Последний бог (СИ) - Заклинский Анатолий Владимирович - Страница 3

Алексей быстро просмотрел чертёж, положил его на столик, стоявший рядом, и принялся ставить первую деталь. Вроде бы всё и по порядку, но как-то дёргано и небрежно. Ожегов делал всё куда более размеренно. Он взял документы, прилагавшиеся к двум ящикам деталей, и внимательно их изучил. На чертеже красным было обведено несоответствие по одному размеру, который требовалось только немного проточить, только и всего. Конечно, ради такого не будут загружать деталь в многофункциональный агрегат и гонять его лишний раз.

Ожегов спокойно настроил измерительный инструмент, проверил, убедился, что несоответствие действительно имеет место, а потом принялся ставить деталь на станок. Это был небольшой корпус круглой формы. На одном из внутренних размеров стоял жёсткий допуск. Видимо, сюда должно было вставляться что-то, что должно было точно прилегать. Какой-нибудь ответственный механизм. Вадиму было бы интересно посмотреть, что именно, но из чертежа никаких выводов сделать было нельзя. Это было неудивительно. Множество изготавливаемых здесь изделий было секретными, и посвящать слишком многих в подробности их конструкции и назначения было нельзя. У тебя есть размер, есть допуск, выполни и отправь куда надо.

Настроив станок на чуть меньший размер, Ожегов сделал первую проточку. Остановил, проверил нутромером, подвёл, сделал вторую. Спокойно и размеренно, в точности по алгоритму. Первая деталь исправлена. Осторожно снять, поставить вторую и проверить точность установки.

Вроде бы он делал всё медленно и осторожно, но работа у него спорилась. Наглядная демонстрация того, что человеку иногда приходится выполнять недоделки машин. Он аккуратно ставил детали на стеллаж и размышлял. С другой стороны, если бы ему пришлось вытачивать всю сложную конфигурацию корпуса, это тоже было бы непросто. Снаружи он имел лишь короткую цилиндрическую часть и небольшой уступ, нужный для точной установки, а дальше сплошные кривые поверхности. То же самое можно было видеть внутри - лишь один размер, нужный для ориентирования и большая овальная часть, допуск на которую был значительно мягче.

Всё это сделали машины. Одна, учитывая пометку об особой структуре материала, вырастила заготовку, другая обрезала её точно в соответствии с чертежом и обработала. Ну а что не получилось у них, получится у человека. Невольно проводились параллели с религией, где машины, во многом облегчавшие жизнь людей были бы телом, а человек душой. Одно обеспечивает существование другого, и это замкнутый круг. Можно было бы пойти дальше и провести параллели с религией в современном обществе. Не стоило слушать тех, кто утверждал, что она совершенно не нужна. Современному заводу, где большую часть выполняемых работ можно было автоматизировать, ведь всё ещё были нужны люди, в том числе исполнители, как Вадим.

Так что при великом перерождении мира от религии не отказались, и даже в нынешние времена она оставалась нужна. Люди не могут выполнять быстро большое количество работ, но роботы без людей не смогут работать вообще. Это как тело со всеми его механизмами вдруг решило бы, что ему не нужна душа или наоборот. Вроде бы и не лишено смысла, но совершенно невозможно.

- Перекури, Вадим, - позвал Ожегова Дима, - не торопись, а то только уйдёшь, а ещё принесут.

- И то верно.

Сняв очередную деталь, Ожегов отошёл к вентилятору. Сам он не курил, но перерыв сделать был не прочь. Тем более, что сделал он уже много. Заодно это была возможность посмотреть на Алексея с другого ракурса. Во время работы он стоял к Вадиму спиной, и можно было видеть лишь его резковатые движения, но не больше. А сейчас Ожегов сказал бы, что тот слишком много снимает. Так можно и станок расшатать. Потребуется ремонт, чтобы вернуть высокую точность, но молодого специалиста интересовал лишь результат. Он тоже делал всё по схеме. По своей собственной схеме, знакомой по теории. А там говорилось, что если нет пометки об особой структуре детали, то количество снимаемого металла ограничивается возможностями станка и инструмента. Это особые детали нельзя перегревать или хоть немного деформировать будущую рабочую поверхность, а обычные можно.

