Первое дело при Красном - Попов Андрей Иванович - Страница 7

Х.В. Фляйшман

М. В. Борисов. Вюртембергская артиллерия наполеоновских войн.

Слева-направо: канонир пешей артиллерии, 1807 г.; канонир гвардейской конной батареи, 1809–1813 гг.; штабс-капитан дворцовой конной батареи, 1809 г.; барабанщик армейской пешей артиллерии, 1809–1813 гг.

Р. Кнетель. Прусские уланы. Слева-направо: улан гвардейского эскадрона в парадной форме; офицер гвардейского эскадрона в парадной форме; уланы Бранденбургского полка в парадной и походной форме

Лейтенант вюртембергской батареи этой бригады Х.В. Фляйшман вспоминал: «8 августа в 9 часов утра, когда, как обычно, большая часть личного состава с одним унтер-офицером выехала заготавливать зелёный корм, мы услышали на удалении 3-х часов довольно оживлённый орудийный огонь. Он действительно приближался, когда оттуда прискакал французский офицер с приказом о том, что батарея должна немедленно выступить и рысью двигаться вперёд; кавалерийская дивизия Себастьяни подверглась нападению превосходящего противника с многочисленной артиллерией и была отброшена. Тут был дорог хороший совет: более половины личного состава и лошадей отсутствовало, будучи высланы на 1–2 часа пути. Наконец собрали 3 орудия и 2 комплектных повозки. Капитан выступил с ними, а я должен был остаться, чтобы собирать остальных и, как можно скорее, нестись вслед… Я выслал людей, чтобы привести к себе фуражиров; спустя 1 час они, наконец, собрались и я двинулся рысью с 3 пушками».{25}

«Иностранная бригада», — пишет Роос, — «ослабленная большим количеством больных, не могла долго устоять против возобновившегося натиска русских, далеко превосходивших нас числом и силой. Новым нападением они заставили наш отряд отступить. Отступали сначала сомкнутыми рядами, но этот порядок продолжался недолго, потому что русские своими быстрыми натисками опрокинули нас и заставили обратиться в бегство». По словам Обри, «решились тогда снова перейти мост, находившийся недалеко у нас позади. Отступление совершалось с небольшим беспорядком». Историк прусского полка пишет: «Полк начал отступление в лучшем виде, с поочерёдно меняющимися эшелонами; оба силезских эскадрона под командой ротмистра фон Блаха составляли один, бранденбургские другой эшелон. Противник… не только обстрелял отходящий полк, но и напирал столь сильно, что эшелоны перед каждым своим отходом должны были отгонять его коротким ударом. Генерал Себастьяни сам встал во главе одной атаки, произведённой силезскими эскадронами», и позднее хвалил храброе поведение пруссаков. По словам Монбрёна, «дивизия Себастьяни, хотя и очень утомлённая, показала неприятелю в течение этого дня, что нельзя гнаться за храбрыми людьми безнаказанно. Генерал Себастьяни был сбит с лошади и передал мне управление, чем я не пренебрёг; мы понесли большие потери; но они были необходимы для чести оружия императора… Неприятель должен понести значительные потери, один полковник взят в плен, а другой убит. Мы часто брали пленных, но неприятель постоянно забирал их у нас назад». «Неприятель, — сообщил Платов, — ретировался бегством к стороне местечка Рудни до находящейся по дороге к оному местечку довольного числа пехоты и пушек его пока шедший оттоль на защиту остатков своих неприятель начал палить из пушек, чем и кончилось сражение».

