Очерки истории российской внешней разведки. Том 2 - Примаков Евгений Максимович - Страница 16

Сталин поздоровался с каждым из вошедших в его кабинет и жестом пригласил присесть у длинного, покрытого зеленым сукном стола.

— Скоро будет полгода, как к власти в Германии пришел Гитлер, — начал разговор Сталин. Он обвел глазами собравшихся и медленно продолжал: — Нетрудно представить себе его ближайшие военные планы. Он их, собственно, никогда и не скрывал. Агрессия на Востоке — вот главная его цель. Но чтобы напасть на нас (Сталин сделал ударение на слове «нас»), у Гитлера пока коротки руки. Ему мешает Польша, которая в последнее время буквально мечется между Германией и СССР. Правда, недавно наш посол в Варшаве Антонов-Овсеенко сообщил, что поляки якобы собираются сменить гнев на милость и попытаться сблизиться с нами. Это было бы разумным шагом с их стороны, — заметил Сталин, — но так ли это на самом деле? И можно ли вообще верить такого рода сообщениям?

В затянувшейся паузе первым взял слово импульсивный Радек.

— Я думаю, что посол в Варшаве совершенно прав. Логика подсказывает, что полякам деваться некуда: германский орел с острыми, как ножи, когтями, куда более страшен для поляков, чем русский, привычный для них медведь. Поэтому они и ищут сближения с нами, рассчитывая на нашу поддержку в случае гитлеровской агрессии…

Точку зрения Радека охотно поддержали и другие участники совещания. Только сидевший с краю стола руководитель внешней разведки ОГПУ Артур Христианович Артузов невозмутимо продолжал хранить молчание. Сталин заметил это и обратился к шефу ИНО.

— А что думает по этому поводу разведка?

Артузов поднял голову и, тщательно подбирая слова, ответил:

— У нас, товарищ Сталин, несколько иная информация. Наш источник на днях сообщил из Варшавы, что поляки ведут нечестную игру. Они только делают вид, будто собираются сблизиться с нами. На самом же деле Польша зондирует почву для соглашений с Гитлером, рассчитывая на его «снисходительность».

Сталин ничего не ответил на слова Артузова, а молча продолжал ходить по кабинету, бесшумно ступая по ковровой дорожке. Совещание подходило к концу. Решение так и не было принято. Сталин, очевидно, и не рассчитывал на это. Для вождя было важно «поставить проблему» и сконцентрировать внимание дипломатов и разведывательных служб на «польском вопросе».

А после совещания Сталин пригласил его участников в соседнюю комнату, где были расставлены столы с легкой закуской и вином.

Поднимая бокал, вождь сказал несколько приятных слов каждому участнику совещания, пожелал здоровья и успехов в работе.

Когда очередь дошла до Артузова, Сталин, глядя прямо в глаза шефу Иностранного отдела ОГПУ, воздал должное усилиям разведки, но неожиданно для всех спросил Артузова в шутливой, чуть ироничной форме:

— Ну, а ваши источники, или как вы их там называете, не дезинформируют вас?

Смутившись от неожиданности, Артузов заверил «партию, правительство и лично товарища Сталина», что разведка приложит все силы, чтобы распознавать дезинформацию и впредь сообщать руководству страны только проверенные и точные сведения. Сталин слегка усмехнулся в усы, но мысль свою не продолжил и не пояснил.

Артузов терзался в догадках: в чем дело? Почему польская информация пришлась не по вкусу вождю? Неужели он, Артузов, стал жертвой обмана со стороны агента? Сталин ведь не мог ошибаться?

Время расставило все по своим местам. Польша действительно вскоре подписала с Германией договор, подтвердивший антисоветский, прогерманский политический курс Варшавы, а заодно и достоверность сведений Артузова, изложенных на полночном совещании в Кремле. Сталин в свойственном ему духе оценил ситуацию и воздал должное своим главным консультантам по польскому вопросу: посол Антонов-Овсеенко был отозван из Варшавы и впал в немилость, а начальник внешней разведки ОГПУ Артур Христианович Артузов стал по совместительству и одним из заместителей руководителя Разве-дуправления Красной Армии…

