Лицо под маской (СИ) - Дашевская Анна Викторовна "Martann" - Страница 30

— Сокол, значит… — лицо Чинции заострилось. — Хотите, дамы, я вас повеселю? Однажды я получила аналогичное предложение. Практически слово в слово. Только мне тогда было всего пятнадцать…

Беатриче взяла ее за руку и сочувственно сжала.

— Ужас какой, — сказала она. — Мне все-таки было уже двадцать, и я росла в компании мальчишек, умею за себя постоять.

— Да, а я в пятнадцать лет отлично знала все формулы алхимического превращения металлов, могла бы, наверное, водяной плетью слона убить, а такого вот старого развратника испугалась.

— И что ты сделала?

— Пошла к дяде и все ему рассказала. Я не сказала, это было на ежегодном праздничном обеде в Ка”Контарини, а на этот обед приглашают только нобилей. Поэтому мне кажется, что истории наши про одного и того же человека. Вот только герб такой мне незнаком, он не венецианский… — Чинция длинно выдохнула, встряхнула головой и улыбнулась. — На следующий день я уехала учиться в Медиоланум, в магическую школу-интернат. Там было, конечно, довольно строго, но здорово.

— И кто был этот… нобиль, удалось выяснить? — поинтересовалась я.

— Не спрашивала. Тогда не спрашивала, а вот сейчас непременно спрошу.

— Погоди минуту, — я позвонила в колокольчик и попросила синьору Пальдини принести нам по бокалу белого вина. Ну и что, что нет еще полудня? Кажется, нам всем нужно остыть.

Вино было ровно нужной температуры, несколько кусочков острой горгонцолы с медом окончательно подняли мне настроение, и. отставив бокал, я предложила:

— Давайте так, дорогие мои: вечером мы все при любых обстоятельствах увидимся с Пьетро. Вот и обсудим с ним и эту историю, и прочие вопросы. А сейчас, я думаю, тебе, Беатриче, предстоит встреча с маникюршей, косметичкой и прочими кудесницами.

— А зачем мне косметичка, если я буду в маске? — удивилась девушка.

— Ну, хотя бы просто для удовольствия! — фыркнула Чинция. — И потом, сама подумай, в маске ты будешь два или три часа, а лицо тебе всю жизнь носить! Его беречь надо, а мне что-то подсказывает, что в монастыре у тебя со смягчающими масками было плоховато. И, знаешь что? а попробуй пока до салона и после него побыть в маске! Может, тебе моретта не подойдет категорически, тогда надо будет другую выбрать. Кстати, проверим, можешь ли ты в ней говорить…

Проверка показала, что говорить моретта не мешает, но тембр голоса изменяет. У меня засигналил коммуникатор, и я махнула девушкам рукой, выпроваживая их. Слава светлым богам, звонила Альма!

— Ну, наконец-то! — воскликнула я, увидев ее лицо на экране. — Я тут без тебя просто как без рук! Где ты?

— Совсем рядом, у меня оказалась оказия до Медиоланума, так что сейчас я сяду в поезд и буду в Венеции через три с половиной часа, — невозмутимо сообщила моя секретарша.

— Прекрасно! Я встречу тебя на вокзале.

Отключившись, я готова была от восторга сплясать джигу, если бы умела. Конечно, синьора Пальдини с домом управляется прекрасно, все происходит будто бы само собой, но вот деловые вопросы тоже требуют решения… На радостях я связалась с Родерико Ди Майо и сообщила, что, весьма вероятно, проблема наша будет решена к концу следующей недели. Пообещав держать его в курсе, я отключилась и вдруг поняла. что ужасно хочу спать, вот просто сил нет держать глаза открытыми. Попросила синьору Пальдини разбудить меня через два часа и еле добрела до спальни…

Венеция встречала Альму Хендерсон мелким дождичком и довольно сильным ветром. Массимо подхватил ее чемоданы, я взяла шляпную коробку и мы почти побежали к стоянке гондол. На причале Альма затормозила, и ее лицо, обычно невозмутимое, приняло встревоженный вид.

— Это что, мы на этом будем добираться?

Я обернулась: рука в серой печатке указывала на мою гондолу — обычная гондола: черная, узкая, длинная, с высоким носом и кормой, с черной же кабиной и красными бархатными подушками на сиденьях.

— Ну, да, конечно. На чем же еще?

