Бремя государево (сборник исторических романов) - Лебедев Михаил Николаевич - Страница 49

— Не красны дела у Новгорода Великого, чего говорить! — покачал головой Микал. — Потеснила-таки его Москва проклятая, ой как потеснила!..

— А я, человек грешный, уж не мог претерпеть, — продолжал Арбузьев, попробовав еще пива пенного, — пораспалился я гневом лютым на князя Ивана, который родителя моего убить повелел… Не захотелося мне идолу московскому кланяться, не захотелося и в Новгороде околачиваться, ибо всюду москвитяне со своим носом длинным совались. А сердце у меня так и посасывает, так и посасывает, просто спокою нет. А в голову мыслишка такая втемяшилась, что споначалу даже самому мне страшно стало.

Э, думалось мне в те поры, не пропадать же нам из-за одного человека злодейского, сиречь Ивана Московского, который всех бед причина! Убить его надо, как он родителя моего убил со товарищи!.. Ну, и дошло до того, что не стерпел я, высказал думушку потайную другу своему, сыну купца новгородского, Пашку Григорьевичу, у которого отца тож москвитяне зарубили, только не на казни, а в ссоре на мосту Волховом. А Пашко и не весть как обрадовался. Что ж, говорит, ладно, оборудуем мы дело сие. Отомстим за наших родителей да за мучения людей новгородских!.. Принялись мы товарищей подыскивать, чтоб не меньше полусотни витязей было. А голытьбой тогда в Новгороде хоть пруд пруди было. Живо мы пять десятков молодых ребят залучили, снарядили их оружием на свой кошт да риск да и зачали думушку думать немалую, как бы князя Ивана погубить? А это ведь трудненько было… Одначе, пока мы с Пашком мозгами ворочали, затесался промеж ребят наших изменник заведомый, пронюхал, о чем мы совет держали, да и донес о том воеводам московским. А те уж зевать не любят, коли где добычей припахивает. Мигом на нас стража московская нагрянула, почитай, полк целый, принялись искать-поискать… но мы ведь тоже парни не промахи, незадолго о беде той прослышали, да и все стрекача задали. Попался только Пашко-бедняга, у невесты своей, вишь, призамешкался, и сгубил себя этим добрый молодец! Отрубили ему голову по приказу князя Ивана, а меня с товарищами прочими присудили той же казни предать, только поймать им не удалося нас, оттого и цел я перед вами сижу, князья почтенные, да заедин с вами думаю Москву отгонять, ежели пожалует он в Пермь Великую!..

Воцарилось недолгое молчание, во время которого Микал успел передать дяде суть речи словоохотливого новгородца, не скрывшего ничего из своей прошлой жизни. Ладмер зачавкал губами и промычал:

— А сильна же она — Москва проклятая! Смотри ведь, как Новгород скрутила… А все же не надо нам робеть раньше времени…

— А как вы о том разузнали, что москвитяне в поход пошли на нас? — спросил Микал у Арбузьева, тянувшего брагу из ендовы.

— А зимовали мы нынче на Волге-реке, около самого устьица Камского. А тут к нам один москвитянин пристал, который из темницы московской убег… И поведал он нам без утаечки, каковы дела на Москве у них творятся… А потом и другие слухи были… По зиме ведь еще рать московская выступила, значит, вскорости быть здесь должна…

— Беда, беда! — понурил голову Микал. — Смеем ли мы Москве супротивничать, коли уж вы, новгородцы, перед ней устоять не могли?

— Измена ведь нас погубила! — сумрачно буркнул Арбузьев. — Да и место такое у нас… дороги кругом понаезжены… везде города да деревни стоят, припасов разных видимо-невидимо… воинству московскому раздолье было, а у вас ведь, окромя лесу, нет ничего. Оголодают воины вражеские, заплутаются в лесах пермских… а тут мы и прихлопнем их, как мух очумелых, ежели с голоду они сами не подохнут…

— Верно, верно, так бы и следует им, мучителям нашим! — закивал головой Ладмер, уразумев слова гостя. — А мы уж постараемся прикончить их, только бы вы, новгородцы, вместе с нами были…

— Да будет так! Да рассыплется в прах воинство московское… А я уж не отступлюсь от своих слов. А товарищи мои тоже хоть куда идти за мной готовы, могу я за них поручиться… Поцелуемтесь же теперь по обычаю нашему православному! Ведь люди православные вы тоже.

Арбузьев встал с места и поочередно поцеловался сначала с Ми калом, потом с Ладмером, и, закрепив этим свой союз, все трое вышли на двор, где угощались удалые добрые молодцы, истребляя приносимые кушанья и напитки в огромном количестве.

