«Бог, король и дамы» (СИ) - Белова Юлия Рудольфовна - Страница 49

Но ничто не могло быть дальше от архиепископа, чем привычная жизнь.

Когда молодой человек впервые увидел племянницу — в наглухо закрытом черном платье, в высокой испанской шляпе с черными же перьями, увешанную четками, распятиями и образами, и изнемогающую под тяжестью бархата, стали и золота — в душу Лодвейка закралась жалость. Смятение князя-архиепископа было столь велико, что он немедленно собрал совет из самых очаровательных прихожанок, задав им лишь один вопрос: как вернуть на лицо племянницы улыбку.

Совет красавиц был прост и действенен: полная смена гардероба, с заменой тяжеловесного и мрачного испанского траура более удобным и главное светлым трауром, принятом в Релингене, срочная отправка домой всех этих надутых испанских придворных принцессы и назначение в ее свиту пяти или шести фрейлин, которые могли бы рассказывать ее высочеству о радостях жизни, и, наконец, большая кукла с нарядами на все случаи жизни. Последнее предложение особенно удивило князя-архиепископа, однако впечатление, произведенное игрушкой на Агнесу, не могло не радовать прелата. Как зачарованная принцесса взяла куклу на руки и на ее лице появилось нечто, отдаленно напоминающее улыбку. Когда же правительница княжества впервые надела легкое белое платье, Лодвейк с удовольствием понял, что племянница более не напоминает памятник самой себе.

Однако среди нежданных радостей кое-что омрачало настроение принцессы. Среди придворных пополз слух, будто испанское воспитание правительницы способно разорить княжество, а принцесса-вдова, беззастенчиво расточающая казну, спутала Релинген с империей короля Филиппа.

Агнеса опомнилась. Долг перед княжеством настоятельно требовал оставить забавы и вспомнить о делах. Призвав на помощь знания, полученные при подготовке к постригу, принцесса решила заняться счетами и ужаснулась, обнаружив подлинное положение княжеской казны.

Что бы ни утверждали сплетники, расходы на платья, фрейлин и куклу были не так уж и велики, однако Агнеса с потрясением узнала, что княжество уже несколько месяцев проживает то, что веками копили ее предки. Можно было подумать, что за последний год в казну вовсе не поступал доход или что в последние полгода своей жизни батюшка ухитрился тратить в десять раз больше против обыкновения.

Последнее представлялось Агнесе немыслимым, поэтому принцесса продолжила изыскания и вскоре совсем иначе стала смотреть на новое имение, приобретенное троюродным дядюшкой, великолепную свадьбу четвероюродной тетушки, блестящий выезд дальнего кузена, драгоценности, якобы подаренные покойным принцем троюродному деду и прочие признаки благополучия близких и дальних родственников. К счастью, ее высочество обнаружила и честных людей, способных позаботиться о сохранности казны, и потому в один далеко не прекрасный для нечистых на руку родственников день перекрыла им доступ к сокровищнице и с милой улыбкой посоветовала посетить свои замки, ибо скорый сев настоятельно требовал их присутствия.

Ее высочество совершила лишь одну ошибку — уж если она не имела желания отдавать родственников под суд, ей следовало не спускать с них глаз. Обозленные утратой неправомочных доходов, опальные родичи принялись активно обмениваться гонцами, вести тайные переговоры с императором Максимилианом и графом Палатинским, а также жаждущими найма ландскнехтами и рейтарами, а потом, договорившись о совместных действиях, отправили ко двору неприметного лакея, в результате чего одна из дворцовых служанок обнаружила, что верный телохранитель принцессы баварец Карл обладает редкой привлекательностью. Принадлежащий к древнему, но давно обнищавшему роду фон Кюнебергов, Карл в свои тридцать четыре года имел весьма малый опыт общения с женщинами и потому, по уши влюбившись в вертихвостку, вознамерился жениться. Возможный брак отпрыска знатного рода с безродной девчонкой не на шутку возмутил юную принцессу и на просьбу телохранителя дать разрешение на свадьбу Агнеса ответила решительным «нет». Предприимчивая служанка не слишком расстроилась из-за запрета и столь усердно утешала Карла в его несчастье, что верный телохранитель то и дело забывал о своих обязанностях, оставляя юную госпожу в одиночестве.

