«Бог, король и дамы» (СИ) - Белова Юлия Рудольфовна - Страница 24

— Увы, мой благородный Ланселот, это невозможно… — скорбно произнесла дама и сделала вид, будто смахивает с ресниц слезы. — Я не могу навлекать на вас погибель, а на себя позор.

— Вы, должно быть, не поняли, дорогая, — попытался вразумить Жанну граф. — Я говорю не о позоре, а о честном браке.

— Мой прекрасный рыцарь… мой Ланселот… — шептала красотка и слезы одна за другой стекали по ее щекам. — Как вы благородны, как вы великодушны, но — увы! — вы не знаете, сколь коварен и жесток королевский двор…

Его сиятельство с облегчением рассмеялся.

— Боже, да какое нам дело до этого двора? Вы не любите его, я знаю. Я тоже к нему равнодушен. Так что ж? Мы обвенчаемся и я сразу увезу вас в Фоканберж. Там вы будете моей королевой и если захотите, сможете завести собственный двор.

Жанна покачала головой.

— Вы много не знаете, мой Ланселот… О, Боже, Боже мой, как мне признаться?

— Неужели вы меня больше не любите? — побледнел молодой человек.

— Не любить вас! — вскочила Жанна. — Нет, мой Ланселот, я навеки ваша Джиневра, но именно поэтому мы должны расстаться. Я не перенесу, если с вами случиться несчастье.

Юноша испуганно смотрел на плачущую Жанну и, в конце концов, робко попросил объяснить смысл ее слов.

— Так слушайте, друг мой. Мы, женщины, несчастнейшие существа на свете. Нас подстерегают сотни опасностей, сотни ловушек, и я вряд ли ошибусь, если скажу, что нет такой счастливицы, которой бы удалось их миновать. Со всех сторон за нами следят хищные взгляды охотников, злые языки превратно истолковывают каждый наш шаг. Если мы молимся — нас называют лицемерками или святошами, если смеемся — легкомысленными или даже распутными. Надо ли вам говорить, мой Ланселот, что для испорченных придворных женщины — всего лишь игрушки, обязанные исполнять любые их прихоти. Но вы знаете меня — я не такова. Я не пожелала быть забавой развращенного юнца. И вот… Негодяй поклялся убить любого, на кого обратится мой взор, а меня саму — Боже! Как стыдно об этом говорить! — меня он поклялся похитить и взять силой…

Граф молчал, потрясенный словами дамы. Провел рукой по лбу, вскинул голову.

— Назовите мне имя негодяя. Я вызову его на дуэль.

— Нет-нет, мой рыцарь, он прикажет вас убить! Вы не знаете этого человека, а я знаю. Говорят, по вечерам вместе с его величеством он выходит на парижские улицы, чтобы кнутом избивать несчастных горожан, но это далеко не самое страшное его преступление. У него есть отель на улице Бетези, куда его клевреты доставляют похищенных женщин: крестьянок, горожанок, благородных дам — ему безразлично, кого делать игрушками своих нечистых страстей. А потом, когда эти несчастные ему надоедают, он велит топить их в Сене.

Юноша вскочил:

— Ради Бога, Жанна, скажите, кто он, и я всажу клинок негодяю прямо в сердце!

— Ах, нет! — застонала красотка. — Я не допущу, чтобы вы себя погубили. Этот человек негодяй, но он родственник короля, любимец королевы-матери, лучший друг дофина. Они отправят вас на эшафот, а я этого не переживу! Предоставьте меня моей участи… Я удалюсь в какой-нибудь монастырь строго устава, чьи стены надежно защитят меня от преследований подлеца. Я приму постриг… если, конечно, он не похитит меня по дороге…

Жанна заломила руки, подняла к потолку залитое слезами лицо и упала на колени:

— Pater Noster… — еле слышно шептали ее губы. — Прости мои грехи, Господи, но у меня припасен кинжал. Если негодяй посмеет покуситься на мою честь, я пронжу себе грудь клинком…

— Всевышний не допустит вашей смерти… Яее не допущу!

— Ах, мой Ланселот, — укоризненно покачала головой дама, — для благородного сердца честь дороже жизни. Знайте же, мерзавец поклялся увезти меня в свои владения, где он полновластный сеньор… А если… если даже после насилия я не проявлю покорности… — голос дамы задрожал, — негодяй пригрозил изобличить меня перед судьями как падшую женщину…

Фоканберж застонал.

