Бремя государево (сборник исторических романов) - Лебедев Михаил Николаевич - Страница 62

— Сюда, сюда! — закричал Микал, уяснив себе намерение москвитян подойти к самым валам, заслоняясь от стрел, бревен и камней своим движущимся прикрытием. — Здесь враг полезет! Здесь отбивать его придется!.. Сюда, братцы, сюда! Выбирай камни покрупнее, выкатывай бревна потолще… Авось не стерпит сруб ихний, разобьется от бревен да камней… Скорей, скорей!

— Москва идет! Москва идет! — пронесся крик по городку и все бежали к городским воротам, где уже шумела толпа ратников, ворочая громадные камни, заготовленные для встречи недругов.

— Спускай, спускай! — скомандовали воеводы и покатили с вала первый камень, отличавшийся гигантскими размерами.

Камень сначала покатился быстро, но потом угодил на мягкую площадку и вонзился острым краем в землю, где и застрял навсегда.

— Еще спускай! Еще, еще! — галдели кругом и принялись скатывать камни целыми десятками, но москвитяне были еще далеко от валов и камни либо не достигали до них, либо откатывались в сторону, вызывая этим целые потоки отборнейшей ругани со стороны пермян.

А сруб продолжал двигаться вперед и вперед, повинуясь могучей силе московских ратников, подталкивающих его сзади. Из-за прикрытия никого не было видно, только изредка мелькали юркие фигуры людей, подкладывающих под сруб обрубки дерева, служившие катками для всего сооружения. Выдумка была простая и полезная, давая нападающим возможность подобраться под самую крепость, не потеряв ни одного человека. А сознание своей безопасности под носом у врага доставляло москвитянам громадное удовольствие и заставляло их заранее торжествовать победу.

Вдруг все толпившиеся на валах увидели далеко внизу какого-то маленького, приземистого человечка, быстро бегущего на гору. За ним гналось четверо москвитян, как это тотчас же определил Бурмат, отличавшийся замечательною дальнозоркостью. Человек этот махал руками, спотыкался, падал, но через мгновение вскакивал снова и продолжал бежать еще быстрее, не позволяя нагнать себя преследователям. Последние, наконец, начали отставать, не осмеливаясь приближаться к укреплениям Изкара, где их могли засыпать стрелами и камнями. Среди защитников городка раздались радостные возгласы:

— Ушел, ушел! Не поддался недругам проклятым!.. Где ж им пермянина догнать!..

Но москвитяне не захотели отпустить врага безнаказанным и, став на одно колено, точно по команде, натянули свои тугие луки, прицелились и пустили по стреле в беглеца, который в ту же минуту сунулся лицом в землю, точно ему сзади хорошего тумака дали.

— Убили, убили! — зашумели на валах. — Эх, отплатить бы им надо за это, тоже стрелами попотчевать, что ли!.. Эй, выходи вперед, кто лучше стреляет… Прямо им в спины целься!.. Скорей, скорей! Вишь, побежали они…

— Вот вам на сдачу, собаки московские! Вот вам, вот вам!.. — закричали ожесточенные стрелки, пуская сотню стрел в москвитян, побежавших обратно под гору, но за дальностью расстояния все усердие пермян пропало даром: враги благополучно скрылись под защиту движущегося прикрытия, оставив в дураках своих недругов.

А подстреленный москвитянами беглец, едва преследующие его люди скрылись из виду, проворно поднялся с земли и, заметно прихрамывая на правую ногу, добежал до валов, где его встретили с поощрительными возгласами, радуясь, что он не убит, а только притворялся мертвым.

— К князю Микалу! К князю Микалу! — кричал он, поднимаясь на откос вала при помощи легонькой деревянной лестницы, спущенной ему сверху. — На Покче беда большая… Москвитяне к Покче подходят, к утру уж будут под Покчей… А вчера они Урос разорили, не осталось кусочка от Уроса…

— Что ты говоришь? Что ты кричишь? — бросился к нему Микал, потрясенный услышанными словами. — Какие москвитяне Урос разорили? Какие москвитяне на Покчу идут? Да что ты толкуешь, брат Варыш?..

Варыш — это был житель Покчи, хорошо известный Микалу, — торопливо перебил князя, сказав:

— Отсюда ж москвитяне пришли, от Низьвы-реки они нагрянули, пока вы на Изкар спешили…

— От Низьвы-реки они пришли? Да неужто так совершилося? Да как мы о том не проведали?

