Последний бог (СИ) - Заклинский Анатолий Владимирович - Страница 14

Ожегов осторожно прошёл по освобождённому для него коридору, и встал у изголовья кровати. Щёки Ланова ввалились, седые волосы были редкими и слабыми, всё лицо и лоб покрывали морщины. Если бы не его глаза, хоть и обесцветившиеся, но всё ещё не утерявшие искру, его нельзя было бы узнать вовсе. Именно она, эта искра, который раз заставляла сильных мира сего приходить к нему за советом и выглядеть при этом как беспомощные глупцы, хотя таковыми они, конечно же, не являлись.

Ланов подвинул рычажок на боковине кровати, и верхняя её половина поднялась, приводя пациента в сидячее положение. Как будто бы раньше из-за слишком большого расстояния он не видел Вадима, а сейчас сумел его разглядеть, поэтому легко улыбнулся. Его зубы в противовес всему остальному выглядели так, будто бы ему двадцать лет. Первая часть тела, которую человечество научилось легко и качественно протезировать. Так, чтобы она была даже лучше оригинала. Для бывшего лидера могли бы сделать и больше, даже несмотря на возраст, но, раз он пребывает в таком плачевном состоянии, не всё так просто.

- Ну здравствуй, Вадим, - сказал Ланов.

- Здравствуйте, - легко склонив голову, сказал священник.

- Истории повторяются. Всегда-всегда повторяются. Мы боролись с богами, хотели сделать так, чтобы они служили нам. У нас даже получилось, но потом они нагрянули оттуда, откуда мы их не ждали. Из глубины космоса.

Он кашлянул, и ближайший незнакомец, стоявший по другую сторону от кровати потянулся к какому-то аппарату, на котором Ожегов разглядел кислородную маску, но Ланов остановил его жестом руки.

- Я в порядке, хоть это и не видно.

В этих словах, несмотря на то, что голос Ланова был слаб, слышались чёткие командирские нотки, которым хотелось следовать даже Ожегову, не являвшемуся прямым подчинённым генерала и никогда его не знавшему.

- Когда-то давно умирающий хотел видеть возле себя священника. Я сам не застал этих времён, но слышал. Хоть я и был сторонником оставления религии, никогда не думал, что однажды захочу видеть священника около своей кровати. Истории, - он легко кашлянул, - повторяются.

Ожегов хоть и не ощущал напряжения, которое можно было бы ожидать, всё равно стоял, как остолбенелый, не зная даже, что сказать. Но ничего говорить и не требовалось. Не он был инициатором этой встречи, и от него лишь требовалось присутствовать.

- Дай свои руки.

Генерал немного откинул одеяло, чтобы ему удобнее было взять ладони Ожегова. Он был в больничной пижаме. Кожа на его руках была бледна и выглядела почти безжизненно. Суставы пальцев казались огромными узлами на тонких прутах пальцев, а кисти выглядели громадными на фоне тонких предплечий, немного выглядывавших из-под рукавов. Он взял Вадима за руки и ощупал его ладони.

- Вот эта ненастоящая, - он сильнее надавил на правую, - но твёрже. Она подходит тебе лучше, не так ли?

- Я бы не отказался и от своей.

- Как думаешь, смогли бы те инопланетяне сделать тебе твою новую руку целиком?

- Думаю да. Мы сами можем это сделать.

- А как думаешь, удастся их эксперимент? Сделать одного из нас целиком.

- Нет. Даже если внешне это будет выглядеть хорошо, на деле этот человек не сможет считаться настоящим.

- Да? А я уж и не знаю, чему бы я обрадовался больше, - он немного закашлялся и отпустил руки Вадима, а потом сам взял кислородную маску и сделал несколько вдохов.

- Почему? - осторожно спросил Ожегов.

- Все здесь присутствующие просят моего согласия. Не на сам эксперимент, а на то, кто станет его объектом.

Слегка ошеломлённый Ожегов поднял глаза на Лилина и Добрякова, стоявших рядом.

- В одном ты точно прав. Если мы попросим сделать обычного человека, примерного среднего представителя нашего общества, у них получится нечто, что будет выглядеть подобающе. Нам нужен некто, кому непросто будет соответствовать по умолчанию, и чьё несоответствие легко будет определить. Ты понимаешь меня?

- Да.

