Сердце пирата (СИ) - "Лиэлли" - Страница 11

— Ты станешь вечно молодым и никогда не состаришься. Останешься таким же, как сейчас, — зашептал он, опустившись к Волку на колени и обняв одной рукой за шею.

Занеся над его головой сжатую в кулак ладонь, он разжал пальцы, и дождь из золотых чешуек посыпался на капитана. Волк открыл глаза, тяжело посмотрев на мальчишку, но ничего не сказал. Маленькие золотинки ложились на его голову и плечи, застревая в густых черных волосах.

— Ты пытаешься меня соблазнить? — чуть склонив голову набок, с усталой насмешкой поинтересовался он.

— А что, если и так?

— Тогда ты немного опоздал.

На секунду юноша замер, и постепенно понимание начало появляться в его изумрудных глазах.

— Ты уже видел… видел таких, как я? — спросил он ошеломленно.

Волк промолчал, продолжая смотреть ему в глаза.

— Так значит… все эти легенды… о твоем бессмертии, все это… все — правда! — Он вскочил на ноги, нервно заходив по комнате.

Пират продолжал в холодном молчании наблюдать за ним, и было непонятно, о чем он сейчас думает и что испытывает. А Волк же просто ждал, когда до мальчишки наконец дойдет вся правда.

— Так… кто… кто подарил тебе бессмертие? — остановившись наконец на месте и резко развернувшись к нему, потребовал ответа юноша.

— Почему ты хочешь это знать? — вопросом на вопрос ответил Волк.

— Это русалка оставила шрам на твоей груди? — вдруг побледнел тритон.

На этот раз мужчина напрягся, внутренне подобрался и медленно наклонился вперед, выпрямляясь в кресле.

— Да.

— Зачем? Зачем она это сделала?! — Мальчишка не замечал, как по его бледным щекам скользят слезы и с глухим стуком осыпаются на пол сияющим жемчугом.

— Потому что я попросил ее об этом, — неожиданно мягко произнес Волк, подавшись вперед в своем кресле, но русал его уже не слышал.

— Чудовище! Я же говорил, что мы чудовища!

— Прекрати истерику, — холодно оборвал его Волк.

— Зачем она… значит, сердце украла… Я так и знал, что легенды о русалках не врут! Они похищают сердца!

— Замолчи!

Пират вскочил с кресла, в один большой шаг пересекая расстояние между ними, и, схватив его за плечи, хорошенько встряхнул.

— Ты ничего не знаешь, чтобы говорить так!

— Она вырвала твое сердце! — с истерическими нотками в голосе закричал юноша, забившись в его объятиях в попытках вырваться.

— Но тебя это не касается, — жестко отрезал Волк.

Мальчишка затих и только тихонько всхлипывал, украдкой утирая глаза от слез, но тщетно — те все равно осыпались на пол градом.

Смягчившись, пират добавил:

— Она сделала это, потому что любила меня и хотела сохранить мое сердце.

— Разве это не есть самое отвратительное, что только может быть на свете? — сквозь слезы уронил юноша. — Безжалостно вырвать сердце у своего возлюбленного и обречь его на вечные скитания без эмоций, желаний и мечты?

— Ты вырос среди людей, — покачал головой Волк. — И тебе не понять, что движет обитателями моря. Это единственный способ выразить свою любовь.

— Это ужасно. И чудовищно.

— Я сам виноват.

Русал обмяк в его объятиях, затих, прижавшись к его груди, и теперь только едва слышно всхлипывал. Они простояли так достаточно долго, чтобы каждый понял, что им удивительно спокойно и легко сейчас. Маленький, запутавшийся в своих желаниях и жизненных приоритетах тритончик расслабился и отогрелся в кольце сильных рук свирепого пирата, который обнимал его с удивительной и неожиданной нежностью.

— «И лишь раз увидев русалку, ты потеряешь себя навеки. Она украдет твое сердце, заберет на дно морское, и будешь ты скитаться по морям, гонимый тоскою и печалью, словно призрак», — внезапно процитировал юноша морские предания. Помолчал немного и снова тихо спросил: — Расскажи… как это было?