— Оплошка такая, стало быть. Сумели они тайком разделиться на две части, сумели вас всех обмануть… А теперича до Покчи добираются, а там и до Чердына дойдут…

— Что Чердын! Что Покча! — с отчаянием воскликнул Микал. — Родная земля наша гибнет! Погибает Пермь Великая наша!.. А дозорные наши все проспали, не разведали о походе второй рати московской на Урос…

— Слышал я, — продолжал Варыш, — привел их на Урос новгородец один, из тех, что в Новгороде Малом живут. Привел он их тайною тропою, а по тропе той дозору, кажись, совсем не было…

— Да, оплошали мы, крепко оплошали! Просто как волку в пасть голову свою пихнули!..

— А княгиня твоя плачет, сокрушается, — сообщал покчинский вестник, — просит тебя в Покчу поспешить, сохранить ее, и сына твоего, и Покчу самое от погибели. На тебя, князь высокий, надежда одна!.. Поскорее в Покчу поезжай, выходи отсюда без промешканья, пока еще не заперли тебя здесь москвитяне…

— Выходить? Да можно ли выходить?.. А Покчу ведь нельзя оставить без помощи… Ах, право, беда какая! — развел руками Микал и стоял как в воду опущенный, сознавая ясно только одно, что дни Перми Великой сочтены и что не по плечу им бороться с Москвою, которая и сильна, и хитра выше меры.

А вокруг него толпились воеводы, десятники и ратники, полные смятения и ужаса. А подвижной деревянный сруб — это новое доказательство вражьего хитроумия — продолжал ползти кверху, пугая своим видом робкие сердца пермян, расположившихся на каменных валах Изкара.

Недолго размышлял Микал, ошеломленный страшным известием о разорении неприятелем Уроса, находившегося в семи часах ходьбы от Покчи. Теперь-то он понял наконец, какую шутку сыграли над ними москвитяне, убившие сразу двух зайцев, благодаря недогадливости противников. Недаром же Бурмат предупреждал его у Низьвы-реки о возможности такого дела, которое он отрицал совместно с Арбузьевым и другими воеводами, не допускавшими и мысли о походе отдельного московского отряда на Урос, Покчу и Чердын, ибо это, по мнению Арбузьева, принесло бы ущерб вражьим силам.

— Вот тебе и ущерб вражьим силам!.. — горько усмехнулся Микал и лишний раз должен был сознаться в душе, что не доросли еще они до борьбы с Москвою, превосходящею Пермь Великую если не правдою, то силою и коварством.

— Делать нечего, — сказал он, обращаясь к Мате и воеводам, — придется мне в Покчу идти. Возьму я с собой три сотни покчинцев своих, которые других удалее, и с ними из Изкара выберусь. Может, удастся еще мимо врага проскользнуть. А не удастся — погибнуть придется, но гибель не страшит меня нисколько!..

— Эх, жалость какая, — заметил Коч, воевода изкарский, — ведь у нас подземный ход был хороший, прямо в лес он выводил. Но недавно обвалился он в одном месте, а расчистить не удосужилось еще.

— Ничего, я так выберусь… по верху земли, — улыбнулся Микал натянутою улыбкою, — только бы местечко такое нашлось, где можно пройти потаенно.

— Это мы укажем тебе… укажем, укажем! — забормотал Мате, озадаченный намерением Микала уйти из Изкара. — Только как же без тебя мы останемся, а? Ведь ты нас на ум наставлял, пример нам показывал хороший…

— И ты, кажись, не плох, князь дорогой, — возразил Микал, в душе, впрочем, не надеявшийся на добродушие простоватого Мате. — А потом, воеводы остаются с тобой, они витязи добрые, бывалые. И Бурмата своего оставляю здесь. А он уж не даст поблажки москвитянам!

— Ох, горюшко наше! — сокрушенно вздохнул Мате и не стал более плакаться перед покчинским князем, намеревавшимся удрать из Изкара.

А москвитяне тем временем продолжали подвигать свой сруб к изкарским валам, ощетинившимся палисадами-частоколами. Доносился нестройный гул голосов, кричавших: «Раз да раз! Раз да раз!» — после чего остроумное сооружение неприятеля подавалось на полшага вперед, чтобы после нового крика «Раз да раз» подвинуться еще дальше. Сверху катились камни, бревна, летели стрелы, но пока большой помехи для нападающих не представляли и застревали в углублениях горы, не достигая намеченной цели…