Изкарский князь Мате прибыл в Покчу уже на другой день вечером, невольно замешкавшись в пути, где он едва не столкнулся с отступавшими от Покчи вогулами. К счастию для князя, сопровождавшие его люди вовремя заметили грозившую опасность и спрятали лодку, в которой ехал князь, под крутым берегом Колвы, в чаще ивняка, откуда они хорошо рассмотрели вогулов.

Дикари тянулись по берегу Колвы, соблюдая всякие предосторожности, из чего Мате заключил, что поход их не удался. Сам Асыка, заметно прихрамывая на правую ногу, вел свою орду, среди которой виднелось много раненых. По-видимому, вогулы вышли к реке для того, чтобы отдохнуть на береговом угоре, где так ласково пригревало солнышко. Вскоре же они, однако, торопливо обмыв свои раны в воде, втянулись в лес и скрылись из глаз изкарского князя.

Далее Мате сообщил, что он вернул домой воеводу Коча, который подготовил бы Изкар к обороне, если бы Асыка, паче чаяния, задумал напасть на городок. Однако через полсуток Коч донес князю, дожидавшемуся от него ответа на полпути от Изкара к Покче, что толпы вогулов, переправившись через речку Низьву, бесследно исчезли в лесу, из чего можно было заключить, что они сразу двинулись в свои кочевья, миновав городки и селения Верхней Перми. Таким образом, князь Мате получил полную уверенность в неприкосновенности своих владений и, уже успокоенный, прибыл в Покчу, где его ждали с нетерпением.

— Да, брат мой Мате, тяжелые времена для нас приходят! — сказал Микал, выслушав повествование гостя о встрече с вогулами и сообщив ему о том, как эти вогулы Покчу приступом брали. — С Асыкою пока мы поуправились, но горе другое нас ждет. Послушай-ка, какую весть принесли нам новгородцы… — И он передал в коротких словах зловещую новость о походе москвитян на Пермь Великую, что крайне взволновало и встревожило изкарского князя.

— Да неужто правда это? Да неужто Москва на нас воинство шлет? — удивлялся Мате, испуганно мигая глазами. — Вот ведь беда какая!.. А я, признаться, не поверил послу твоему. Просто, мол, врет человек. Потому как причины такой не было…

— Для Москвы причин не надо, только бы охота была… Ну, да и причина нашлась у Москвы; купцов ихних пообидели, вишь, в Чердыне… Хотя и за дело пообидели. Вот и ополчилась Москва на нас… Не знаю, что будет с нашею страною…

— А новгородцы, говоришь ты, заодно с нами на москвитян пойдут? — спросил Мате, искоса поглядев на Арбузьева, находившегося тут же с ними.

— Новгородцы — друзья наши нынче. По рукам мы ударили с ними. За тобою лишь, Мате, дело стоит.

Микал объяснил ему сущность и значение заключенного с добрыми молодцами союза, после чего изкарский князь заметно повеселел и протянул руку Арбузьеву.

— Вот и рука моя, воевода храбрый, — сказал он по-пермяцки, причем Микал быстро переводил его слова на русский язык. — Не отстану я от братьев своих — от господина князя покчинского да от дяди его, князя чердынского. Завсегда мы дружно жили, и нынче мы врознь не пойдем!..

— Умные речи и слушать сладостно! — осклабился новгородец, пожимая руку Мате. — Дай Бог нам удачи в ратном поле, ежели с Москвою схватиться придется!..

— Спасибо тебе, друг, за согласие твое! — воскликнул Ладмер, хлопнув по плечу изкарского князя. — В согласии ведь сила великая!.. С согласием своим мы авось Москву отобьем… ежели небо нам поможет…

Ладмер хотел было сказать: «Ежели Войпель нам поможет», но рассказ Микала о чудесном избавлении Покчи от разгрома вогулами произвел на него известное впечатление, и он не осмелился произнести слова, оскорбляющие христианскую религию.

А Микал искренно радовался тому, что вопрос о войне с Москвою получил окончательное решение. Мате был почти независимый от него владетель, признающий его главенство только из уважения к старшему в роде, каким считался покчи некий князь ввиду происхождения своего по прямой линии от первого властителя пермского. В Верхней Перми Микал не имел никакого значения, хотя Мате, по своей доброте и простоте, оказывал ему знаки внимания, чтил его. Вдобавок Изкар, главный населенный пункт Верхней Перми, стоял на такой неприступной горе и имел такие грозные по тому времени и месту укрепления, что никому и в голову не пришло бы принуждать Мате примкнуть к руководителям Нижней Перми, если бы на то не было доброй воли изкарского князя. Таким образом, Мате мог бы, если бы захотел, остаться при особом мнении по вопросу о войне или мире с Москвою, но так как он проявил полное единодушие с остальными, то его слова о согласии естественно вызвали чувство удовлетворения у присутствующих.