Товарищ маузер(часть сборника) - Имерманис Анатоль Адольфович - Страница 24

• Предыдущая
• 24/52
• Следующая

Всего лишь несколько метров отделяют его от Робиса, а следовательно, и от грядущих благ.

Не спуская глаз с Робиса, голова которого, словно буй, поднималась над морем людей, полицейский агент бросился в толпу. Однако пробраться вперед ему не удавалось. Никто не отталкивал его, не поднимал на него руки, но дорогу преграждала чья-то широкая, нечувствительная к ударам грудь. Он сунулся в другое место и натолкнулся на такое же препятствие. Повсюду он видел насмешливые лица и слышал эту сотрясающую воздух песню, от которой гудело в ушах. Близок Робис, да не достать его!… Вот людское течение относит его все дальше и дальше, а вместе с ним уплывают надежды на деньги и повышение… Агент сунул руку в карман за оружием, но обратно вытащить ее не смог. Не пошевелить было и другой рукой – плечи и локти рабочих так сдавили его, что он с трудом дышал. С места сдвинуться было невозможно.

– Пой, гаденыш! – крикнул кто-то. – Иль господа бога не боишься?

– Помогите! – заорал он благим матом, не видя никакой возможности воспользоваться свистком.

– Еретик! – Человек впереди него обернулся, осенил себя крестным знамением и ударил его в лицо. – Антихрист!

Со всех сторон его толкали, щипали, пинками подгоняли вперед. Шествие, пополнявшееся всё новыми и новыми демонстрантами, вышло на улицу. От злости, тычков и насмешек в голове у шпика окончательно помутилось. Толпа несла его, переворачивала, швыряла. И последний, самый сильный пинок отбросил его к подворотне. На лбу быстро выросла шишка, и что-то давило на шею. Кружка для подаяний Армии спасения. В дикой злобе агент швырнул ее вдогонку шагающей колонне. Встревоженные трелью свистка, сбежались городовые и шпики тайной полиции.

– Задержать! – прохрипел агент.

Околоточный развел руками:

– Так что не сможем. Кабы казаков вызвать, тогда возможно…

– Скорее, скорее! – сипел агент. – Задержать этого длинного бомбиста!

Кто-то бросился вдогонку. Околоточный безнадежным взглядом посмотрел вслед демонстрации, насчитывавшей уже многие сотни людей.

– Который?

– Да вон он! – крикнул было агент, но тут же осекся: Робис уже скрылся из виду.

В Риге было два вокзала. Динабургский, с которого по Орловской железной дороге поддерживалась связь с губерниями и городами России, и Тукумский на Карловой улице, куда, кроме пригородных, прибывали и поезда из-за границы. Сейчас здесь царила неописуемая суматоха. Почти одновременно к перрону подкатили два состава. Первый отправлялся в Варшаву. Второй привез пассажиров из городков, местечек и курортов Курляндии. Оба паровоза тяжело дышали, выбрасывая под навес клубы дыма и пара. Ветер подхватывал их и гнал на людей, заставляя их чихать и кашлять.

Лишь привычные ко всему торговки яблоками продолжали громко расхваливать белый налив и графенштейн, который не успели сбыть на базаре:

– Возьмите, барыня! Сочные, сладкие, что твой мед! Берите за полцены, лишь бы назад не везти!…

Столь же энергично предлагали свои услуги тележечники в красных фуражках с надписью «Экспресс» и силачи из «Рижской артели» в синих головных уборах. Однако проворнее всех оказывались вокзальные носильщики в белых фартуках. Словно муравьи, сновали они вдоль длинного приступка, опоясавшего вагоны немецкой конструкции, протискивались во все двери, тащили тюки через окна и бесцеремонно толкали тех, кто сам нес свои пожитки. Гораздо солиднее вели себя слуги из гостиниц. Расхаживая вдоль состава, они привлекали внимание прибывших возгласами на немецком и русском языках:

– Останавливайтесь в гостинице «Три розы»! Солидное заведение в самом центре города с первоклассной кухней!… «Колумбия»! «Колумбия»! Комнаты с оплаченным завтраком!… «Франкфурт-на-Майне»! Владелец Юлиус Мациг за умеренную плату предоставляет максимум удобств и создает атмосферу семейного пансиона!

