Римская карусель (СИ) - Дельта Марк - Страница 25

   - Отец! Я знаю, что ты задумал! - у Кассии сдавило грудь, она говорила через силу, словно выталкивая из себя слова. - Ты сейчас отправишь меня и своего верного Бар-Ханину к некоему Филемону, якобы за деньгами, а на самом деле для того, чтобы ни он, ни я не успели отговорить тебя от решения покончить самоубийством! Отец, не делай этого! Заклинаю тебя Юноной, ради меня, своей дочери, не делай этого!

   Секст Кассий, взяв дочь за плечи, отстранил от себя, глядя на нее расширенными глазами.

   - Откуда ты все это знаешь?! - прошептал он.

   - Знаю, потому что сейчас заново проживаю свое прошлое. Я уже добралась до Филемона и пересчитала деньги, и он дал мне твое письмо. Я прочитала только первую фразу и тут же заморозила время и бросилась в прошлое, чтобы отговорить тебя! Я не хочу тебя терять, отец!

   Секст молчал, не в силах справиться с потрясением. Он хмурился, припоминая что-то, потом вспомнил.

   - Ты не в первый раз упоминаешь путешествия в прошлое, - сказал он наконец. - В тот раз я так и не понял, как ты сумела угадать намерения Этеокла и откуда узнала про арест несчастных Публия и Метелии. Значит, это была правда? Невероятно! Невероятно!

   Кассия, почувствовав, что отец ей наконец поверил, села на табуретку у его ног и долго и горячо говорила ему о своем даре. Она даже поведала о расправе над школьным учителем, так и оставшейся в стертом витке событий. Рассказала о Тайном Божестве и его статуэтке, не вникая в характер своих взаимоотношений с изваявшим ее скульптором.

   - Не убивай себя, отец! - воскликнула Кассия, читая доверие в его глазах и переполняясь надеждой на то, что сумеет его переубедить, - С таким даром я смогу тебе помочь! Мы вместе придумаем, как именно это надо сделать, и я всех нас спасу!

   Но, увы, Секст Кассий горестно глядел на дочь, поеживаясь и кутаясь в тогу. Ему было холодно, несмотря на то, что стоял теплый августовский день. Окно закрывала занавеска, в жаровне даже горел огонь, и пламя металось, отбрасывая багровые отсветы на статуи, отчего те казались тенями в царстве Орка.

   - Я слишком поздно поверил тебе, моя Кассия Луцилла, - произнес Секст. - Вчера я отправился в Палатинский дворец. Сказал, что хочу воспользоваться услугами императорского лупанара, и меня пропустили. Что там внутри творилось, лучше тебе никогда не узнать. Отыскать Гая было нетрудно: он расхаживал из комнаты в комнату и громко выкликивал объявления, призывал мужчин платить деньги за возможность насладиться услугами знатнейших женщин империи. Я сказал ему в лицо все, что думаю о нем. Что он тиран и трус, убийца и кровосос, что он не бог, а опасный сумасшедший. Меня схватили преторианцы. Гай был вне себя от ярости и страха. Он известен тем, что никогда не отменяет своих приговоров. Но твоя мать, Луцилла, ринулась к нему до того, как он успел дать приказ державшим меня телохранителям растерзать меня прямо на месте. Она умоляла Гая простить меня, кричала, что у меня давно помутился рассудок, и поэтому я, дескать, принимаю его за кого-то другого. Как ни странно, Луцилле удалось убедить императора, и он в знак особого расположения к ней разрешил мне самому вскрыть себе вены. При этом Гай несколько раз повторил мне, что если я сегодня не покончу с собой, меня будут убивать "мелкими частыми ударами", чтобы я чувствовал, что умираю. Это его собственные слова.

   Секст Кассий замолчал. В душе Кассии боролись ярость и унизительное чувство собственного бессилия, от которого она за последние годы совершенно отвыкла.

   - К тому же, - добавил Секст Кассий, - я не знаю, скольким мужчинам моя жена успела отдать свое тело за эту неделю. Среди них могли быть даже солдаты и бывшие рабы! Неужели ты хотела бы, чтобы я доживал свой век в сознании такого позора?!

   - Почему Луцилла сейчас не с тобой, если она знает, что это твои последние сутки? - Кассия, считая Луциллу причиной, пусть и косвенной, неотвратимой гибели отца, не желала называть ее "матерью".

