Сердце. - Мейер Лана - Страница 7

— Что? Мам, что ты такое говоришь? Что? — мой язык начал заплетаться, но я уже не шептала, как прежде. Спящий голос словно прорезался через легкие и вышел на волю. Хотелось кричать, лишь бы заглушить дальнейшие слова мамы.

— Дорогая, прошу. Успокойся…чтобы пойти на поправку, ты не должна волноваться.

— КАКУЮ ПОПРАВКУ, МАМА? Отведи меня к Нику! Я хочу видеть его, Господи. Ты лжешь мне! Лжешь! — боль пришла с опозданием, но в троекратном размере.

И теперь она была не в голове, даже не в груди и сердце, а во всем, черт возьми, теле.

Я крепко сжала веки, желая проснуться от этого кошмара. Но в темноте перед моим взором замелькал калейдоскоп из картинок, которые наносили раны на голое тело. На обнаженную душу. Теперь уже никем не защищенную.

{То, как Ник улыбался мне в последнюю ночь. То, как его руки скользили по моим волосам, с нежностью собирая их на затылке.

— Я собираюсь загладить свою вину, Мика… — шепчет он, улыбаясь. Я трусь щеками о его щетину и нахожу родные губы. Ссора забыта, словно ее и не было. — Я сделаю моей девочке очень хорошо, чтобы она меня простила.

— Тебе придется очень, очень хорошо постараться… — отвечаю, чувствуя как его руки обвивают мою талию. Ник плотно прижимает меня к себе, не собираясь отпускать.

Не отпускай, так и не отпускай…}

Воспоминание рассеивается, сменяется другим. Сколько еще часов назад…? Сколько дней я лежу здесь? Сколько дней назад все еще было хорошо? Все еще можно было исправить. И сейчас можно.

— Мама, когда он очнется? — мой голос срывается.

— Милая, он не очнется.

Я хочу что-то сказать, задать этот вопрос снова, но слова застревают в горле, образуя там снежный ком, который раздувается внутри.

— Он…он принял удар на себя, милая. Слишком много стекла, сильный удар…я была не в силах выслушать то, что сказал мне врач. Его травмы были несовместимы с жизнью. Они зафиксировали смерть мозга почти сразу. Мне оставалось только молиться за тебя. У тебя сотрясение мозга, ушибы, перелом…

В ушах зазвенело. А потом я словно упала в пропасть, все мое тело дернулось, будто моя способность шевелиться вернулась ко мне, но только для того, чтобы разрушить все, что попадется мне под руку.

— ГДЕ ОН? Верни мне его…верните мне его! Я не хочу в это верить! Он жив…он рядом со мной, он жив в моем сердце, — из груди раздался нечеловеческий вой, мама закрыла лицо руками, не в силах смотреть на меня в таком состоянии. Я впилась ногтями в свою грудь, моим пальцам мешали эти дурацкие присоски, и я начала с диким остервенением срывать их с себя.

— Милая, пожалуйста…пожалуйста, — молила она, но я будто не слышала. Она накрыла меня своим телом и попыталась крепко обнять, но я не хотела этого.

Я ничего не хотела. Кроме одного — прижаться к Нику. Почувствовать, как он дышит. Почувствовать биение его сердца.

Сколько раз я засыпала на его груди, слушала этот стук и даже не задумывалась о том, насколько это много? Какое это простое и элементарное счастье — слышать ритм его сердца.

Казалось, я готова отдать все за еще одну такую ночь. За один час.

{За один миг.}

{За еще один удар его сердца.}

{Но Ника больше нет.}

— Я В ЭТО НЕ ВЕРЮ! Я НЕ ХОЧУ В ЭТО ВЕРИТЬ! Мы должны были столько всего сделать! Мы хотели…мы планировали…мам, знаешь… — все мои воспоминания о наших мечтах и планах разбились. Все то, что мы строили все эти годы, разрушилось за одно мгновение.

Мы вместе строили наш дом, наш храм любви, работая над каждым его кирпичиком, но он распался, словно был замком из песка.

И я не знаю, не знаю, смогу ли я смотреть на его руины. Я не знаю. Я не смогу без Ника. Даже не так: я не хочу без него.

Я не знаю, как мне жить без единственного человека на земле, который любил меня так сильно, что заставил измениться. Мой муж, это человек, с которым я расцвела несмотря на то, что всю жизнь была гадким утенком.

Он был моим лучшим другом, моей опорой, фундаментом, всем. А теперь он ушел.

