Символ Веры (СИ) - Николаев Игорь Игоревич - Страница 7

- Скажу откровенно и прямо. Мы видим в предложенной смете не только готовность к исполнению заявленных целей и обязательств, - жестко проговорил Марк. – Но и стремление пополнить личный счет. Это неприемлемо.

Торрес глубоко задумался, перебирая в уме возможные варианты ответа. Такую претензию он тоже учитывал и готов был ответить, выбрав из трех вариантов, сообразно моменту. И все же… Чутье опытного, обстрелянного легионера подсказало на ухо четвертую возможность. Невероятно рискованную, но…

Торрес провел пальцами по гладко выбритому подбородку, затем пригладил тонкую ниточку усов. Еще раз быстро перебрал в уме возможные альтернативы, вдохнул поглубже и сделал крупнейшую ставку в своей жизни.

- Я хочу говорить с тем, кто принимает решения, - потребовал чернокожий легионер.

- Простите, вы будете вести переговоры со мной, - непреклонно и как будто с некоторой скукой отозвался Марк, глядя в сторону, словно Торрес разочаровал его лучшие ожидания.

- Ты – говорящая марионетка, - сказал Антуан. – Теперь я хочу говорить с кукловодом.

Теперь уже Марк погрузился в раздумья. Он смотрел куда-то сквозь Торреса, постукивая тонким обручальным кольцом по стеклу стола. Едва заметный звук отдавался в шумоизолированном зале звонкими щелчками. Белый как будто ждал сигнала, разом утратив интерес и к разговору, и к собеседнику. И, похоже, неожиданно получил указание каким-то неведомым образом. По крайней мере Торрес не заметил ничего, что можно было бы истолковать, как знак. Все осталось как прежде, однако Марк выдохнул, склонил голову и молча, не вставая, указал на неприметную панель, что открылась в стене по правую руку от Антуана.

«Лифт» - понял Торрес. Не прощаясь, не оглядываясь, он встал и прошел к лифтовой шахте.

Обычно в таких лифтовых кабинах находился специальный слуга, который нажимал соответствующие рычажки, однако здесь слуги не оказалось. Только стены, обтянутые темно-красным шелком, красный же кожаный диван-пуфик и медный штурвальчик, с помощью которого управлялась кабина. Остроносый указатель уже был выставлен на самый верхний этаж, оставалось только нажать большую кнопку. Кабина поднималась неспешно и достаточно долго. Хватило для того, чтобы Торрес немного подумал над изменившимися условиями переговоров. Впрочем, ничего революционного он не надумал – слишком мало информации, слишком много вариантов развития событий. Ограничился тем, что поправил узел галстука и одернул рукава, чтобы золотые запонки были видны, однако не привлекали чрезмерное внимание назойливой демонстрацией.

Толчок, негромкий скрип подъемного механизма. Лифт остановился. Без особого усилия Торрес открыл дверцу и шагнул наружу. Двух шагов ему хватило, чтобы увидеть и понять – куда попал наемник. И на следующих двух Антуан едва заметно сбился, приспосабливаясь к новым условиям, осмысливая происходящее. На пятом шаге он снова был собран и сдержан, являя миру вид преуспевающего и знающего себе цену человека войны. Еще не варлорда, но уже кригсмейстера.

А увидел Торрес человека в здоровенном кабинете, более похожем на бальную залу. Огромное помещение, выдержанное в темно-красных и коричневых тонах, с очень узкими, но при этом высокими – метров десять высотой - окнами. Через них открывался мрачный и одновременно величественный вид на Дашур. Чтобы приблизиться к хозяину кабинета, здания, примерно четверти города и немалой части мира, требовалось пройти около пятнадцати метров по паркету, лишенному лака, но отполированному до зеркального блеска и звонко отзывающемуся на самое легкое прикосновение.