Д. Доу. Генерал К.Ф. Толь (1777–1842)

Тем временем лейтенант Кёних пытался отыскать отступающую дивизию. «Так как я не знал, где находится дивизия, — пишет он, — а орудийный огонь не был безошибочным проводником там, где дороги разбегаются под острым углом — так что следовали в противоположном направлении — то я был в таком состоянии, что сомневался, какую из двух дорог мне следует избрать, когда я увидел облако пыли, приближающееся ко мне, причём по той из двух дорог, которую я не считал за правильную. Тут я поскакал напрямик через поле и наткнулся на офицера, спешившего с повозкой обратно от поля боя. Сообщив этому подъехавшему полковнику одного гусарского полка свой приказ, я спросил, как обстоят дела. “В данный момент Вы сами можете это видеть”, и едва он это сказал, на нас двинулся один из полков, отброшенных русскими, и полковник направился вперёд, чтобы его встретить. Теперь я велел сообщить назад, что дивизия находится в полнейшей ретираде и преследуется русским, которые более чем вдвое сильнее её…

Генерал Бёрманн решил, вероятно, из-за продолжавшегося и приближавшегося грома орудий, не дожидаться прибытия моего сообщения и рысью и галопом прискакал на поле боя. Он выстроил свои 3 полка в боевой порядок в одну линию, чтобы этим внушить противнику больше уважения, так как из-за покатой местности невозможно было увидеть, что позади нашей линии не стояло никаких войск. Мне он приказал немедленно привести сюда конную батарею под командой капитана фон Брайтхаупта, принадлежавшую к нашей бригаде, выстроиться на одном возвышенном пункте и открыть огонь по русским».{26}

Дивизионный генерал Белльяр (1769–1832)

Сам Бёрманн сообщил: «Я направился с моей бригадой и шестью пушками на помощь дивизии генерала Себастьяни, которая была очень сильно теснима неприятелем. Я присоединился к ней в два часа впереди Рудни и очень вовремя, так как она отступала уже на протяжении двух льё, преследуемая шестью пушками, около 6000–7000 человек кавалерии и многими батальонами пехоты; а местность становилась более выгодной для кавалерии; присутствие моих войск принесло большую пользу этой дивизии, которая без этого неизбежно была бы охвачена с флангов многочисленной кавалерией неприятеля, движение которого я стремительно остановил хладнокровием моих войск и с помощью моей роты лёгкой артиллерии, каковая, проявив храбрость, выскочила заглушить огонь неприятельской артиллерии, и вынудила его к отступлению. Тем самым было остановлено общее атакующее движение со стороны неприятеля, а мне дано время произвести возвратное движение в наилучшем порядке или, лучше сказать, как на поле парадных манёвров. Тем не менее, было проведено множество атак повзводно и поэскадронно для поддержки стрелков, которых, время от времени, теснило множество неприятельских стрелков. На моей последней позиции в одном льё от входа в Рудню они полностью оставили меня и заняли позицию в двух льё от меня, прикрывая дорогу на Смоленск через Лешню». Батальон 24-го полка, который шёл с бригадой, Бёрманн «оставил в Рудне в распоряжении генерала Жангу, не считая местность подходящей для малого числа пехоты».

Казаки. Акварель начала XIX в.

Бисмарк со своим эскадроном 2-го Лейб-шволежерского полка находился во главе бригады и, следуя рысью, вырвался на 2000 шагов вперёд. Когда он хотел обогнуть край леса, ему навстречу явились в беспорядке и диком бегстве полки генерала Себастьяни. Бисмарк приказал эскадрону, двигавшемуся в открытой походной колонне, принять в сторону, чтобы не быть смятым, остановился и сформировал плотно сомкнутую толпу, которая образовала фронт со всех сторон. В этом своеобразном построении он стоя ожидал приближавшихся донских казаков. Казаки изумились такому странному построению, но вскоре пришли в себя и окружили эскадрон. Тщетно пытались они пробить его своими пиками. Один храбрец бросился на Бисмарка, по пистолетный выстрел сразил его. «В этот момент вюртембергская конная батарея (стоявшая с бригадой позади на позиции) открыла действенный огонь, который отвлёк внимание противника. Воспользовавшись этим, Бисмарк повернул со взводами, которые легко нашли свой строй, и галопом добрался безо всяких потерь до бригады, которая встретила его радостным Ура (Lebehoch)!».