Римская карусель (СИ) - Дельта Марк - Страница 58

   Хлоя быстро вошла в дом и, сорвавшись на бег, ринулась в комнату близнецов, не спросив разрешения. Лежащий на кровати прямо в одежде Алкиной воззрился на гостью расширившимися от удивления глазами.

   - Хлоя?! - пробормотал он, садясь.

   Танцовщица смотрела на актера, ломая пальцы и недоумевая, почему ей так важно различать этих двоих юношей. Они выглядят одинаково, у них одинаковые голоса. Почему же ей надо быть не с этим, а с другим? Ведь этот стремиться быть с ней душой и телом. И с ним она всегда может вообразить, что находится с тем. Для этого ей даже не придется закрывать глаза.

   - Алкиной, - участливо произнесла она, - я могу приделать нашивку с рыбой к твоей новой тунике.

   - Спасибо, - юноша был удивлен. - Но я собирался сделать это сам или попросить Лаодику.

   - Я пришью лучше, - улыбнулась Хлоя. Глаза ее почти высохли.

   Не дожидаясь приглашения, она села рядом с ним и, взяв его за руку, стала рассказывать о недавней поездке труппы в Гадес, состоявшейся в отсутствие Алкиноя. Юноша застыл на месте, словно боясь, что прикосновение рук внезапно прервется.

   - Жаль, тебе не было там, - щебетала Хлоя. - Нас так замечательно принимали! Особенно большой успех был у Руфиана, когда он заставил Тарквиния изображать распятого бога. Идея исходила от Александра. Как всегда, она оказалась очень удачной! Ой! Тебе, должно быть, неприятно все это слышать!

***

   На собрании "кентавров" Клеомен сообщил присутствующим, что разработал в целях записи учения Воина-Ибера, как он выразился, "три ключа". Речь шла о разных степенях сложности шифровки текста. По мнению Софиста, растущая сложность могла стать дополнительным препятствием в случае, если бы текст попал в руки людей, не способных понять всю важность сострадания.

   - Часть текста будет записана с помощью первого ключа, - пояснил Софист. - Он самый простой. Латинские слова будут написаны еврейскими буквами, вот и все.

   Сразу же посыпались вопросы.

   - Разве ты знаешь еврейские буквы? - удивился Ювентий.

   - Специально выучил для этой цели, - не без некоторого самолюбования ответил Клеомен.

   - Почему ты выбрал именно этот алфавит? - поинтересовалась Кальпурния.

   - Во-первых, там всего двадцать две буквы. Согласитесь, запомнить их куда проще, чем какие-нибудь замысловатые священные знаки египтян.

   - Но почему нельзя просто воспользоваться латинскими или греческими буквами? - Марк Ульпий, задавая этот вопрос, не скрывал, что услышанное доставляет ему удовольствие. Он, как и Ювентий, с самого начала был против записи, и Клеомен догадывался, что сложность расшифровки отчасти примирит их обоих с тем, что решение принято вопреки их мнению.

   - Потому что в еврейском алфавите нет гласных, и их надо угадывать, - продолжил свои объяснения Софист. - Правда, в отдельных случаях, но далеко не всегда, согласные помогают их угадать. В общем, для того, чтобы понять, какие гласные следует расставить после согласных, а также как разбить текст на слова - ведь в нем нет пробелов, - читателю придется изрядно потрудиться.

   - Ты уже начал писать? - спросил Александр.

   - Да, составил одну страницу, но сразу же столкнулся с некоторыми трудностями, - признался Клеомен. - В этом алфавите иногда разные буквы изображают похожие звуки. Например, есть буква "тет" и буква "тав". Одна служит для твердого "т", другая - для придыхательного "т". Та же двойственность с двумя вариантами звука "к". Я, признаться, иногда путаюсь. Надеюсь, что нигде не ошибся. Очень не хочется замарывать и исправлять.

   - И не надо, - посоветовал Александр. - Ведь знание будет по-прежнему передаваться устно. Запись делается лишь на тот случай, если не останется в живых ни одного из хранителей, что очень маловероятно. Если такое произойдет, пусть человек, в чьи руки попадет текст, докажет, что достоин такого знания, хотя бы тем, что не поленится поломать голову, преодолевая загадки текста, в том числе и не совсем точные буквы.

