода назад машина с ним, тремя островитянами-врачами и местным водителем, попала в бандитскую засаду. Иссеченного осколками, с шестнадцатью пулями в теле, Джамала через полтора часа доставили в столичную клинику. Больше не выжил никто. А землянин, на жизнь которого никто из местных врачей не поставил бы и гроша, восстановился практически полностью за десять дней. Чудесная регенерация привела саройцев, не сталкивавшихся с особенностями земного организма, в полный восторг, и врачи уже всерьез собирались, в нарушение собственной этики, немножко порезать больного, дабы пронаблюдать невероятное явление еще раз, однако Джамал сбежал из больницы, нашел сводный батальон рабочих Тяжмаша, в котором у него было множество знакомых, и попросил записать его в ряды интернационалистов. Командование пришло от этого факта междумировой солидарности в некоторую растерянность, однако переговоры с земной миссией в Саройе показали как упертость добровольца с далекой планеты, так и полное бессилие земного «начальства» там, где речь заходила о личном выборе. В итоге Джамал оказался в подчинении у Нино, которая такому пополнению была совсем не рада — черт знает, какие этические заморочки на тему проделывания дыр в себе подобных могли быть у людей, почти два века не знающих войн, да и о государстве давно забывших? Однако в первом же бою Джамал показал себя не только отличным стрелком...

Самой же Нино звонить сегодня было не то что некому, а, скорее, некуда. Отбор в сводный заводской батальон проходил помимо окружных военных комиссариатов, однако это не делало его условия менее строгими — брали только образцовых бойцов. Анфи, на правах учительницы приписанной к заводской коммуне школы, попробовала туда пробиться, но столкнулась с жесточайшей дискриминацией со стороны рабочих. А Нино взяли. Тогда они впервые в жизни серьезно разругались — под конец Анфи начала кричать какую-то несуразицу про то, что она на весь район чуть ли не единственная милиционерка с реальным боевым опытом — даже деликатные соседи невольно стали прислушиваться. В конце концов, обоюдными усилиями им удалось принудить друг друга к миру, но в привычных ласках чувствовалась такая напряженность и натужность, что Нино почуяла неладное. Однако до самого ее отбытия Анфи старалась вести себя как прежде, так что понять, что же она замыслила, не представлялось никакой возможности, а к допросам с пристрастием любимая давно уже привыкла. Первые сеансы связи из Саройи почти убедили Нино, что у Анфи все нормально — насколько может быть «нормальным» положение супруги бойца рабочего батальона, в первом же бою потерявшего четверть личного состава. Однако во время очередного затишья ее неожиданно вызвали в штаб бригады, где взяли подписку о неразглашении того, что так и не было произнесено вслух. Нино поняла: ее любимая теперь тоже сражается на фронте, только не на саройском, а на том, что пафосно зовется «невидимым». Скорее всего, в структурах подпольной компартии Эггро. В Эггро, где с коммунистов живьем сдирают кожу. Где в охранке током и раскаленной решеткой пытают каждого, кто просто попадет в поле зрения органов безопасности. Где учат в опасной ситуации добивать раненого товарища без колебаний, и подпольщики приучаются носить по меньшей мере две капсулы с ядом: одну в воротнике, а вторую, для подстраховки, в более потаенном месте, если уж тебя успели схватить и обездвижить...