Наука Плоского мира. Книга 4. День Страшного Суда - Пратчетт Терри Дэвид Джон - Страница 30

– Увы мне, Марджори, – ответил Чудакулли, стряхивая пыль с глобуса, стоящего на столе. – Остаётся только склонить голову, чувствуя вину за свою самонадеянность. Умный всё понимает с полуслова. По блеску в ваших глазах я заключаю, что мы всё ещё друзья, поэтому пошлю-ка я лучше за кофе и какими-нибудь немудрящими закусками, а затем сорву завесу тайны с того, что тут у нас происходит.

Судя по всему, такого понятия, как «немудрящие закуски», в Незримом Университете не существовало. Нет, сам-то термин был в ходу, но того, что там понималось под скромным перекусом, обыкновенному человеку хватило бы на неделю. Вскоре слуги вкатили в кабинет Аркканцлера три тележки, уставленные так, словно намечался грандиозный пикник.

Когда Марджори обратила на это внимание Аркканцлера, тот лишь рассмеялся и объяснил:

– То, что мы с вами не съедим, отдадут студентам. А уж они-то всё подчистят. Короче, не церемоньтесь и приступайте.

Зазвонил колокольчик, и вкатили ещё одну тележку, прогибавшуюся под тяжестью огромного кофейника, чашек и блюдец. Когда слуга удалился, Чудакулли продолжил:

– Ну, так, значит… И что же мне рассказать вам об омнианстве? Оно занимает сейчас все мои мысли, и мне даже интересно стало, не связано ли ваше случайное появление с этими треклятыми омнианцами. Ведь насколько я могу судить по своему опыту, мало что происходит случайно.

С самого начала у нас тут водилось огромное множество богов. Большинство из них – это боги явлений, мест или даже действий. Например, Анойя – богиня вещей, которые застревают в выдвижных ящиках. Речь только о деревянных ящиках, разумеется, у тех, что сделаны из других материалов, предположительно имеются свои боги. Среди прочих была вполне приличная религия, известная как Церковь Ома. Её адепты постепенно сделались чрезвычайно нетерпимыми и агрессивными по отношению к другим верованиям. Всё во славу своего собственного бога, конечно. В один прекрасный день скромный молодой человек по имени Брута, возможно одухотворённый устыдившимся божеством, совершенно изменил омнианство, направив энергию верующих на принесение пользы ближним, а не на бесконечные уверения всевидящего патрона в том, какой он у них замечательный бог[39]. Каковые, полагаю, должны были его изрядно утомлять, не правда ли?

Марджори нерешительно взглянула на Аркканцлера и сказала:

– А знаете, всё это здорово напоминает то, что, как многие верят, приключилось в моём мире. На который, если позволите, вы только что капнули майонезом… Любопытно, заметят ли люди на Земле комету из соуса, пролетающую у них над головами?

– Его легко можно вытереть, – улыбнулся Наверн. – К тому же связь между Круглым и Плоском мирами куда как сложнее. Они связаны нарративиумом – одной из самых мощных сил в мультивселенной. Нарративиум диктует причинно-следственным связям, как и что должно происходить. Ну, или не должно, чтобы история не пришла к концу столь тёмному, что даже сама тьма не сможет отыскать там себя и останется лишь одно лишь тщетное и пронзительное отчаяние.

Последовало молчание. Казалось, сам воздух в комнате задохнулся, небосвод рухнул, в то время как капелька майонеза медленно стекала по поверхности глобуса. Однако драматический эффект был несколько подпорчен Аркканцлером, который, просияв, возвестил:

– Но волноваться совершенно не о чем, поверьте, потому что мы всегда приглядываем за ситуацией! Именно для этого и нужны люди, согласны? Ведь если на мультивселенную постоянно не смотреть, она просто-напросто исчезнет. Собаки, кошки, морские ежи, орангутаны, устрицы, саранча и прочая живность также выполняют свою часть работы, но большая её часть возложена на нас. Можно считать это тяжёлой интеллектуальной атлетикой: мы наблюдаем, знаем о том, что наблюдаем, а кроме того, думаем не только о том, что наблюдаем, но и о том, как именно мы об этом думаем. Временами в качестве премии нам перепадает кое-что интересное для обдумывания, особенно если наши раздумья приводят к замечательным открытиям, и всё такое прочее.