{Не отпускай…и я не отпущу тебя.}

— Я хочу с ним попрощаться, — сипло прохрипела и вновь повысила голос. – Отведи меня к нему! Я уверена, что это не он! Это не может быть он! Отведи! Дай мне с ним попрощаться…

— Милая, все это не в моих силах…ты слишком долго пролежала без сознания, и его уже пришлось…

— НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ! НЕ ГОВОРИ ЭТОГО! Я ХОЧУ С НИМ ПОПРОЩАТЬСЯ! — находясь в бреду, повторяла одно и то же. — Дайте мне с ним попрощаться!

Я рывком сорвала с себя все провода, не ощутив свободы. Я хотела встать, вскочить, взлететь с этой гребанной койки…и не могла. У меня не было сил.

Боль в ноге стала такой адской, что затмевала крошечные крупицы разума.

— Милая, ты сделаешь себе только хуже. Боже, да что-такое, где врачи?! Дурацкая красная кнопка…

Я забилась в конвульсиях, мелкая дрожь посылала по моему телу миллионы мерзких мурашек — у меня было такое чувство, словно по мне ползли муравьи и щекотали меня своими отвратительными мохнатыми лапками. И я хотела сорвать их с себя.

Снять вместе с кожей.

Я впивалась в свои предплечья и грудь ногтями, желая содрать ее, избавиться от этой кожи и выкорчевать вместе с воспоминанием об этой боли.

Дверь распахнулась и в комнату ворвались люди в голубых халатах.

— Доктор Штейн, пожалуйста…сделайте что-нибудь. У нее истерика.

— Лорел, ты знаешь, что делать, — едва различала их голоса, но кто-то схватил меня за плечи и придерживал.

— Моника, ты не должна волноваться. Все будет хорошо, — игла слишком быстро проникла мне под кожу, и я сразу почувствовала действие введенного препарата.

Притупление всех чувств наступило мгновенно.

Боль в ноге исчезла, а голова теперь не болела — все сознание проваливалось в сон и последнее, что я видела, это как мама наклоняется, чтобы вновь обнять меня.

Моя рука с несвойственным мне спокойствием обвила ее в ответ.

— Прости, доченька. Ты должна набраться сил. Все будет хорошо.

Все будет хорошо? Три слова, которые могут решить все проблемы?

Как все может быть хорошо, когда «всего» уже нет?

Это последний вопрос, который отстучал в моих словно раздавленных висках, и я провалилась в глубины своего сознания.

{Только бы мне приснился Ник.}

[Flashback. Университет.]

Я отложила в сторону учебник по теории права и потянулась за тем, что мне действительно интересно. Артур Бартоу «Актерское мастерство. Американская школа.»

Я не могла сосредоточиться на скучной теории, особенно в такой обстановке: слишком сильно любила это место. Сидя на траве под деревом, расположенном на холме перед самым первым зданием кампуса моего колледжа, я наслаждалась моментом. И идеальней этот момент могли сделать только знания, которые пригодятся мне…никогда они мне не пригодятся.

И хватит себя обманывать. Почти год назад я поступила на юридический и получила стипендию, о которой многие могут только мечтать — и все благодаря моим родителям, которых я не собиралась разочаровывать. Они слишком много сил вложили в меня, чтобы я вдруг помахала высшему образованию рукой и устроилась бы куда-нибудь на съёмочную площадку в малобюджетный сериал и была бы там девочкой на побегушках. И все же…мысли о сцене не покидали меня.

Хотя бы о сцене, а не о фильме, что было пределом моих мечтаний. Я нервно теребила в руках листовку, которую получила от девочек из группы по актерскому мастерству — они объявляли набор молодых талантов, но я-то знала, что не пройду, даже если поучаствую.

Мой внешний вид по-прежнему оставлял желать лучшего. Все мои попытки соблюдать режим питания и ходить в фитнес-зал заканчивались огромным ночным срывом у холодильника. Лили бы на этот аргумент привела бы тысячи имен актеров и актрис, которые тоже не обладали модельной внешностью и все же добились успеха.

Но это Лили. Так что мне остается только позавидовать ее оптимизму.

В колледже все было как-то проще, чем в школе. Я избавилась от нелюбимых одноклассников, забыла все свои старые обиды, и шансы на то, что я никогда не увижу таких людей, как Стефан и…{его компания,} увеличились до девяносто девяти процентов. К тому же я училась в одном из лучших колледжей штата и несмотря на то, что лучше бы я прислуживала на съёмочной площадке, чем хотя бы один день в своей жизни проработала адвокатом, все было нормально.