   - Мои последние часы, - поправил ее отец. - Ее выпустят из дворца только после того, как посланник императора убедится в моей смерти.

   Секст Кассий встал со своего места.

   - Я не был тебе хорошим отцом, Кассия Луцилла, - произнес он, выпрямившись, напоминая в отсветах пламени героев Софокла. - Ты заслуживаешь намного большего внимания и тепла, чем я способен тебе дать. Между тем, хочу, чтобы ты знала: ты самый необычный человек из всех, кого я знал.

   Он отдернул занавеску и долго молчал, глядя в синее небо.

   - Пришло нам время прощаться, дочь, - произнес он наконец. - Поезжай прямо сейчас к Филемону.

   - Как?! - вскричала Кассия. - Зачем?! Ведь ты собирался отослать меня за деньгами, чтобы скрыть свое намерение покончить с собой. Но сейчас в этом уже нет необходимости. Позволь мне быть с тобой до самого конца!

   - Нет, дочь моя, - Секст взял ее за руку. - Я не хочу, чтобы ты это видела. К тому же деньги, которые ты получишь у Филемона, предназначены для тебя. Твой брат и без того унаследует все остальное - дома, имение, земли. По римским законам, он будет иметь формальное право распоряжаться твоей судьбой и даже жизнью. Какая нелепость! Будто тобой можно распоряжаться! Секст хороший мальчик, но он не ты, у него нет ни твоего ума, ни твоей силы духа, и он легко подпадает под чужое влияние. Если ты с матерью не поладишь, Секст может принять ее сторону. Но я хочу, чтобы моя любимая Кассия Луцилла была защищена и независима от чужой воли. Поэтому я оставляю тебе эти деньги. Прошу тебя, не растрать их попусту! Используй свою рассудительность и сообразительность, за которую тебя так хвалил преподаватель счета, и постарайся преумножить эту сумму. Филемон поможет тебе советами.

   - Я отомщу за тебя, - прошептала Кассия, решившись любой ценой выполнить это обещание.

   - Сейчас я уже готов поверить в то, что такое возможно, - тихо сказал отец. - Но береги себя. Пользуйся своим даром осмотрительно. Не позволяй никому причинить тебе вред. И, пожалуйста, не мсти своей матери.

   Кассия молчала. Она не плакала очень давно - с тех самых пор, как два года назад обнаружила дар. И думала, что при своей неуязвимости и вознесенности над прочими людьми она уже никогда не заплачет. Но сейчас, спрятав лицо в складках отцовской тоги и зная, что это последние мгновения жизни единственного по-настоящему дорогого ей человека, девушка разрешила себе слезы, и они принесли ей какое-то облегчение.

   - Обещай мне не мстить матери, - настаивал Секст, продолжая гладить дочь по златоволосой голове.

   - Ты уходишь из жизни из-за нее, - Кассия говорила, не поднимая головы. - Это все случилось из-за нее!

   - Нет, дочь моя, не из-за нее, - голос Секста Кассия обрел твердость. - Луцилла - жертва надругательства. Пожалуйста, обещай мне, что не станешь наказывать свою мать! Помни: это она спасла меня от долгой мучительной смерти под пытками. Вместо этого я просто вскрою вены и спокойно уйду во сне.

   - Она мне больше не мать, - глухо проговорила Кассия ему в плечо. - Но из любви к тебе я обещаю не мстить этой женщине.

   Отец горестно вздохнул и не стал с ней спорить.

   У Кассии перед глазами мерк свет, ей было больно дышать из-за стиснутого в груди узла, когда она снова добиралась до Велабра через кричащую сутолоку римских улиц. В Велабре юная хозяйка удивила слуг тем, что точно указала им путь к лавке Филемона. Затем она опять считала деньги - теперь уже зная, кому они предназначены.

   Когда же Кассия вернулась в дом, на его воротах уже были вывешены в знак траура листья кипариса, и одетая в черное Пульхра с ужасом говорила ей, что Секст Кассий Пармский вскрыл себе вены.

   Кассия оттолкнула двоюродною сестру и поспешила в свою спальню, чтобы не столкнуться где-нибудь с матерью. Там ей вдруг пришло в голову, что у нее все еще остается неповторимая возможность увидеть отца живым, коснуться его, услышать его голос! Ведь со времени их разговора еще не прошло четверти суток!