Служащие известных гостиниц даже и не думали надрывать свои голоса. Расположившись на видном месте, они держали вывески над головами и не сомневались, что золотые надписи «Отель де Ром», «Санкт-Петербург» и «Метрополь» говорят сами за себя.

И действительно, почти все, кто выходил из спальных вагонов, направлялись прямо к ним. Тут были помещичьи семейства, которые, побросав свои усадьбы и замки, искали убежища в городе. Папаши в зеленых камзолах, мягких шляпах, высоких ботинках на шнурках и с двустволками за плечами делали вид, будто возвращаются с очередной охоты. Их дородные супруги были не в силах скрыть на своих лицах выражение панического страха. Встревоженными выглядели и их старшие сыновья, по традиции обучавшиеся в немецких университетах. Но каникулы они обычно проводили в родительских поместьях, наслаждаясь вольготной деревенской жизнью. Лишь малолетние отпрыски, которых вели за руки гувернантки, не выказывали признаков беспокойства. Два озорника в бархатных курточках, заметив на перроне шевелящийся мешок, из которого доносилось жалобное поросячье хрюканье, мигом перерезали бечевку. И поросенок, обретя неожиданную свободу, бросился наутек от голосившей хозяйки.

В сопровождении свиты правоверных на перроне показался знаменитый варшавский раввин. Он приезжал сюда специально за тем, чтобы вынести соломоново решение по ряду наболевших вопросов религиозного ритуала, и теперь отправлялся в обратный путь, увозя с собой солидный гонорар, соответствующий его высокому авторитету. Опасаясь встретиться взглядом с представительницами противоположного пола, раввин опустил очи долу и лишь в последний миг заметил, как нечистая тварь с диким визгом юркнула под его длиннополый, до щиколоток, лапсердак. Все благочестие раввина будто ветром сдуло – шутка ли! Его вера даже прикасаться запрещает к этому поганому животному! Размахивая сложенным черным зонтиком, он бросился вперед и, потеряв по дороге черную шелковую ермолку, залез в тамбур ближайшего вагона, откуда разразился нескончаемым потоком проклятий в адрес нечестивых гоев.

Происшествие с раввином и поросенком привлекло внимание лишь нескольких коммивояжеров. Они хоть и вечно спешили, но не пропустили возможности пополнить свой запас анекдотов и на минуту задержались. За последние месяцы им все реже удавалось заключать сделки, но они не унывали и с обычной энергией рыскали в поисках клиентуры. Страдная пора настала лишь для агентов страховых обществ, в особенности тех, которые гарантировали возмещение убытков от огня.

В шумливой и пестрой вокзальной толпе было также довольно много офицеров с сопровождавшими их денщиками. У тех, кто отправлялся в отдаленные гарнизоны, вид был помятый после прощальной попойки и далеко не воинственный. Зато другие, в парадных мундирах и начищенных сапогах, уже заранее предвкушали удовольствие от наступающего отпуска и охотно позволяли цыганкам погадать на даму сердца или на очередное повышение в чине.

Ничего хорошего не сулило будущее оборванным польским и литовским сельскохозяйственным рабочим, которые осаждали последний вагон, подняв над головами свои жалкие баулы и котомки. Не было у них ни билетов, ни денег. А домой попасть надо… Проделав долгий путь в надежде подработать несколько рублей на уборке урожая, эти несчастные теперь не знали, за что приняться. Слухи о том, что в Курляндии и Лифляндии неспокойно, докатились и до их родных деревень, но разве из-за этого не надо убирать урожай? По неграмотности они газет не читали и, как обычно, приехали сюда. А тут, на месте, им пришлось убедиться, что работы в этом году нет и не предвидится.

Между двумя поездами, стоящими на соседних путях, царила такая невероятная сутолока, что агентам Регуса ничего не стоило оставаться незаметными. Из-за газетного киоска, прячась в тени телеграфного столба, полицейские в штатском платье вглядывались в пассажиров. Сегодня им было велено выследить только одного определенного человека – Парабеллума. И наконец он появился. Появился так внезапно, что нельзя было понять – вышел ли он из вагона или собирался уезжать?

• Предыдущая
• 24/52
• Следующая