Аппарат - Прибытков Виктор Васильевич - Страница 3

Тот смутился и снова отвел глаза в сторону. Ничего не ответил.

Кто знает — может, просто привычка у него такая была… Судить не берусь, даже по прошествии минувших лет.

Сразу после высокогорного курорта Черненко спешно перевозят в Подмосковье, на бывшую дачу Брежнева — «Завидово». Там продолжается интенсивное лечение. Вскоре ему становится несколько лучше. Он понемногу начинает ходить. С трудом, но говорит. Частыми становятся приступы астмы, которые раньше были редкостью. Все время покашливает, в груди слышны хрипы…

До неминуемой смерти остается несколько месяцев. Здоровье подорвано окончательно.

Как тут прогнать нехорошие мысли? Скажу больше — подозрения! Не знаю… Я, например, не мог избавиться от них тогда, не получается и теперь. Бередит душу вопрос — кому так сильно мешал Черненко? Кому нужно было спешно убрать его с дороги? Еще тогда, когда у руля стоял (точнее лежал) одолеваемый недугом Андропов… А что, если… Нет, эту мысль я заканчивать не буду. Но допускаю, что «претендент» не хотел терять лишнего года, его снедало нетерпение обладать властью, взять бразды правления сразу же после Андропова. Но Черненко, несмотря на щедрое «угощение» из рук бывшего Председателя КГБ и министра внутренних дел Федорчука, чудом выкарабкался. Сразу же после того, как Горбачев добился вожделенного поста, Федорчука отстранили от дел и отправили в политическое небытие. Словно основного свидетеля спрятать старались…

Совсем недавно попалась мне в руки книга Владимира Тимофеевича Медведева — бывшего личного охранника Брежнева, а впоследствии и Горбачева. И в ней описывается несколько странноватая роль Евгения Ивановича Чазова: в то время как охранники неумело, в первый раз в жизни, в течение чуть ли не сорока минут после обнаружения бездыханного тела Генерального секретаря, пытаются делать искусственное дыхание уже скончавшемуся Брежневу, Евгений Иванович, приехавший на место события только после Председателя КГБ Юрия Андропова, под ходит к телу, долго пытливо смотрит…

Медведев докладывает:

— Был еще теплый… Пытались привести в чувство…

— Ну что ж, — отвечает Чазов. — Все делали правильно. А где Андропов? — и тотчас пошел следом вниз.

Комментарии, как говорится, излишни.

Но оставлю в покое Чазова. У политических «сподвижников» тоже были свои виды на медленно умиравшего Черненко. И эта внезапная физическая немощь была им вовсе некстати…

Черненко, после этих двух «отпусков», уже физически не мог участвовать ни в каких избирательных кампаниях — ни стоя, ни сидя, ни лежа. Даже заграничные патентованные стимуляторы не могли вдохнуть в его ослабевшее тело крохотную толику так необходимой для работы руководителя государства энергии. А добровольно уходить с подобного поста — не в наших правилах. Не было подобного при Ленине, не было и позже…

По традиции, сложившейся давным-давно, встречи депутатов с избирателями проходили принародно. С большой помпой, освещением в газетах и журналах, по радио, во всех средствах массовой информации. Отказаться от этого мероприятия, значит, нарушить давние советские традиции! Об этом не только было страшно подумать, но даже мысль такого рода, если она возникала в чьем-нибудь воображении, тотчас — в том же самом воображения — трусливо гасилась. Отменить такую встречу могли либо врачи, либо сам кандидат в депутаты…

И он и они молчали! Даже Генсек не имел права нарушать традиций.

Организационная же машина — по всенародным выборам — работала на полных оборотах. Раскручивали маховик в Московском комитете партии. В первую очередь его секретарь Виктор Гришин, который в это самое время находился в полной конфронтации с рвущимся к власти Горбачевым. За Гришиным стояли совсем другие силы, которые эту власть отдавать не намеревались ни под каким видом. А как отнять и не давать?

Только одним путем — заслужить у нынешнего Генерального секретаря такую весомую благосклонность, каковая имеет юридическую силу бесспорного завещания.

Гришин прикладывал все силы, чтобы услужить! К встрече с избирателями спешно заканчивалась отделка нового, только что выстроенного, крупнейшего в столице, какого еще не было до этого, киноконцертного зала, составлялась солидная многочасовая программа выступлений самых маститых деятелей искусства…

А Черненко уже не хватало сил и энергии, чтобы устоять несколько десятков минут на собственных ногах.