Марджори собиралась было что-то сказать, но поглядев в глаза Аркканцлеру, протянула руку и просто взяла следующее пирожное.

– Мы понимаем, естественно, – продолжал Чудакулли, – что в действительности знаем ничтожно мало сравнительно с тем, чего мы не знаем. Иногда это даже неплохо. Всё должно к чему-нибудь стремиться, а если ты знаешь, что ничего не знаешь, то будешь стараться сильнее прочих. – Он глубоко вздохнул и произнёс следующую фразу так, словно это был девиз: – Не отдадим Круглый мир этим надоедам!

– Надоедам? – удалось вставить слово Марджори.

– Именно! – кивнул Чудакулли. – Омнианская церковь Последних Дней превратилась в агрессивную и в философском смысле узурпаторскую клику, провозгласив, что Истина известна ей и только ей! – Марджори заметила, как побелели костяшки его пальцев. – Даже мы не знаем всей истины. У меня есть сильнейшее подозрение, что, как только она будет познана, вселенная тут же схлопнется, и всё начнётся по новой. Омнианцы не способны разглядеть доводы разума даже в телескоп, а без разума всё бесмысленно. Тех, кто пытается указывать, как нам следует думать, а то и приказывать вообще не думать, следует игнорировать. У омнианцев была единственная светлая голова – Брута, чьё послание звучало так: все люди – братья, ну или сестры, тут уж по обстоятельствам, и должны подчиняться лишь собственной совести и золотому правилу.

Тут вдруг Чудакулли как будто уменьшился в размерах, его лицо побагровело и покрылось каплями пота. Марджори молча протянула ему большой стакан воды, из которого, как ей померещилось, пошёл пар, едва Аркканцлер прикоснулся к нему губами.

Он поблагодарил, а девушка осторожно произнесла:

– Знаете, некоторые люди в Круглом мире, как вы его называете, наотрез отказываются верить, что живут на шаре. Несмотря на все доказательства, в том числе посадку «Аполлонов» на Луну. Утверждают, что всё это мухлёж, хотя на Луне остались хорошо различимые отпечатки ног. Стыдно даже о таком говорить, но в мою собственную библиотеку как-то раз зашёл один весьма нервный джентльмен, который заявил, что полёт на Луну – не что иное, как надувательство. В библиотеку заходят разные люди, и библиотекарь обязан принять их всех. Кстати, Наверн, вы сами выглядели сейчас как проповедник, не в обиду вам будет сказано.

– Мой брат Гьюнон – священник, а я – нет, – ответил Наверн. – Но даже ему приходится несладко с этими новыми омнианцами. Они требуют, чтобы детям не рассказывали, что наш мир покоится на спине черепахи! – Он улыбнулся. – Я видел, с каким лицом вы на меня посмотрели, но факт остаётся фактом: черепаха существует. Множество отважных исследователей её видели. Конечно, она реальна только в нашей реальности, в других всё может быть по-другому. В конце концов, существует Круглый мир, который, как мы подозреваем, создан по некоему стандартному образцу, тогда как Плоский – сотворён по индивидуальному заказу. Как бы то ни было, в обоих мирах имеется нарративиум… Да? Что там ещё?

Дверь приоткрылась, пропуская Думминга Тупса, на сей раз улыбающегося.

– Отличные новости, Аркканцлер. Вас это тоже касается, мисс Доу. Наша маленькая проблемка решена, теперь можно поговорить о доступе к Круглому миру. – Запнувшись на мгновенье, он добавил: – Но на вашем месте я бы сначала стёр с него майонез.

Плоский мир, как подчеркнул Аркканцлер, работает на нарративиуме, который указывает причинности, что ей делать. Это утверждение справедливо и для Круглого мира, если смотреть на него со стороны, то есть глазами волшебников. Но если ты находишься внутри, то выясняется, что в Круглом мире никакого нарративиума не существовало, по крайней мере до тех пор, пока люди не эволюционировали и не начали придумывать разные истории, якобы объясняющие «загадки» природы, как-то: почему идёт или не идёт дождь, откуда берётся радуга, отчего гремит гром и сверкают молнии, восходит и заходит Солнце. Мы с вами уже опровергали эти художественно-повествовательные объяснения. Гипотезы, использующие чудовищ, героев и богов, как это нравится людям с антропоцентрическим мировоззрением, зачастую терпят полный разгром при столкновении с космоцентрическим мышлением.