Марксизм как стиль - Цветков Алексей Вячеславович - Страница 11

Было, конечно, и предыдущее поколение, «вдохновители 1968-ого года» – Ги Дебор, Ванейгем, Адорно, Горц, Маркузе. Они взяли классический марксизм и, как воздушный шар, накачали его веселящим газом контркультуры и психоделии. И тогда марксизм обрел объем карнавального и непредсказуемого молодежного бунта. Этот шар для меня не сдулся до сих пор.

А до них были высоколобые большевики с черно-белых, как северная зима, фотографий – Лукач, Грамши, Люксембург, Троцкий – которые дружили и спорили с Лениным. Читая их, я понял нечто очень важное. Капитал не есть просто всеобщий эквивалент, который менее или более справедливо делится между людьми. Капитал есть стоимостная форма организации и развития производительных сил, исторически заданная форма функционирования средств производства.

И всё же главное предложение марксизма – сделать частное общедоступным (не путать с государственным) – неизменно вот уже полтора века. Цель марксизма – сделать справедливость вопросом знания, а не чувств. Сдвинуть беседу о равенстве от перцепта к концепту. Колебание нормы прибыли понимается марксистами как линия исторического фронта в социальной войне между работником и нанимателем, взятыми как политические сообщества. Главная предпосылка самого возникновения марксизма – бесконечность капитала, которая перестает умещать в себе бесконечность нашего труда. Господство капитала над человеческой жизнью никогда и не могло быть полным, оно всегда предполагало автономные зоны как внутри человека так и в его поведении. Марксизм это программа партизанского роста и укоренения таких автономных зон.

Вы хоть раз бесплатно качали что-нибудь из сети? Если доступ каждого ко всему, что мы создаем, будет так же прост, это и станет победой и концом марксизма. Концом, потому что вместе с капитализмом он исчезнет и больше никому не будет нужен в новом мире добровольных творцов и тотальной автоматизации. Кончится мучительная предыстория людей и начнется их великая история. Свободный обмен информацией – передний край развития «посткапиталистических» отношений и примерная модель будущей экономики, которая сменит устаревший рыночный обмен через продажу товаров. Осталось найти способ переноса подобных отношений из мира информационного в область более ощутимой жизни. Сделать столь же бесплатными и доступными хлеб, энергию, землю, дома и всё остальное. Деление всего на «своё» и «чужое» отталкивает людей друг от друга и искажает их отношения до полной неадекватности. Мы все, взятые вместе, а не по отдельности, уже достаточно богаты, чтобы ничего не называть «своим».

Марксизм задает буржуазным демократиям свой возмутительный подрывной вопрос: как возможно «народовластие» там, где все средства производства остаются в руках меньшинства, не избранного и не контролируемого никем? Как возможна «демократия» там, где все результаты общего труда принадлежат единицам, которым повезло родиться в избранных судьбой семьях? Избранные, выкладывая «свой» товар на рынок, предлагают нам купить у них то, что создали мы сами. Мы, понятые вместе, как пролетарское большинство человечества, а не по отдельности, как сумма конкурирующих индивидов. Марксизм предполагает, что демократ, призванный к последовательности, это социалист.

Марксизм предлагает навсегда покончить с системой, которая дает каждому зрелище вместо Смысла, занятость вместо Дела, роль вместо Судьбы и банковский счёт вместо Победы. Большинство из нас каждый день заняты не тем, что считают важным, а тем, за что нам платят, и потому мы отказываемся отвечать за то, что ежедневно делаем. Это «просто работа», «просто бизнес» и «просто отдых». Такой опыт создает «просто людей» т.е. парализует их творческую волю и накапливает внутри свинцовое чувство, будто ты живешь чужую, а не свою, жизнь. Так возникает отложенный на завтра человек. Он вынужден непрерывно отодвигать в будущее собственное Полное Присутствие.

Не причастность к тому, что ты делаешь. Отказ от вопроса о смысле собственной деятельности в обмен на оплату труда. Делегирование этого смысла кому-то, кто тебя нанял или тому, кто нанял нанимателя. Окончательная передача смысла своей деятельности в руки правящего класса. Тот, кто согласен с этими оценками, уже марксист. Ну, почти. Осталось добавить одну фразу: Хватит верить в реинкарнацию! – в ней весь марксистский пафос – Хватит ждать того, кто спасет и освободит тебя, он – в зеркале. И он не один.