— Там вода! И ветер!

— Альма, — я заговорила чуть громче, чем следовало, чтобы заглушить непочтительное фырканье Массимо. — В Венеции всюду вода. И транспорт только такой. Даже скорая помощь и городская стража передвигаются на лодках. В этом нет ничего страшного, поверь мне.

Она мученически вздохнула.

— Ты же знаешь, меня укачивает!

— Первый раз об этом слышу, — пожала я плечами, подталкивая ее ближе к лодке. — И Массимо управляет гондолой гораздо лучше, чем Райан, который пытался водить экипаж.

Этот аргумент должен был ее сразить: Райан, предмет последнего недолгого романа Альмы, сумел разбить три экипажа, прежде чем понял, что дешевле нанять водителя.

Моя секретарша мученически вздохнула и полезла в гондолу.

Когда Массимо вывел лодку на простор лагуны, ветер разогнал тучи, и выглянуло солнце. В золотой дымке перед нами покачивалась на волнах Венеция, Серениссима, прекраснейший город мира. Сияли купола церквей Единого, нестерпимо блестели острые шпили храмов Великой Матери, возвышалась над площадью Сан Марко красная кирпичная Кампанилла, сверкали волны лагуны и парили над ними чайки. Обе мы, словно завороженные, не могли отвести глаз от силуэта города, ждущего нас впереди.

Синьора Пальдини и Альма Хендерсон смотрели друг на друга без удовольствия. Да что там: глядели они так, будто готовы были немедленно схватиться, словно два пса за мозговую кость. С трудом вытряхнув из головы образ почтенных дам, вырывающих одна у другой полуобглоданный мосол, я строго сказала:

— Значит, так! Синьора Пальдини, дом и все хозяйство остаются на вас; лучшей домоправительницы я в жизни не видела! Синьора Хендерсон будет заниматься только и исключительно моей работой. Альма, насколько я помню, для тебя всегда было загадкой, откуда берутся яйца и картошка, и как обновлять заклинания уборки, поэтому к домашним делам ты все равно непригодна. Это всем понятно?

— Да, синьора, — экономка присела в реверансе, мазнула по Альме чуть высокомерным взглядом и спросила, — в какую спальню селить синьору Хендерсон?

— В голубую. Пожалуйста, попросите Джузеппину подать ужин не позднее семи. Мы с Беатриче сегодня идем на прием в Ка”Торнабуони, а Альма захочет пораньше лечь с дороги.

Повторив реверанс, синьора Пальдини ушла, а я повернулась к секретарше.

— Что это было, Альма? — поинтересовалась я самым суровым тоном, на какой была способна. Когда-то от такого тона операционная сестра упала в обморок, и большой ее удачей было то, что шлепнулась она на пол, а не на пациента. Подействовал этот тон и сейчас: женщина вздрогнула и опустила глаза.

— Прости. Что-то я, и в самом деле, устала, со вчерашнего дня все еду и еду. Да еще лодка эта… — она потерла глаза. — Действительно, поужинаю и лягу пораньше, разберу вещи завтра.

— Завтра мы с тобой займемся работой, а вещи разберет горничная, — отрезала я. — Все, иди, устраивайся, а я приведу в порядок внешность. Как справедливо сказала Чинция, это лицо мне еще всю жизнь носить.

Прием в честь дня рождения главы клана Торнабуони был блистателен. Около пяти сотен человек, а также какое-то количество эльфов и два или три гнома, собравшиеся в Белом зале Ка”Торнабуони, чтобы поздравить мэтра Джан-Луку с очередной датой жизни, были воистину crème de la crème венецианского общества. Нобили, маги, члены Совета судей, дамы в масках и без; бриллианты и сапфиры, веселая болтовня и деловые переговоры… Я вздохнула и поискала взглядом свою подопечную: Беатриче пользовалась таким успехом, что можно было бы при желании еще до конца вечера выдать ее замуж раз пять или шесть, причем за самых лучших женихов. Вот сейчас она танцевала с невозможно красивым эльфом, и весело смеялась какой-то его шутке.

— Добрый вечер, Нора, — услышала я за спиной мужской голос.

— Добрый вечер, Пьетро.

— Вы решили сегодня снова надеть маску?

— Да, — я дотронулась до шитой серебром белой “коломбины”. — Моя воспитанница в “моретте”, ну, а я из солидарности с ней…