Сердце пирата (СИ) - "Лиэлли" - Страница 4

— Обеззараживаю твои ранки, — ответил Волк с саркастической усмешкой, оставляя наконец в покое его руку, но тут же взялся за вторую.

И эту пытку юноша выдержал — лишь разъяренно сопел во время всей процедуры, выражая свое отношение ко всему происходящему в целом и к самому мучителю лично.

Отпустив мальчишку через пару минут, мужчина покачал перед глазами заметно опустевшую бутылку и поджал губы.

— Это было отличное кадарское виски, — только и уронил он. — Ты будешь мне должен.

Юноша лишь зашипел на него, злобно сверкнув глазами.

— Дай запястья чем-нибудь перевязать, — потребовал он.

— Возьми свою рубашку, — любезно предложил Волк, носком сапога подцепляя валявшуюся на полу рубашку и швыряя ее в пленника.

На этот раз тот сумел поймать ткань и, выругавшись, попробовал оторвать от нее несколько лоскутов, но у него не хватило сил.

Пират бросил на него презрительный взгляд, чуть наморщив нос, и, в несколько шагов преодолев разделявшее их расстояние, выхватил у него рубашку и молча порвал на несколько лоскутов. А потом, к удивлению пленника, сам же и перевязал ему запястья, довольно туго, но зато практично.

— Еда на столе, — закончив с перевязкой, сухо обронил он, затем, подойдя к кровати, улегся на нее прямо в сапогах.

Скрестив ноги и заложив руки за голову, капитан прикрыл глаза и, кажется, всерьез собрался спать, чем вызвал у пленника волну негодования. Неужели Черный Волк настолько невысокого о нем мнения, да еще и так пренебрежительно к нему относится, что даже не посчитал нужным лишний раз обезопаситься в присутствии несвязанного пленника?

Яростно сопя, мальчишка тем не менее от ужина отказываться не стал, ибо сильно проголодался за день. Да и желудок требовательно заурчал, стоило ему вдохнуть аромат жареной баранины. И где только пиратам удалось достать такие продукты в море?

Он жадно накинулся на еду, пренебрегая хорошими манерами и изредка поглядывая на дремавшего пирата. А может, капитан и не спал, но юноша не чувствовал, что тот наблюдает за ним, и, воспользовавшись этим, решил сам рассмотреть мужчину. Благо картина ему открывалась поистине шикарная, сильное поджарое тело вытянулось перед ним на кровати во всей своей красе. Густые черные волосы, достававшие капитану лишь до плеч, рассыпались по подушке, рубашка на груди натянулась, обнажая смуглую кожу и позволяя во всех подробностях рассмотреть мощные, хорошо развитые мышцы, в которых дремала скрытая сила и которые были сейчас обманчиво расслаблены. Узлы мышц натягивали рукава рубашки и штаны, волнуя воображение, но о том, что же кроется под одеждой, можно было лишь догадываться. Впрочем, это было не так уж и сложно.

Пленник, наконец-то насытившись, почувствовал голод совсем иного рода. Поднявшись с кресла капитана, которое временно занял, юноша неслышно приблизился к кровати, босиком ступая по толстому ковру. Но даже когда он подошел почти вплотную, Волк не пошевелился и никак не дал понять, что замечает его, выказывая донельзя обидное пренебрежение к его персоне.

Поборов свою гордость, юноша легонько толкнул его коленом в бедро:

— Эй, неудачник, ты спишь?

Пират даже не потрудился открыть глаза, грудь его равномерно вздымалась и опускалась, как если бы он действительно спал, однако ответил совсем не заспанным голосом:

— Не надоело еще?

— Мне нужна другая одежда, — потребовал мальчишка. — На том корабле, что вы захватили, везли сундуки с моей одеждой. Верни мне ее.

— Надо ли мне сообщать тебе, что ты не в том положении, чтобы указывать? — иронично осведомился Волк, наконец-то открывая глаза, и его тяжелый взгляд вызвал мурашки по коже.

— Прекрасно! — вспылил юноша. — Тогда я буду ходить голым.

Он демонстративно скинул полотенце на пол, оставшись совершенно обнаженным.

Волк смерил его долгим нечитаемым взглядом и медленно сел на кровати, подтянувшись на руках.

— Ты действительно такой глупый или просто любишь испытывать фортуну? — поинтересовался он обманчиво спокойным голосом.

— Кто фортуна? Ты? — дерзко бросил юнец, скрестив руки на груди. — Сомневаюсь. Что ты можешь со мной сделать? Разве что отдать на потеху своим пиратам, но ты уже это сделал. Или продать. Но этого ты не сделаешь.