Опальные родственники ее высочества не замедлили воспользоваться любовной горячкой Карла.

Однажды вечером, когда Агнеса легла спать и даже начала видеть первые сны, дверь ее спальни распахнулась и в комнату ввалились восемь вооруженных до зубов мужчин, один из которых был настолько пьян, что с трудом держался на ногах. Бесцеремонно вырванная из объятий Морфея, Агнеса собралась было позвать стражу, но слова неудовольствия замерли у нее на устах, когда двое заговорщиков выхватили из ножен шпаги, а третий вытолкал вперед дворцового священника в полном облачении и объявил, что ее высочеству пора молиться.

Дальше начался кошмар.

Троюродный дядюшка Агнесы барон фон Лосхайм вытащил какие-то бумаги и объявил, что безрассудное и тираническое правление племянницы завершилось и теперь по воле императора Максимилиана ей надлежит передать власть супругу — младшему сыну графа Палатинского, с которым она сейчас и будет обвенчана. При этих словах троюродный дед принцессы подтолкнул пьяного в бок, дабы придать ему более достойную позу, и будущий принц попытался поклониться невесте, от чего чуть было не упал. Священник умильно твердил Агнесе, что ей выпало счастье вернуть заблудшую душу в лоно католической церкви, а Лосхайм холодно и непреклонно зачитывал статьи брачного контракта, по сравнению с которым даже несостоявшееся монашество донны Инес могло показаться торжеством свободы и веселья.

Так испуганная принцесса узнала, что власть в княжестве отныне будет принадлежать ее супругу, который, однако не станет принимать никаких решений без согласия своего совета, каковой в полном составе и вломился в спальню Агнесы; что жить она будет в монастыре, ибо слабый ум не позволяет ей оставаться без надзора и попечения монахинь; что супруг будет навещать ее в обители, когда ему будет угодно выполнить супружеский долг, а рожденные Агнесой дети будут немедленно передаваться на попечение барона фон Метлах, который станет воспитателем и опекуном наследников Релингена. Барон читал не менее получаса, а потом скрупулезно перечислял средства, которые будут выделяться на содержание принцессы в заточении, так что Агнеса успела слегка прийти в себя. Однако когда пленница попыталась напомнить заговорщикам, что у нее есть и более близкие родственники чем они, а право распоряжаться ее рукой может оспорить Филипп Испанский, Метлах нахмурился и сообщил, что Агнеса так и так отправится в монастырь, но условия ее содержания будут полностью зависеть от ее покорности. «Во всяком случае, — заметил троюродный дед, — быть супругой принца Релинген и матерью его детей много лучше, чем монахиней». Агнеса вздохнула и подписала брачный контракт. Заговорщики довольно переглянулись.

— Лосхайм, Зарлуи, пригласите своих жен, — распорядился старик. — Пора начинать венчание.

Священник выступил вперед и Агнеса преклонила колени подле пьяного жениха. Пока шел обряд, принцесса размышляла, почему родственники так дурно с ней поступили. Конечно — Агнеса с трудом подавила вздох — рано или поздно, но выйти замуж ей бы пришлось, и вряд ли это был бы брак по любви. Хочется — не хочется, а надо. Только хотелось все же попозже и с настоящей свадьбой, а не таким скоропалительным венчанием в собственной спальне да еще в одной рубашке.

Молодожен с третий попытки надел на палец Агнесы кольцо, священник произнес последнее аминь и венчание свершилось. Принцесса безропотно приняла пьяный поцелуй супруга и попыталась вспомнить, как его зовут. Кажется, Иоганн-Бурхард… Агнеса поднялась с колен, выжидательно взглянула на заговорщиков, надеясь, что теперь, когда они добились своего, родственники и их союзники покинут спальню. Не тут-то было. Мужчины склонились перед новым принцем Релинген в поклоне, дамы присели в реверансах, а когда все выпрямились, Метлах обратился к молодожену: