Волчья дорога (СИ) - Зарубин Александр - Страница 1

Annotation

Наемная компания идет по свету. Откуда - неважно, куда - бог знает, капитан догадывается, а рядовым все равно. Тридцатилетнюю войну отслужили, ничего не выслужили а теперь берутся за любую работу. С кем воюют - а кто на пути попадется с тем и воюют. Им бы день прожить... и остаться людьми, что порой очень и очень не просто. Ибо ночь темна и полна ужасов а перед рассветом темнее всего

Глава 1 - Нежданные новости

Глава 2 - Марш в никуда

Глава 3 - Весёлый город

Глава 4 - Волчья жена

Эпилог 1 - Расстановка

Эпилог 2 - Интрига

Глава 1 - Нежданные новости

1-1

Новость

Осеннее серое небо озарялось огнями — трепещущими разноцветными огнями праздничного фейерверка. Забытое за долгих тридцать лет зрелище — люди, по привычке, ещё вжимали голову в плечи, думая, что летит бомба. но в небе плыла россыпь ярких, многоцветных огней. С островерхих колоколен церквей — святого Витта, святого Вацлава и прочих, которыми город в давние времена пытался дотянуться до неба, несся полузабытый за тридцать лет войны торжественный звон — Te Deum Laudaum. «Тебе Бога хвалим». Горожанам было за что. Мирный конгресс, беспрерывно заседавший девять лет подряд, подписал, наконец, последнюю бумагу. Война закончилась. Наступил мир.

Солдаты имперской армии — и шведские драгуны на другом берегу реки — ещё копали окопы. По привычке и чтобы вода не затопила вытертую ткань лагерных палаток.

— Мир... Кто-нибудь знает, что это такое? — спросила высокая женщина, закутанная на пронзительном осеннем ветру в добротный солдатский плащ с аккуратно споротыми гербами. Спросила растерянно, не зная кого, подняв глаза в низкое серое небо. Небо не ответило — должно быть, у него были другие дела. Лишь накидка соскользнула прочь с её головы, рассыпались по плечам длинные светлые волосы. Лагерь вокруг молчал.

Город вдали бил во все колокола, созывая жителей на благодарственную молитву.

— Что это за мир такой ? Кто-нибудь знает ? — прошептала она ещё раз, оглядывая лагерь.

Кто-то ответил. Из-за спины и с опаской. Женщину в плаще без гербов звали Магдой, она была солдатской женой и бессменным капитаном отдельного капральства ротных kampfrau. Рука у неё была тяжёлая

— А так. Мир — это когда войны нету. Ни войны, ни солдат, ни армий

— Это как? — прошептала она, но неведомый доброхот исчез. Магда рванулась к офицерским палаткам — разбираться. Навстречу как раз шел капитан её роты — высокий широкоскулый офицер в плаще и потрепанной шляпе. Его Магда и спросила. Как у нее водится — в лоб, бесцеремонно ухватив за поблекший офицерский шарф. Капитан почесал затылок, припомнил читанные в детстве книги и разъяснил. Когда он родился, война уже шла вовсю, и знания на эту тему у него были сугубо теоретические.

— И как тогда жить прикажете? — прошептала солдатская жена, с трудом сдерживая слезы. Магда и эта война были ровесницами. И почти подругами, как шутила иногда, отмахиваясь от мужа, временами выговаривавшего ей за излишнюю бесшабашность. Теперь война кончилась, а она... и что будет дальше? На этой мысли она окончательно разрыдалась. Сзади неслышно подошел Ганс Флайберг, солдат роты Лесли, ее муж — горбоносый, высокий, вечно хмурый человек с головы до ног рыжий от осенней грязи. Подошел, ласково обнял и повел прочь. Его руки осторожно придерживали жену за плечи, а холодные серые глаза — глаза лучшего стрелка роты — смотрели, прищурившись, ища взглядом, кого бы убить.

— Вы уж, придумайте что-нибудь... — прошептала она еще раз.

Муж пообещал:

— Обязательно.

Сдвинул на лоб широкополую шляпу, огляделся, почесал затылок. Прошептал, едва шевеля губами, привычную фразу. "Езус-Мария, покарай еретиков". Помогло слабо. Как и прочие молитвы, накрепко заученные солдатом, эта помогала стоять под пулями и брать прицел, но не думать.