— Твоя самоуверенность вгоняет меня в тоску.

— Иначе ты бы не пустил меня в свою каюту, не вылечил и не накормил.

— Полагаешь, я сделал это по доброте душевной? — с сарказмом приподняв бровь, хмыкнул Волк.

— Нет, ну почему же… — Голос юноши слегка понизился, и он опустился на постель, упершись в нее коленом. Рука его легла на бедро пирата, и он с восторгом почувствовал, что тот ощутимо напрягся.

Узкая миниатюрная ладонь скользнула чуть выше, подбираясь к паху, но была перехвачена за забинтованное запястье, и юноша поморщился.

— Ты ведешь себя как шлюха, — резко бросил Волк.

— Я и есть шлюха, — парировал тот. — Королевская шлюха.

— Что же заставило тебя снизойти до простого пирата? — с холодной язвительностью в голосе любезно осведомился капитан. — Хотя, постой, не отвечай, дай мне сделать это самому. Надеешься выторговать себе свободу своим телом? Не выйдет.

— А может быть, у меня есть другая причина? — В голосе пленника вновь зазвучали низкие, чуть хриплые, искушающие ноты, заставив капитана напрячься еще больше.

Это не осталось незамеченным им.

«Неужели и в самом деле бессилен в постели? — удивленно подумалось юноше. — Иначе с чего бы он так напрягался при любом прикосновении или намеке на близость? Ну не девственник же он, в конце-то концов?»

— Отпусти мою руку, — попросил он почти спокойно, так как Волк все еще болезненно сжимал его запястье.

К его удивлению, капитан внял просьбе — стальные пальцы медленно, словно бы неохотно, разжались. Но он все еще ощущал на себе внимательный, словно бы настороженный, взгляд сапфировых глаз.

Протянул руку, кончиками пальцев почти коснувшись смуглой кожи, виднеющейся в распахнутом вороте рубашки, и почти физически ощутил, как заходили под ней мощные мышцы, резче очерчивая мускулы на груди.

Боится? Сомнительно.

Очень осторожно, опасаясь спугнуть, словно какого-то дикого зверя, юноша проследил рваную нить безобразного шрама, тянувшуюся вдоль всей груди, кончиками пальцев. И Волк, кажется, затаил дыхание, чем вызвал у него волну восторга, теплом разлившуюся по всему телу. Он уже более уверенно прижал обе ладони к груди пирата, огладив бархатистую на ощупь кожу, с волнением ощущая каменно-твердые даже в более или менее расслабленном состоянии мускулы под ней. Волк все еще не сделал ни единого вздоха, но его взгляд тяжелел с каждой секундой, и юноша, ощущая на себе эту тяжесть, чувствовал, как у него пересыхает во рту от волнения.

— Почему ты так напряжен? — тихо поинтересовался он.

— Потому что ты меня трогаешь, — неожиданно честно ответил Волк, наконец-то едва слышно выдыхая и снова делая вдох.

— Тебе неприятно? — снова спросил юноша.

— Я опасаюсь, что продолжение не доставит нам обоим никакого удовольствия, — пожал плечами пират.

Юноша удивленно вскинулся, недоверчиво рассмеявшись.

— Ты, должно быть, шутишь, капитан, — произнес он, успокоившись. — Да был ли в твоей постели хоть раз хорошенький мальчик?

— Мне подойдет и не всякая женщина, — лаконично ответил Волк, снова передернув широкими плечами.

— Ты такой привередливый? — промурлыкал королевский фаворит, неторопливо оглаживая смуглую грудь ладонями, и, наклонив голову, прижался губами к неровной ее поверхности — там, где кожу уродовал шрам, оставленный, видимо, зазубренным лезвием.

— Нет, — помолчав немного, наконец ответил капитан и прикрыл глаза.

Подождав несколько минут, юноша понял, что продолжения не последует.

— Откуда этот шрам? — тихо спросил он, снова прикасаясь кончиками пальцев к изуродованной коже.

Шрам приходился как раз на то место, где должно было биться сердце, — рваный, безобразный, словно нанесенный чем-то острым и неровным. Дальше ниточка его сужалась, протягиваясь к ключицам и почти задевая их. На шее она была почти незаметна, но на подбородке снова возобновлялась и пересекала нижнюю губу, привлекая внимание. Он поймал себя на желании облизнуть эту ниточку на его губах, чтобы языком почувствовать неровную поверхность чуть обветренной плоти, что на вид казалась такой твердой и неприступной, но поцелуй, может быть, смягчит его рот?