Деньги осуществляют небесную жизнь товаров точно так же, как товары воплощают земную жизнь денег. Мы зарабатываем, тратим, а устав и от того и от другого, перед телевизором или в нежной тьме кинозала, смеемся над тем, как мы зарабатываем и тратим, узнав себя на экране. Товары всё чаще отсылают нас к зрительскому опыту переживания воображаемого статуса, а не к своей простой функции. Марксизм предназначен для тех, кто хотел бы делать что-то ещё. Делать, а не «круто оттягиваться» и забываться. Товарная цивилизация держится на тотальной наркомании: для того, чтобы товары продавались, все должны гнаться за вечно ускользающим удовольствием, на которое эти товары нам намекают. Но в марксизме удовольствие ставится на место, оно просто следствие осмысленной деятельности по улучшению мира и человеческих отношений. Только в таком положении удовольствие становится устойчивым, полным и никак не связанным с потреблением.

Гламурные труженики публичного потребления, взяв в руки вожделенную вещь, физически ощущают, что это не просто вещь, но кристалл капитала. Капитал подвижен, он испаряется из вещи и она перестаёт быть статусной и модной. От этого чувства «капитала внутри» по их коже бежит эротическая дрожь товарного фетишизма. «Капитализм как религия» – это верно сказал товарищ Вальтер Беньямин. Религия нуждается не только в святынях, но и в запрещаемых непристойностях – правильно добавил товарищ Жорж Батай. Экстаз потребления заменяет нам экстаз производства чего бы то ни было. Экстаз любого производства и становится при капитализме непристойным, вытесненным, нежелательным, подрывным. «Те, кому меньше повезло, больше работают». Репрессированный экстаз производства превращается в итоге в экстаз антисистемной практики сопротивления. В этом, а не просто в моральном осуждении рынка, важнейшее марксистское сообщение.

Есть ли у меня реалистичный, а не утопический, идеал политической системы? Конечно, вот он: народ держит власть в заложниках. Но что для этого нужно народу? Организации? Да, но организации это только инструмент. Прежде всего, людям нужно вернуть «не реалистичный» идеал политической системы, внятно данный в «Коммунистическом манифесте». Только наличие такого «бесклассового горизонта» позволит обществу взять власть в заложники и диктовать власти свою волю.

Для этого людям и нужна революция. Во время революции простые люди пытаются мыслить сложно, а сложные люди пытаются мыслить просто. Поэтому и те и другие неизбежно совершают во время революции страшные ошибки. Но эти ошибки ценнее для нашей будущей истории, чем любая «правота» и «правильность», нажитая нами в предсказуемые дни межреволюционных времен.

Вот ещё 11 марксистских наблюдений, которые кажутся мне полезными, актуальными и не слишком очевидными:

1. Капитализм это особая система экономического обмена, запрограммированная на постоянный рост прибыли и ради этой главной цели способная пожертвовать любым из нас. Главный приз в капиталистической игре – возможность создать монополию, надолго гарантированную от конкуренции.

2. Причина регулярных кризисов капитализма заключена в неизлечимом противоречии между потребительной и меновой стоимостью. Из этого конфликтного различия прямо следует разрыв между реальным производством и царством спекулятивного капитала. Разрыв, аналогичный разнице между наблюдаемым миром и виртуальной реальностью. Но самый важный вопрос: какую роль в реальном мире играет виртуальная реальность? Только ответив на него, мы и заявляем свою политическую позицию по-настоящему.

3. Главный герой раннего капитализма – авантюрный предприниматель. Главный герой капитализма классического – ответственный и солидный директор крупной фирмы. И наконец, главный герой капитализма позднего – креативный организатор гибких и чутких к рыночным изменениям сетевых структур эпохи «фанки-бизнеса». Ни одна из этих трёх фигур не исчезает, но каждая уступает следующей своё центральное положение в Системе.