Волчья дорога (СИ) - Зарубин Александр - Страница 30

— Кстати, вот у него и спрошу, — подумала Анна, прикрывая накидкой упрямые волосы. Рейнеке встретился ей почти сразу — в коридоре у лестницы.

— Здравствуй, — кивнула она. Вид у парня усталый и дерганный какой-то.

— Привет, — ответил он так, что Анне совсем расхотелось приставать к нему с вопросами. Загонял капитан, бедолагу, вконец, а еще только утро.

А Рейнеке-юнкер забегался даже с ночи, не с утра. Парень честно пытался предупредить всех, подержать в тайне вчерашнее. Выслушав с пяток кривых согласий и посмотрев на десяток похабных гримас понял, что делает глупость и пошёл к сержанту. Старый ветеран встретил его весёлой улыбкой и набившим оскомину глупым вопросом

— Как прошла ночь?

— Без происшествий, — угрюмо ответил юнкер, вспомнил, что не огрызаться сюда пришёл и кратко изложил просьбу. Сержант выслушал, сдвинул со лба широкую шляпу и честно спросил парня, а не дурак ли он.

«Правду говорить легко и приятно» — подумал Рейнеке и выдал предписанный уставом ответ:

— Так точно!

Сержант засмеялся. Юнкер оскалился было — но старый вояка, когда хотел, смеялся так добродушно, что зарычать не получилось. А ветеран махнул рукой, пробормотал под нос что-то типа «эх, молодость» и пошёл орлов инструктировать.

Так что, когда Анна проснулась и вышла во двор — все в роте уже знали о некоторых важных изменениях в понятии «военная тайна», вступивших в силу с сегодняшнего утра. Рейнеке угрюмо молчал, Магда ругалась и спрашивала — какого черта ее на старости лет хуренвайбелем назначили и будут ли за это все доплачивать. Анна испугалась было, потом вспомнила, что на армейском кривом языке "hurenweibel" — это просто начальник обоза (хотя дословный перевод — "мастер шлюх") Попробовала было пристать к ней. И нарвалась сходу на встречный вопрос — а чем Анна роту кормить собирается? Обед скоро, на кухне бардак, печи остыли, а мужики скоро сами Анну сожрут, если их не покормить вовремя. Анна попробовала было возмутиться, потом вспомнила сержантскую присказку про «нет ничего более постоянного, чем временное назначение» и пошла на кухню. Тем более, Магда права, обед скоро и кормить роту чем-то надо. Да и после вчерашнего, по накатанной, работа проще пошла. И штрафные добровольцы веселее ловились, и огонь сразу развели, и девки мобилизованные слинять больше не пытались. Даже драк разнимать не пришлось. Почти.

А казармы меж тем гудели, как растревоженный улей. Вместе с вернувшейся с рынка Магдой, пришла оглушительная новость — страшный Флашвольф собрался и в одночасье уехал неведомо куда. Все почему-то сходу решили, что это вчерашняя молитва сработала, как не надо. Или, как надо, а майстер дознаватель была сила нечистая и капитан её изгнал. Такую версию сходу выдала Анне Катаржина, одна из новоприбывших девиц, с которой они вместе возились на казарменной кухне. Девка была бойкая, кареглазая, кудрявая, красила губы в красный цвет, крепкие зубы — в чёрный и трещала без умолку. Ослепительно лиловый фонарь под глазом её особо не смущал.

— Чья работа? — кивнув на синяк, аккуратно спросила Анна, поставив в памяти зарок — попросить Рейнеке при случае разобраться.

— А вон его, — кивнула Катаржина на проходившего мимо рядового Майера. С синяками на обоих глазах. Настолько шикарными, что Анна решила вначале разобраться самой. А там и обед сготовился, кухню после пары-тройки хороших оплеух выдраили, можно было с чистой совестью уходить со двора. Ничего, к сожалению, не выяснив.

В байку о просто молитве она не поверила. Если бы на сволочей и идиотов существовал экзорцизм — жить было бы сильно проще. Всем. Во всяком случае ей бы не пришлось трястись невесть куда в армейском обозе. Хоть люди во дворе стали смотреть веселее и ладно, но ясности нет. И Рейнеке. Какой он был вчера, а сегодня от неё прячется. Ладно, его понять можно, он на службе все-таки. А остальных спрашивать бесполезно. Кто знает — не говорит, а кто говорят — явно не знают.