— Назовите его имя, Жанна!

— Нет, мой рыцарь, нет. Этот негодяй слишком могущественен…

— Скажите имя! — крикнул юный граф, более не владея собой.

— Граф де Лош и де Бар… — прошептала дама, бессильно роняя голову на руки. — Любимый племянник кардинала Лотарингского… любимец ее величества королевы-матери… лучший друг дофина… Вы же видите, мой Ланселот, эта безнадежная борьба… Забудьте меня…

— Нет! — молодой человек решительно поднялся. — Я мужчина и я спасу вас, любовь моя. Этот человек вероломен — я тоже буду вероломным. Он забыл о чести дворянина — ради вас я тоже о ней забуду. Он попирает закон — что ж, я не стану обращаться за помощью к правосудию. Я прикажу поступить с ним так же, как его клевреты поступали с его жертвами. Через три дня, Жанна, вы будете свободны.

— Благодарю вас, мой Ланселот, — прошептала бывшая жена маршала, поднимаясь с колен. — Благодарю. Как я буду счастлива назваться вашей супругой и служанкой. А пока… — Жанна протянула молодому человеку футляр с ожерельем и покачала головой: — Вы вручите его мне через три дня. Когда я стану свободной.

Фоканберж низко склонился перед дамой и вышел из комнаты. Утомленная красавица преклонила колени перед распятием и вознесла благодарственную молитву Всевышнему. Графа де Лош можно было считать мертвым. Оставалось отделаться от графа де Фоканберж.

Шевалье Жорж-Мишель проснулся в семь часов вечера. Вопреки уверениям авторов романов никакие кошмары и дурные предчувствия его не мучили и молодой человек был бодр, весел и доволен собой. Свидание с Жанной было назначено на девять, так что граф де Лош смог с аппетитом поужинать, тщательно одеться и, наконец, с соблюдением всех мер предосторожности пустился в путь.

Прекрасная дама по обыкновению встретила «своего маленького Ролана» у распятия, стоя на коленях, и не поднималась до тех пор, пока не закончила молитвы. Жорж-Мишель терпеливо ждал, хотя искренне не мог понять, почему Жанна не может покончить с этой утомительной обязанностью доею же самой назначенного срока. Каждый раз молодой человек обещал себе задать этот вопрос и каждый раз, когда дама вставала с колен и увлекала его в свой альков, забывал обо всем на свете.

Этот вечер не был исключением. Начисто забыв о своем более чем четвертьчасовом ожидании и невольной досаде, юный шевалье думал лишь о том, как доказать даме любовь, и потому был весьма озадачен ее непроходящей грустью.

— Мой маленький Ролан, — вздохнула Жанна и Жорж-Мишель по обыкновению поморщился. Все-таки он был почти одного роста с дамой и до сих пор продолжал расти. — Если бы вы знали, как я счастлива подле вас, но, возможно, это наше последнее свидание.

Жорж-Мишель рывком сел. Растерянно взглянул на Жанну.

— Я должна покинуть Париж, — сообщила дама, всем своим видом давая понять, что не ее паладин тому причиной. — Королевский двор не создан для таких женщин как я.

Молодой человек молчал. В глубине души он понимал, что эта связь не будет продолжаться вечно, но ему даже в голову не приходило, что все закончится столь внезапно и обыденно. Так что со свойственным всем юнцам самомнением шевалье вообразил, будто дама решила его подразнить или же стала жертвой ревности. Нелепой, ибо, по мнению графа, ни одна из девчонок-фрейлин не была достойна подавать «его Анжелике» даже туфли.

— Уехать… но зачем? — переспросил Жорж-Мишель, нежно обнимая красавицу. — Неужели вы полагаете, я способен думать о ком-то кроме вас?

Жанна грустно улыбнулась.

— Нет, Ролан, дело не в вас. Сегодня я узнала, что в Париже появился мой враг. Человек, которого я боюсь и ненавижу.

— Вам не надо никого бояться, — искренне удивился волнению красавицы Жорж-Мишель, — и не надо никуда уезжать. Вы под моим покровительством. Да стоит какому-нибудь грубияну косо на вас взглянуть — и я вызову его на дуэль…

— Но… моя репутация… — пролепетала Жанна, со страхом представляя себе последствия поединка. — Вы не подумали, что подобная защита только скомпрометирует меня.