Шагни в Огонь. Искры (СИ) - Мичи Анна "Anna Michi" - Страница 95
- Предыдущая
- 95/116
- Следующая
– Льдянка! – имя упало упрёком. Сойка сокрушённо покачала головой. Ведь птенчик знает, что нехорошо смеяться над гостями. Даже когда их нет рядом – нехорошо. И в то же время у нарии не хватит сил ругать младшую, картина-то и вправду весёлая.
– Извините, – девушка постаралась успокоиться: глубоко вдохнула, сложила большие и указательные пальцы треугольником и с выдохом распрямила руки, отводя его от груди.
Какой странный жест – похожие делают некоторые маги, когда колдуют, ну и жрицы иногда.
– Знак отрешённости. Помогает взять себя в руки, – пояснила Льдянка, словно заметив опасения на лице старшей. – Никакой магии, чистая психология. Меня папа научил.
Будто бы мысли читает! Или Сойка настолько поддалась влиянию открытого характера птенчика, что перестала скрывать эмоции? Нария недовольно нахмурилась, попыталась повторить жест, показанный Льдянкой. Помогло! Словно холодным ветром овеяло, в разуме поселился покой.
– Папа говорит, что беспокойство и весь мир сосредотачиваются на кончиках пальцев и перестают будоражить голову.
– Твой отец, должно быть, очень интересный человек. Хотела бы я с ним познакомиться, – синеволосая вдруг сообразила, что за два года пребывания в нарайе девушка впервые заговорила о семье. До этого Льдянка всё дичилась, отмалчивалась. Пожалуй, вот так непринуждённо птенчик с Сойкой разговаривают впервые – то утро, когда Льдянка призналась, что попала в Хоко в наказание, в расчёт не идёт.
– Боюсь, у вас нет шансов. Мой папа не посещает нарайи, – девушка улыбнулась. – Можно, я ещё спрошу?
– Да, конечно, – нария позволила девушке уйти от разговора о семье. Не всё сразу. Дикая птаха не летит сразу в руки, она привыкает к птицелову постепенно. Возможно, в следующий раз Льдянка расскажет больше.
– Если мужчины культурно просвещаются с нариями, проблемы решают в нарайях, дела обсуждают с друзьями и партнёрами, а чувства тоже для нарий берегут, то для чего им жёны нужны? – глаза честные, светлее январского неба, девочка-цветок, но как спросит что-нибудь, так сомлеть впору.
Нет, ну как на такое ответить?! И самое главное – что?!
– Не знаю, – Сойка решила сказать, что думает. – Я ведь не была женой. Может, чтобы было к кому возвращаться. А может, чтобы было от кого к нам уходить. Тут тебе лучше у них самих поинтересоваться… – нария осеклась. Ведь Льдянка же спросит, действительно спросит.
– Я уже интересовалась у Туоррэ-илиэ, – смущённо созналась беловолосая ученица. Помолчав немного: – Два раза спрашивала. Его ответы мне не понравились.
– И что он сказал? – женщина в зелёном абито позволила себе проявить любопытство.
– Первый раз отшутился, что детей делать, – Льдянка недовольно надула губки, вспоминая рыжеволосого. Нария закашлялась: «отшутился» – подобные пошлости молоденьким девочкам обычно не говорят. – А второй раз сказал, что жена ему нужна для карьерного роста. Она у него дочь какого-то министра-конкурента, и женившись он заключил с ним политический союз.
– Льдянка, могу и я задать вопрос? – Сойка решила воспользоваться разговорчивостью младшей.
– Попробуйте, – собеседница хитро усмехнулась. – Но ответа я давать не обещала.
– Тебе повезло, – Сойка пропустила мимо ушей неподобающую вольность, – хотя ты ещё птенчик, у тебя уже есть личный гость. Причём, гость важный – сын и будущий преемник министра внутренних дел. Вспыльчивый, привыкший ко вседозволенности молодой человек, – нария постаралась тщательно подобрать слова. – И он тебе не нравится. Почему ты продолжаешь с ним общаться? Ведь не потому, что так предписывают правила Хоко?
– С чего вы взяли, что не нравится? – в голосе Льдянки скользнуло удивление.
– Чайка рассказала мне о том, как вы познакомились. Вашу вторую, третью, четвёртую и многие последующие встречи я наблюдала сама. Из чего и делаю выводы: в близком общении он тебе неприятен. Это видно из жестов, из того, как ты подаёшь чай... Ты стремишься хранить дистанцию.