   - Вот и хорошо, - Клеомен был доволен, что никто не стал уговаривать его переделать уже написанное из-за одной буквы.

   Первый ключ Клеомен предполагал использовать для записи знаний о таких предметах, как сходство яви и сна, принципиальная возможность воздействия на явь, знание о том, что, научившись управлять сном, можно научиться управлять реальностью, сведения о существовании орбинавтов от рождения, а также конкретные упражнения для осознания сновидений и управления ими.

   Второй ключ состоял в том, что для понимания текста необходимо было поменять каждую букву на другую, с определенным сдвигом в еврейском алфавите, и лишь после этого можно было прочесть получившийся набор букв на латыни. Таким способом Клеомен решил записать наставления о воздействии на явь, сведения о глубине ствола, идеальном теле орбинавта, вечной юности, и об особых явлениях, таких как замедленное мышление и нестабильность яви в тех случаях, когда орбинавт действует вблизи глубины ствола.

   - Не думаю, что кто-либо способен прочесть столь замысловатый набор букв, - высказала свои сомнения Кальпурния. - Зачем вообще писать то, что невозможно прочитать?

   - Уверяю тебя, дорогая супруга, при желании такой текст вполне можно прочитать, - заверил ее Марк. - Необходимо лишь немного догадливости и изрядная настойчивость.

   - Неужели есть и третий, еще более сложный ключ? - спросил Александр.

   - Третий ключ это предмет, - Клеомен торжественно извлек из складок своей хламиды небольшой пергаментный квадрат с несколькими вырезами. - Этот ключ необходимо приложить к странице и читать только те слова, что попадут в вырезы. Все ненужное будет закрыто пергаментом.

   - Неплохо придумано! - похвалил Ювентий.

   Чем сложнее были ключи, предлагаемые Клеоменом, тем в большей степени бывшие противники идеи записи - Марк и Ювентий - становились ее сторонниками.

   Второй ключ был, по замыслу Софиста, предназначен, помимо уже сказанного, для записи сведений о следах в сознании и перерождении, а также о том, что глубина ствола не может превышать суточной длительности.

   - Кроме того, - сообщил Клеомен в заключение, - я предполагаю, что в будущем может возникнуть необходимость делать дополнения к тексту. Предположим, какому-нибудь из нас удастся стать орбинавтом, благодаря упражнениям. Возможно, такой счастливчик на пути к своей цели разработает новые методы или сделает открытия, не упоминаемые в учении Воина-Ибера. Думаю, дополнения тоже лучше делать с помощью третьего, самого сложного, ключа.

   Разговоры о целесообразности шифровки тремя методами растянулись допоздна. Актер, бывший центурион и врач, как это уже неоднократно бывало, остались на ночь у гостеприимных Ульпиев. Александр знал, что о нем беспокоиться не будут, так как родителей он предупредил.

   Утром, вернувшись домой, он застал приемных отца и мать в весьма унылом расположении духа. Глаза Лаодики были красными после бессонной ночи и пролитых слез.

   - Алкиной все-таки узнал о случае с тем выступлением в Гадесе, и оставил нас, - сообщил мимограф, виновато косясь на жену.

   - Когда это было, и куда он ушел? - спросил Александр.

   - Вчера вечером, - ответила, всхлипнув, Лаодика.

   Быстрый подсчет подсказал Александру, что его глубина ствола, составляющая лишь около восьмой части суток, не позволит вернуться в прошлое и повлиять на брата. Да и как он мог бы на него повлиять? Что теперь значили для Алкиноя слова человека, одержимого, как он считал, "бесовской гордыней"?

   - Матушка, - участливо произнес Александр. - Дети вырастают и покидают родителей. Это не трагедия. Алкиной все равно останется любящим сыном и братом. В труппе же он в последнее время чувствовал себя очень скверно, ведь его вера не позволяет мириться с нашим занятием. Так будет лучше для него.