Волк молчал так долго, что он уже решил было, будто тот и не ответит. Но вот наконец пират все-таки заговорил, и голос его был тих и почти неслышен:

— Ее звали Ниалалиэлль. Я называл ее просто Ниа. Это было триста семнадцать лет назад. Мой отец жил в процветавшем тогда порту. Он торговал разными товарами — специями, тканью, привозимыми из-за моря, и мебелью, изначально он был плотником. Потом разжился и стал купцом. Наше поместье находилось на морском побережье, близ гавани, куда постоянно причаливали корабли из других земель. Мне тогда было двадцать шесть лет. Я часто пропадал на побережье, целыми днями собирал какие-то диковинные ракушки, плавал в море… — Волк пожал плечами, словно считал это глупостью. — Меня мало интересовала торговля, а отец никак не мог приобщить меня к семейному делу, в которое вложил свою душу. В конце концов он махнул на меня рукой и уехал в долгое путешествие на три года. Больше я его не видел. В его отсутствие я по-прежнему занимался своими бессмысленными делами, целыми днями пролеживая на берегу и любуясь морскими пейзажами. Что происходило с поместьем, меня мало волновало — отец оставил присматривать за нашим домом управляющего, зная, что на меня никакой надежды нет. После смерти матери я рос оболтусом.

Волк отстранился от юноши и отошел к окну, погрузившись в воспоминания. Взгляд его был рассеян, пока он бездумно водил кончиками пальцев по бархатной занавеси на окне.

Прежде чем он снова продолжил, прошла довольно долгая пауза, в течение которой русал опять успел подумать, что продолжения не последует.

Но пират все же возобновил рассказ.

…Однажды ясным солнечным днем я снова вышел на берег. Море всегда звало меня и манило, и я жаждал разгадать тайны, которые оно хранит. Далекая морская синева, сверкающая на солнце, вызывала у меня восхищение, завораживала, и я мог бы вечно смотреть, как плещутся о нагретый за день берег сапфировые волны, слизывая с него песчаное золото. Утро было тихим, ничто не предвещало бури, хотя как раз таки именно это должно было меня насторожить, но тогда я был слишком неопытным, чтобы знать подобные вещи. Море представлялось мне загадочным и бескрайним миром, частью которого я желал стать всем сердцем.

И в тот день Кихей услышал мою мечту. И отозвался.

Я решил немного поплавать и успел заплыть достаточно далеко, когда небо потемнело и разразилась гроза. Я бы не успел доплыть до берега. Сражаться со стихией? Нет, что может простой смертный против свирепого неистовства волн? Ки гневался в очередной раз, и я бы, скорее всего, погиб, если бы он не послал мне на помощь одну из своих дочерей.

В какой-то момент, устав сражаться с морской стихией, я потерял сознание. Когда очнулся, оказалось, что уже лежу на берегу. Во рту было сухо, на кончике языка — мерзкий привкус морской соли, в ушах шумело, а голову напекло. Кажется, я пролежал без сознания довольно долго, ведь день уже клонился к вечеру. Вокруг было очень тихо, но совсем неожиданно рядом раздался тихий плеск и звонкий, мелодичный смех.

Оглядевшись, я увидел за прибрежными валунами, торчавшими из воды, обнаженную девушку. Она была красива нечеловеческой красотой — глаза цвета первой весенней зелени, такие насыщенные и яркие, что казалось, будто ты очутился в лесу в самый разгар лета. Аккуратный маленький носик, чувственный рисунок полноватых капризных губ и две очаровательные ямочки на щеках. Тонкий разлет бровей, чуть раскосые глаза, длинные ресницы. Миниатюрное личико обрамляли густые каштановые волосы. Она не была писаной красавицей, скорее миловидной… С изюминкой, я бы сказал. Но по человеческим меркам сравниться с ней вряд ли могла бы хоть одна смертная женщина.

— Меня зовут Ниалалиэлль, — представилась она.

С того дня я пропал. Не видел больше солнечного света и морской синевы, не чувствовал прохлады ночного бриза, не ощущал вкуса еды и воды. Я весь утонул в ее бесподобных глазах, я способен был лишь ощущать мягкий шелк ее волос, бархатистость кожи, уступчивую, восхитительную податливость губ. Мне казалось тогда, что смысл всей моей жизни внезапно сузился до одной маленькой женщины — морской красавицы, что пленила меня и украла мое сердце.