– Чтобы общаться с кем-то, совершенно необязательно виснуть на нём по поводу и без, – девушка брезгливо подёрнула плечами, видимо, вспомнив поведение ластящейся ко всем гостям подряд Кукушки. – Туоррэ-илиэ интересный. Он со мной разговаривает, не читая нотаций за все мои ошибки, – птенчик запрокинула голову, опёрлась затылком о спинку скамейки, устремив взгляд в небо. – Он серьёзно выслушивает все мои глупости. Он меня смешит. Он добрый.
Это младший Туоррэ добрый?! Человек, по вине которого из Венка лет десять назад выгнали Маргаритку, по определению не может быть добрым и хорошим. Мелочный, взбалмошный мужчина! Он действует прежде всего в угоду своим желаниям, не думая, что при этом калечит чужие жизни.
Когда после того скандала в Венке старший Туоррэ-илиэ привёл сына в Гнездо, решив покончить со сплетнями простой сменой нарайи, а заодно и основать семейную традицию совместного отдыха, хокоские нарии принесли жертвы Огню, чтобы рыжеволосый не стал постоянным гостем их домиков. И Огонь их услышал – Эрилен Туоррэ с компанией друзей появлялся в Хоко лишь эпизодическими набегами не чаще пары раз в год, своим незабвенным присутствием каждый раз одаривая новую беседку.
Сплетни утихли, о скандале забыли. Новое поколение птичек и птенчиков смотрело на бесхозного гостя уже не со страхом, а с интересом. Но он, к счастью, не стремился найти постоянную хозяйку своему досугу. Пока не встретил Льдянку…
Маленький неуклюже-диковатый птенец дома Полутеней пробудил охотничий азарт Туоррэ-илиэ. Как паук-птицеед, рыжеволосый зачастил в Хоко, выпытывая у его обитательниц информацию о неуловимой белопёрой, втираясь в доверие.
А Льдянка позволяет Туоррэ-илиэ расставлять силки: воспринимает всё на удивление беспечно – не как охоту, а как игру, – с ленивым равнодушием разрешая себя ловить. Это наталкивает на мысль, что птичка может оказаться несъедобной. Нельзя вести себя так беззаботно, если у тебя нет ядовитых когтей и ты не убедилась, что паук вегетарианец.
Однако это шаткое равновесие сохраняется вот уже который год. Ловкости, с которой шестнадцатилетняя едва девочка, почти ребёнок, управляется с опасным гостем, могла бы позавидовать и гораздо более опытная нария.
– А почему вы спрашиваете, Сойка-нии? – ученица горько усмехнулась. – Неужели, уделяя гостю внимание, я опять делаю что-то предосудительное?
Бедная девочка! В Хоко её так замучили нотациями, что в любом вопросе ей чудится упрёк. А старшая только хотела предостеречь. Но, наверное, не стоит: девушка не последует совету, обязательно поступит наоборот.
– Просто стало интересно, что может заставить тебя подчиняться правилам, а не нарушать их, – ответ показался притянутым за уши даже самой Сойке, но Льдянка, кажется, не обратила внимания, успев задуматься о чем-то своём.
На некоторое время разговор затих. Младшая продолжала следить за бегом облаков по темнеющему небу, точно собираясь с силами спросить что-то важное. Или не спросить.
В небе можно утонуть – тихо захлебнуться в бархатисто-холодной синеве, рассыпаться на множество осколков-звёзд, раствориться, забыть.
В небе так легко утонуть. Нужно лишь прекратить держаться за окружающий мир – отпустить скамейку, перестав вжиматься в неё спиной и затылком, больше не слышать мелодию голоса синеволосой женщины, что сидит рядом, – отпустить себя на волю. Забыться и упасть вверх, в затягивающую глубину, позволить небу заполнить лёгкие…
– Вы когда-нибудь бывали у моря? – тихо-тихо, всё ещё запрокинув голову и упираясь макушкой в спинку скамейки, адресуя вопрос облакам.
– Нет, ни разу, – облака никогда не ответят в голос: слова произнесла Сойка.
– Хиэй не хватает моря: тихого шелеста, прохладной свежести, солоноватого привкуса волн, – Льдянка облизнула губы. Нестерпимо сильно захотелось вдруг очутиться на набережной, пройтись пешком от Русалки до самого Пирита, почувствовать запах соли и тины, а потом сидеть рядом с Тайо на пирсе и есть чуть подтаявшее мороженое, наблюдая за тем, как белые треугольники парусов играют в пятнашки. Захотелось домой.
- Предыдущая
- 95/116
- Следующая