Вряд ли взялся бы кто предсказать в свое время столь необычный, поразивший воображение многих политический взлет сына швейцарского гражданина Христиана Фраучи, обосновавшегося «по торговому делу» в конце прошлого века в Тверской губернии. Да и сам Артур в юности был весьма далек от мысли связывать свою судьбу с деятельностью российских секретных служб. Окончив гимназию, он поступил в Петербургский политехнический институт и готовил себя к карьере дипломированного металлурга. Была у Артура и еще одна серьезная задумка — закончить консерваторию. Так советовали ему друзья, высоко ценившие лирико-драматический тенор будущего инженера. Однако Артур Фраучи не стал ни профессионалом театральной сцены, ни продолжателем дела профессора В.Е. Грум-Гржимайло, пригласившего его после окончания института работать в своем известном на всю Россию «Металлургическом бюро». Вместо этого он избрал — под именем Артура Артузова — тернистый путь революционера, подсказанный его дядей М.С. Кедровым. «Как и многие юноши из интеллигентных семей, я долго метался, пока не нашел себя и ту единственную правду земли, без которой не может жить честный человек, — писал в автобиографии А.Х. Артузов. — Она, эта правда, заключается в том, чтобы люди, которые трудятся, были сыты и свободны…»

Крепкая жизненная и служебная цепочка навсегда связала Михаила Кедрова и преданного ему Артура Фраучи. На какие бы должности ни назначали Михаила Сергеевича, рядом с ним всегда плечом к плечу становился его племянник и младший друг Артур Христианович Артузов. Так было и в декабре 1918 года, когда решением ЦК РКП(б) Кедров стал руководителем Особого отдела ВЧК. Особоуполномоченным отдела был назначен Артур Артузов.

Начались годы тяжелой, опасной для жизни работы. Сохранился документ тех дней, подписанный Кедровым и его секретарем Артузовым (Фраучи). Документ адресован британской, французской и американской миссиям. В нем недвусмысленно говорилось, что «прибытие иностранного военного судна, в особенности с вооруженной командой, в Архангельск, где сосредоточено огромное количество военного и взрывчатого материала, будет рассматриваться как начало активных действий, которые могут иметь самые тяжелые последствия».

Отказавшись от прямого военно-силового давления на РСФСР, страны Антанты перешли к усилению шпионско-диверсионной деятельности против России. На деньги западных спецслужб во многих крупных городах создавались контрреволюционные организации и центры, которые объединяли под знаменами борьбы с большевиками подпольные группы белого офицерства и монархически настроенные слои интеллигенции. В Москве и Петрограде, пользуясь отсутствием революционной части армии, ушедшей на фронт, начал активную подрывную деятельность «Национальный центр» по борьбе с большевиками. В 1918 году ВЧК разгромила несколько филиалов этого «центра», но основное ядро оказалось незатронутым. Оперативной работой по проникновению в московский и петроградский центры и начал заниматься молодой чекист Артур Артузов.

…Помог случай. Во время облавы на Мальцевском рынке в Петрограде чекистами была задержана 15-летняя девочка. Она пыталась незаметно избавиться от спрятанного в старом пальто револьвера. Жоржетта, так звали девочку, оказалась дочерью бывшего французского гражданина Кюрца, использовавшегося в свое время царскими спецслужбами в качестве негласного сотрудника. Во время обыска на квартире «учителя французского» был обнаружен тайник, в котором хранился архив со шпионскими донесениями и адресами явок. На первом же допросе Кюрц сознался, что принимал участие в подготовке контрреволюционного мятежа в Петрограде и осуществлял тайный контакт с руководством «Национального центра». Отец Жоржетты не стал скрывать свои подпольные связи, а дочь даже дала чекистам приметы одной «мисс», записка которой, найденная при обыске, содержала настораживающую информацию о планах заговорщиков.

На Лубянке «мисс» допрашивал А.Х. Артузов. Он делал это вежливо, интеллигентно, как будто беседовал со старым другом. В ходе этой беседы «мисс» — она же Надежда Владимировна Петровская — не только рассказала о своих связях и сообщила нужные адреса чекистам, но и сама вызвалась съездить на «место», чтобы выследить одного «очень важного господина», который «обычно гулял с белой собачкой».