А Рейнеке тоже весь день бегал туда-сюда, стараясь поменьше на глаза попадаться и периодически думая, а не дурак ли он.

— Да, дурак, — думал парень угрюмо, провожая взглядом идущую по двору Анну — скользящую, так же так всегда — величаво и приветливо, королевой из сказки, — а также сволочь. Но что прикажете сделать? Подойти, отдать честь и сказать прямо — «Мадам, разрешите представиться, отныне я ваш муж? Ничего личного, но возражения, в соответствии с приказом по армии, не принимаются». Бред же. И издевательство. Но не капитана же было просить. Тем более, что он вчера ночью был занят. И не итальянца. Хотя этот вообще всю церемонию в подвале пропрятался. И уж тем более не всех остальных. Остальные бы точно ей дверь выломали. На вполне законных, теперь, основаниях. Бедная Анна. Как будто мало ей всего в жизни досталось так ещё и я. Сопляк с дурацким титулом и официальной должностью мальчика на побегушках. А, к тому же ещё и … — тут упорно смотревший не в ту сторону Рейнеке налетел на спешившего рядового, ушибся, послал того к чёрту и пошёл дальше, сам не зная куда. Прошёл по коридору, под арку, вышел во двор и случайно напоролся на Анну, идущую куда-то по своим делам. Ласково улыбнулось в глаза неяркое, зимнее солнце. Короной на огненных рыжих волосах. Рейнеке сморгнул и, как мог учтиво, поздоровался. Та ответила. Просто кивком и улыбкой. Озорно блеснули снежинки — искрами по плечам. Под ногами глухо звякнула жесть, юнкер своротил на ходу какое-то криво поставленное ведро и умудрился этого не заметить.

Парень учтиво кивнул, свернул в первую попавшуюся дверь, нашёл себе уголок, присел у окна и опять задумался:

«И что теперь делать? Не рассказывать же сейчас, глупо будет... может быть потом» — тут воображение сорвалось с цепи и улетело в сияющие дали. Потом, когда-нибудь, лет через несколько, когда юнкер — уже не юнкер, а повыше чином, сумеет отличиться, взять у врага какой-нибудь штандарт или крепость, получит награду из императорских рук и сможет, наконец, предложить Анне что-то более интересное, чем дурацкую рожу и звонкий титул без дома и земель. Мечты были приятные, но... На глаза попался капитан. Яков куда-то торопился через двор. В рваных сапогах, трофейном французском плаще и поношенной шляпе. Юнкер ещё раз обозвал себя идиотом и принялся думать дальше. Ничего кроме "пока молчком, а там видно будет" как на грех не придумывалось. От нечего делать парень посмотрел на двор ещё раз. Шла Анна. «Господи, какая же она красивая, — при её виде мысли опять поплыли не туда, — даже солдатские обноски испортить не смогли»

Парень отвёл глаза. Из осколка мутного оконного стёкла на него угрюмо посмотрело собственное отражение.

— Так, — спросил он сам себя, медленно закипая. — Барон фон Ринген унд Лаис ответьте мне, пожалуйста, на один вопрос... Какого черта ваша жена ходит черти в чем посреди зимы?

В мутном стекле отражался хам, сволочь и подонок в одном лице. Молчаливый, к тому же. И, в отличие от Анны, при деньгах.

** **

Анна зашла к себе, присела, огляделась. Ещё раз прокрутила в памяти вчерашние слова. Раз Флашвольф уехал — можно рискнуть и выбраться в город, найти грамотного человека и спросить. Да и купить много всего надо.

«Купить — деньги надо, — оборвала она себя, — а где...»… но тут в дверь постучали.

Анна вздрогнула и пошла открывать. Но это был не юнкер. Рядовой Майер с приятелями. Анна даже испугалась, увидев на пороге их небритые рожи. Но они были трезвые, вели себя тихо и даже говорить пытались без мата. Все объяснилось просто. Ребята на марше все изорвались, просили починить. Анна выгнала их за дверь, достала одолженную у Магды иголку с ниткой и принялась за работу. Благо, привычная, не ведра на кухне таскать и не рядовых строить. На шум подошла Магда, уперла руки в бока и строгим голосом спросила: а ничего ли мужики не забыли?

Те пытались обойтись большим спасибо, сошлись на десятке грошей. Пражских, не медных, Магда лично проверила, дала Донахью по шее за обрезанную с бока чешуйку, обозвала мужиков котами мартовскими и прогнала взашей.