Одинокий человек стоял у самого окна, заложив руки за спину, не отрываясь от городского пейзажа. Казалось, он полностью поглощен созерцанием другого дома, расположенного на противоположной стороне широкого проспекта. То был один из административных центров, специализирующийся главным образом на банковских операциях. Построенный совсем недавно и поэтому значительно менее консервативный по стилю, нежели типичная деловая архитектура минувшего века. В надвигающихся сумерках сотни окон восьмидесятиэтажного небоскреба светились, как иллюминаторы океанского лайнера. Мощные прожекторы, скрытые у основания здания, подсвечивали многочисленные грани, временами исполняя сложный танец, рисуя быстротечные световые комбинации в дымном воздухе. Последние лучи заходящего солнца заливали алым цветом многометровую композицию, венчающую дом - земной шар и две безликие фигуры, символизирующих стражей прогресса.

Торрес остановился, не доходя пары метров до человека. Тот, по слухам, любил простор и не терпел, когда кто-нибудь приближался к нему без особого разрешения. В свое время немало стюардов и слуг поплатились работой, нарушив незримую границу. Антуан замер в позе, которую можно было бы счесть гражданской вариацией команды «вольно». Здесь и сейчас правила игры устанавливал не он, и требовалось проявить должное почтение одному из властителей мира. Человек, наконец, оторвался от созерцания городского пейзажа и обернулся к Торресу. Антуан понял, что не ошибся и верно определил, кто перед ним.

Иоганн Престейн Талд давно перешагнул шестой десяток. Властитель «Association of Independent Entrepreneurs», стопроцентно американского картеля, был человеком старой закалки. Он презирал повсеместную моду на уединение в специальных обустроенных анклавах и часто путешествовал, перемещаясь по всему миру, в неустанных заботах о приращении семейного состояния. И начиная от штаб-квартиры «AIE», именуемой «Теодор» - небоскреба строгих очертаний в самом центре Филадельфии - в каждом высотном здании, принадлежащем картелю или важном для него, имелся зал, представлявший точную копию рабочего кабинета Талда. В Европе и России, в Индии и Японии – в любом конце света Престейн решал вопросы в привычном интерьере.

- Что ж, вы хотели видеть меня, вы добились своего, - с легкой иронией вымолвил магнат. Торрес мимолетно удивился, насколько все-таки отличается от «классического» английского языка «восточнобережное» североамериканское произношение. Впрочем, удивление испарилось, словно капля воды на сковородке. Сейчас от одного слова зависел успех всего задуманного предприятия Антуана. А возможно и жизнь.

Торрес молчал, выдерживая паузу, ожидая сигнала, что он может высказаться. Однако молчал и капиталист, словно предоставляя собеседнику возможность высказаться первым. За окном луч прожектора скользнул по низкому вечернему небу, выхватил из туч снижающуюся курьерскую авиетку «Millet-Lagarde». Скорее всего еще до полуночи пойдет дождь, нечастый гость в этих краях, тем более в это время года. В свете ночного света город покажется сказочной акварелью с размытыми цветами… Добрый ли это знак или судьба предвещает ненастье?

В мерцающем свете старомодных газовых рожков бледное лицо магната казалось почти прозрачным. По странной прихоти Талд не любил галстуки и в быту никогда их не надевал. Впрочем, и не в быту – тоже, пренебрегая всеми правилами этикета. На его уровне власти и богатства правил просто не существовало. Но при этом магнат вдевал в воротник сорочки английскую булавку для галстука, исполненную в виде стрелы с платиновым черепом. Крошечные бриллиантовые глазки черепа сверкнули холодным злым огоньком. Капиталист молча приподнял бровь, не то подталкивая Капитана к первому слову, не то выражая легкое недоумение.

- Прошу простить меня, я думал, что встречусь с региональным управляющим, - с должной толикой почтения сказал Торрес, закладывая руки за спину. Собственные кисти неожиданно стали мешать ему, показались чужими - и это было дурным знаком. Капитан действительно не ожидал, что с ним пожелает беседовать персона такого уровня, и теперь чувствовал, как непривычное окружение и фигура магната буквально давят, сгибая волю.

- Вы ошиблись, - констатировал Талд, складывая руки на груди. В его исполнении классический жест психологической обороны оказался легким, естественным – просто капиталисту было удобнее именно так.

- Вам надоела Африка? – неожиданно спросил Престейн Талд, в тот момент, когда Торрес собирался произнести заготовленную речь.