- Как вообще дела, святой отец? - улыбнулся Дима.

- Да нормально дела. Поговаривают, что мы, как в старые времена, возможно, объединимся в общины.

- Ого. И к вам можно будет ходить? Как бы вас за такое не того.

- Мы же это не по своей собственной воле. Надо, значит, кому-то к нам приходить.

- Ну да. Может, и смену уменьшат, как в старые времена.

- Этого бы уж точно не хотелось.

Как говорили учебники истории, когда-то духовенство было избавлено от каких-либо других работ на благо общества. Это было одной из причин того, что религии были упразднены. Потом, во время самого расцвета новой религии у священников была небольшая привилегия в виде рабочей смены, сокращённой на два часа. Это, как нетрудно догадаться, вызвало увеличение числа желающих посвятить себя служению человеческой душе без особого понимания, что для этого придётся делать. Поскольку в те времена численность духовенства не квотировалась, количество носителей светлого символа резко возросло, что не могло не вызвать недовольство.

Следующим ходом объединённого правительства было упразднение всех льгот, что вызвало недовольство многих представителей духовенства, и, как нетрудно догадаться, новую волну противодействия. Мало того, что религия стала совершенно непристижной, многих насильно лишали их символа. Как думалось Вадиму, со многими это сделали заслуженно, но были среди лишённых и те истинные, кто вне зависимости от привилегий выбрал бы этот путь.

Сам он те чистки миновал, потому что находился далеко от Земли, и в том месте и в то время было не до религиозных распрей. Это была самая настоящая работа священника. Работа, к которой он очень хотел вернуться в первое время после прилёта на Землю, и сейчас, если позволили бы, он сменил бы завод только лишь на неё.

- Боишься, что снова начнётся?

- Начнётся, - ответил Вадим, поглядывая на Алексея, - тогда из моих знакомых некоторых лишили очень зря. Это были хорошие люди. Они были противниками выражения протеста и просто попали под общую гребёнку.

- Что делать. Чем беспощадней чистка, тем чище по итогу.

- Я бы поспорил, - улыбнулся Вадим.

И вдруг относительно ровный гул станков мастер-участка нарушила громкая смесь металлического скрежета, стука и человеческого крика. Глазами Вадим увидел только, как Алексея перебросило через станок. Ожегов уже двигался туда, но тут дело решали доли секунды. Он быстро ударил рукой по кнопке аварийной остановки, и, чувствуя, что этого недостаточно, схватился рукой за останавливающуюся деталь, которую перекосило и зажало в кулачках. Стуки и басовый скрежет тут же были забиты скрежетом гораздо более высоким.

Ожегов остановил станок и поглядел на Алексея, глаза которого бегали между собственной рукой, почти оторванной станком, нательным символом Ожегова, вылетевшим из-под футболки во время рывка и его рукой, с которой деталь содрала куски имитационной плоти и обнажила металлический протез.

Через полминуты уже прибежала медсестра, которая при помощи того же Вадима и также ошарашенно глядя на его руку, вызволила юношу из станка и принялась останавливать кровь, обильно лившуюся из нескольких мест на руке. Алексей, отошедший от первого шока, продолжал кричать от боли, но всё равно то и дело бросал взгляд на то чудо, которым сейчас для него предстал Ожегов, которого он до этого видел простым и односложным человеком.

Сам Вадим отошёл от места происшествия и опустился на скамейку. Ноги его подкашивались, а здоровая левая рука, принадлежавшая ему с рождения, дрожала. В этом плане протез выглядел более выгодно. Несмотря на повреждение, он был невозмутим и готов к действию. А на нервный шум, который сейчас долетал до него по каналу управления, он не реагировал.

В пять минут на токарном мастер-участке было уже всё представительство цеха и не только. Мастер, начальник, заводские врачи, которые быстро погрузили пострадавшего Алексея на носилки и увезли. Закончив помогать им, цеховая медсестра подошла к Вадиму.