Кто-то, наконец поняв, что ничего из этой шумихи не получается, предложил:

— Пусть выступит сидя… Закажем специальную трибуну!

И с трибуной ничего не вышло. Силы Черненко шли на убыль с каждым часом…

— Тогда давайте запишем выступление в больнице и пустим его по телевидению… Неужто мы не в силах что-то придумать? — предлагал тот же доброхот.

И приезжали в палату, где лежал смертельно больной человек, многолюдные бригады прикормленных телевизионщиков, сноровисто воздвигали хитроумные декорации, устанавливали на штативах тяжеленные камеры, полыхали тысячесвечовыми софитами, тянули шнуры микрофонов…

Черненко, накачанный лекарствами, едва оторвавшись от маски кислородного прибора, с тоской поглядывал на всю эту кутерьму, часто бросая взгляды в мою сторону, словно ища поддержки. Чем я мог ему помочь? Разогнать? Выставить вон? Но эту команду должны были дать либо врачи, либо он сам, либо члены Политбюро. Все молчали.

Вскоре организаторы маскарада поняли, что и эта затея окончательно проваливается. Черненко начинал задыхаться, едва только начинал раскрывать рот — лицо синело, грудь рвал кашель, с губ слетали разве что одни хрипы.

Кажется, все видели никчемность этой затеи, а по большому счету — издевательства над больным, но никто не мог, не имел права отменить эту глупость. И ведь врачи — присутствующие здесь — не отменяли этого глумления… Выходит и они не имели на подобный вердикт никакого права!

По различным «присутственным» необходимостям Черненко нет-нет да и доставляли в Кремль. Это не оставалось незамеченным…

Западная печать частенько публиковала репортажи о состоянии здоровья советского лидера, но в СССР этой информации старались не замечать. Германский «Штерн» опубликовал серию фотоснимков: охранник чуть не на руках вносит Черненко в кремлевскую резиденцию, другой застегивает пуговицы на его плаще, третий помогает взобраться по ступеням…

Удручали не фотографии в журнале, убивал тот факт, что все это не было никаким преувеличением или хитроумным монтажом лаборанта — изображение на фотографиях абсолютно соответствовало истинному положению дел!

И все же ту самую злополучную встречу с избирателями не отменили. Ее только перенесли на другой день, а речь, «по поручению» кандидата в депутаты, прочел сам «несдающийся» Виктор Васильевич Гришин.

Телевидение способно творить удивительные чудеса! Когда, повинуясь указу, народ дружно проголосовал за ставшего недееспособным депутата, сам депутат голосовал в… собственной палате кремлевской больницы. На экране все выглядело довольно веселенько — ковры, занавеси, члены комиссии в строгих пиджаках и с дежурными улыбками на устах, урна для голосования, восторженные очевидцы…

Финал — вручение депутатского мандата!.. Если бы не личный охранник, каким-то хитрым, поистине акробатическим манером удержавший Черненко со спины, история могла закончиться большим конфузом — сил стоять у Константина Устиновича не былосовсем. Сил для жизни оставалось на три дня…

10 марта… Почти полночь. Зал приемной. Несмотря на поздний час, много народу. Одного взгляда достаточно: собрались те самые люди, которые в последние два-три года, по горькой иронии судьбы, набили руки на посмертно-торжественных ритуалах. Все хорошо мне знакомы. Других здесь и не могло быть. Дежурный провожает меня в зал. В центре — длинный стол с двумя рядами стульев. В его торце — стол Генсека. Теперь опустевший… Маленькие столики вдоль стен — для помощников, заведующих отделов, министров, приглашаемых на заседания гостей.

За столом сидят двое, в одинаково строгих, официальных костюмах. На лицах дежурная скорбь. Один из них — Горбачев — секретарь ЦК КПСС, член Политбюро с небольшим стажем, отвечавший за сельское хозяйство, но в последнее время самолично решивший, что идеологическое направление работы ему ближе, второй — Егор Лигачев — тоже секретарь ЦК КПСС, самый молодой член Политбюро, только в 83-м году прибывший из дальнего сибирского Томска. Оба — ярые противники суетившегося в последние дни, старавшегося заслужить благосклонность Генерального секретаря Виктора Гришина. За ним когорта его сподвижников…