А думать ... в голову Гансу ничего хорошего не приходило. Все мысли крутились вокруг проверенной жизнью идеи: "Раз жена плачет — надо кого-то пристрелить". Насчет "пристрелить" хмурый мушкетёр колебался редко, но вот кого? По уму выходило, что их величество императора Фердинанда. И не теперешнего, а прошлого, при котором началась вся эта заваруха. Но Ганс ещё не родился тогда. Да и вообще — одного короля он уже когда-то пристрелил. Помогло слабо. "Езус-Мария, покарай еретиков", — прошептал стрелок еще раз, сдвинул на лоб широкополую шляпу, успокоил жену и пошел искать ротного мастер-сержанта. Человек тот был опытный, знающий, может, подскажет что.

Ротный мастер-сержант, герр Пауль Мюллер нашёлся почти сразу. Сидел себе в центре лагеря на брошенной бочке, что-то считал и то и дело чиркал что-то в записной книжке. И он, и его книжка давно были армейской легендой. Невысокий, почти квадратный, заросший до глаз бородой дядька — ему было уже за пять десятков, но стариком его называли только те, кому жить не хотелось.

— Штальзунд, осада. Сколько мы там просидели? — бормотал старый волк мусоля карандашный огрызок, — три, пять месяцев ? Не помню уже. Ладно, три пишем, плюс земляные. Потом Люцерн и Регентсбург... Регенсбург этот чертов кому писать? Не помню...

Сержант прошел войну от самого первого выстрела, успел повоевать на всех сторонах и под всеми знаменами. И жив до сих пор в отличие от некоторых.

— Берзах, месяц... —

— Ничего, что нас там разбили? Привет, сардж, — окликнул его Ганс, неслышно подойдя со спины.

— Какая разница. Привет, не мешай, — отмахнулся тот, подсчитал итог на пальцах, размашисто вывел цифру под чертой и длинно, забористо выругался. Было от чего. Их Величество Фердинанд, император Священной Римской Империи, король Римский, Богемский, Венгерский, эрцгерцог Австрии, Каринтии и прочих германских земель был должен сержанту за десять лет беспорочной службы. Их Величество Кристина, божьей милостью королева Швеции, герцогиня Финляндии, Лапландии и прочая, прочая, прочая — за пять лет и десять месяцев. Их величества ... Проще будет сказать, кто из коронованных владык не числился в книжке у старого вояки. Таких было всего два — во владения Великого Турка роту ещё не заносило, а царь Московский одну деликатную работу оплатил точно и в срок, чему сержант до сих пор удивлялся. Теперь же... если хоть один из королей выдаст причитавшееся... Или хотя бы половину, сержант — богатый человек. Ну, хватит на таверну на перекрестке. Вот только таких чудес, как выданное жалование на этой войне ещё не видали. А уж в мирное время — и подавно.

Где-то далеко, в просторных, украшенных колоннами, капителями и резными портиками дворцах Вены, Стокгольма, Амстердама и Мадрида, в светлых парадных залах с картинами на душеспасительные сюжеты на стенах — посреди всего этого царственного великолепия короли, канцлеры, министры и секретари воюющих стран вели те же подсчеты. И описывали ситуацию теми же, что и старый солдат, словами. Конечно, с поправкой на куртуазную латынь. В государственной казне у всех уже-не-воюющих держав давно уже мышь повесилась. Французский коллега кардинал Мазарини неудачно поднял налоги, поругался со своими добрыми парижанами и теперь стремительно удирал от них на чужом коне в сторону ближайшей границы. Кое-кто ему сейчас тихо завидовал — а что, у человека других бед, кроме возможной петли, не было.

Сержант почесал бороду, посмотрел ещё раз на книжку, потом на поникший под низким свинцовым небом лагерь, на всполох фейерверка над городом, хмыкнул и пробормотал под нос: "Помяните мое слово, добром это все не кончится".

— А ты помнишь времена до войны? — спросил Ганс. Щека у сержанта коротко дернулась.

— Забыл. Давно было, — отрезал он.

С городских стен брызнула искры в небо очередная шутиха. Сержант опять усмехнулся — криво, одними губами и сказал:

— Ладно, пошли капитана поищем. Не видел его?