- Я не совсем согласен, но все эти люди пришли сюда сами. Они просят меня. Я не уверен, что этому миру нужен второй я. Но я не могу не признать, что будь я сейчас так же молод, как и ты, я бы многое смог изменить к лучшему. Я многое мог бы сделать. Я хотел спросить тебя.

- Нет, вы не можете. Не можете меня спрашивать. Я не имею права давать вам советы по этому поводу.

Ланов снова посмотрел ему в глаза и сжал губы.

- Оставьте меня с господином священником наедине.

Никто не возразил ни слова. Все только переглянулись, ещё раз посмотрели на Ожегова и вышли.

- Возьми в углу стул и присядь рядом. Хочу быть с тобой наравне, но стоять мне тяжеловато, и врачи бы это не одобрили.

Вадим быстро отыскал стул, о котором говорил генерал, и выполнил его просьбу.

- Послушай меня. Я очень долго не хотел умирать. Видишь, до чего я дошёл? Все вы говорите, что тело слабо, а душа бессмертна. Врачи сбились с ног, пытаясь наладить моё здоровье. На мне уже испробовали два сердца, выращенных специально для меня, по моему образцу. Моё тело отторгает их. Они пробовали полностью искусственное, и оно тоже не пришлось в пору. Я не скажу, что когда-либо был верующим. Напротив, я оставлял религию не для себя, а для других, веря, что она нужна людям. Но сейчас я чувствую усталость. И эта усталость не имеет отношения к телу. Это моя душа уже не хочет ничего. Она заставила меня поверить в то, что это - не просто вымысел.

Он протянул свои узловатые пальцы и приподнял на них символ, висевший на шее Ожегова.

- Дело ведь не только в оболочке. Да?

- Если я скажу "да", вы откажете им в эксперименте?

- Скажи мне всё, как есть. Сам я не буду ругать тебя, а за дверью никто не узнает. Пожалуйста, помоги. Не мне, но хотя бы всем остальным.

- Вы нужны им, и именно поэтому они до сих пор приходят к вам за советом. И именно поэтому они хотят, чтобы вы снова были с ними. А если эксперимент не удастся, то это будет легко подтвердить. Вы сами сможете сделать это.

- Почему бы им просто не отпустить меня? Я ведь не бог, чтобы цепляться за меня. И мучить, мучить, мучить. Я уже не тот. Мой мозг, пожалуй, в самом хорошем состоянии из всего, что от меня осталось, но и он знавал времена получше.

- Вы не можете спрашивать меня. Я не могу давать вам совет, - ответил Ожегов, - вы сами вольны принимать это решение.

- Я так долго принимал решения. Я и сейчас могу. Но я хочу, чтобы это сделал кто-то другой. Просто потому что хочу. Я не хочу оставлять этот мир так. Так, как будто бы кроме меня здесь никто ничего не может.

Его голос стал громче. Если бы не его слабость, он, наверное, сейчас бы закричал на Ожегова. Вадим пребывал в очень тяжёлом положении. Он за свою жизнь помог многим людям, но здесь, перед этими выцветшими глазами, через которые на него, казалось, смотрел весь мир, он оробел и потерялся в собственных мыслях.

- Тогда вы должны дать согласие, - сказал он, как ему казалось, самое уместное, - вы ведь этого хотите? Дайте этому миру ещё одного себя, помогите ему.

- Ты ведь не это хотел сказать.

- Вы ставите меня в неловкое положение. Я искренне считаю, что этот эксперимент обречён на провал. Но вы сейчас хотите, чтобы я сказал, будто бы они смогут создать человеческую душу. Больше того, чтобы я закрыл глаза на то, что она точно не будет вашей. Будто бы душу можно скопировать и воспроизвести. Нет. Я никогда не соглашусь. Я знаю, что эксперимент провалится. Вы не зря хотите согласиться, потому что так результаты будет проще оценить. Вы сами сможете это сделать.

- И всё же ты успокоил меня. Спасибо. Наверно, не зря мы оставили вас.

- Не зря. У вас тоже есть душа, и, как и любой другой, ей требуется помощь, хотя бы раз в жизни.

Ожегов встал и поставил стул на место.

- Но если мы неправы, и нас действительно можно сделать на коленке? Что тогда?

- Тут вопрос не в том, правы мы или нет. Тут вопрос в вас. Хотите ли вы, чтобы у них получилось, или нет.