Бремя русских - Михайловский Александр Борисович - Страница 26

– Мы их будем немножко судить, – сказал сержант, отсмеявшись, – месяц или два они будут подметай улица, потом вон из Югороссия. И въезд закрыт. Навсегда.

Всех трех щелкоперов подняли на ноги и, подталкивая в спину, увели, несмотря на все их крики о свободе слова и правах журналистов. А вот Уиллиамса русские не тронули. Очевидно, сержант решил, что тот уже достаточно получил за свое нахальство, так как в момент появления русских он только-только поднимался на четвереньки, отходя от нокаута. Уиллиамс открыл было рот, но увидев, как его коллег уводят солдаты, благоразумно промолчал, и бочком, бочком, делая вид, что он тут не при чем, пошел прочь подальше от дворца.

Как все меняется всего за день. Вчера, после инцидентов с Грантом и с репортерами, я обессиленно лег на кровать в своей комнате. Я ожидал всего чего угодно, но не столь незаслуженной и столь дикой и мстительной клеветы. Теперь, подумал я, у меня нет смысла возвращаться в САСШ – там я сразу стану неприкасаемым, и никогда мне никто не поверит, что я не содомит. Эх, жаль сына – теперь и к нему навечно пристанет клеймо «сын содомита»…

Чтобы хоть как-то отвлечься, я взял в руки томик «Унесенных ветром» и стал читать дальше. Часа через два в дверь неожиданно постучали.

Как я и предполагал, это был не кто иной, как мой друг Алекс Тамбовцев. Настроение у него было боевое, как у индейца на тропе войны, не хватало только перьев и томагавка. Он весело посмотрел на меня и сказал:

– Джордж, а не хотели бы вы выпить со мной по рюмочке? Заодно мы сможем обсудить вашу ситуацию.

Я согласился. Действительно, а почему бы и нет. Странные люди эти русские. Вы можете быть с ними едва знакомы, но если вдруг между вами возникли отношения, называемые «дружбой», то они будут готовы разделить с вами последний кусок хлеба и встать за вас, пусть даже против всего мира. А этот пожилой седой человек мог говорить не только сам за себя. За его спиной была пусть и небольшая, но очень эффективная государственная машина. Самая эффективная со времен краха Римской империи.

Я отложил книгу, встал, и мы прошли внутренними переходами в его кабинет. Почти сразу же секретарша принесла нам все необходимое. Когда Алекс налил по чашечке моего любимого турецкого кофе, по стаканчику воды, и по рюмочке коньяка, он посмотрел на меня чуть исподлобья и серьезно сказал:

– Джордж, я исхожу из того, что все, что про тебя было сказано – вранье, от первого до последнего слова.

– Да, Алекс, – вздохнул я, – так оно и есть.

– Я так и думал, – сказал он и замолчал. Я увидел, что сейчас передо мной сидел не мой добрый друг Алекс, а действующий канцлер Югороссии.

– Ну что ж, мы обдумаем, как мы сможем тебе помочь, – наконец сказал он. – Узнав об этом происшествии, я в первую очередь переговорил с вашим бывшим президентом Грантом. Думаю, теперь он придет и попросит у тебя прощения. Он неплохой человек, хоть и пьяница.

Репортеров мы пока посадили под арест на пятнадцать суток за хулиганство – есть у нас такое наказание. После этого мы их выдворим из страны без права возвращения, как нарушивших условия пребывания. Твой друг Уиллиам Джонсон говорит, что если на то будет твое желание, то он свяжется со знакомым адвокатом, и он внесет иск против газет, которые напечатали про тебя эту клевету.

Но не это главное. А главное, что то, что сделали Хейс и Эвертс, было не просто черной неблагодарностью – это было преступлением. Мы, со своей стороны, тоже уже написали довольно грозную ноту их правительству с требованием дезавуировать эту клевету. Эту телеграмму должны положить на стол Эвертсу в Вашингтоне уже в ближайшее время. Так что, как говорят в Одессе, не бери в голову.

– Ты прав, – вздохнул я, – спасибо тебе за заботу, но все равно это так мерзко.

– Разумеется, мерзко, – кивнул Алекс, – и те, кто все это затеял, заплатят за все.

Потом он немного помолчал и добавил:

– Джордж, я не думаю, что в нынешней ситуации тебе есть смысл возвращаться в САСШ в ближайшее время.

– И что же мне делать? – устало спросил я.

Алекс бросил на меня испытующий взгляд:

– Завтра мы встретимся втроем – ты, я и Уиллиам Джонсон, который, вероятно, сделает тебе одно интересное предложение. Как пишут в объявлениях – возможны варианты. Так что ты отдохни сегодня, почитай, наберись сил. Давай встретимся завтра за ужином, скажем, в шесть часов.

Остаток вчерашнего дня и весь вечер, а также сегодняшнее утро я провел за чтением «Унесенных ветром». Потом я пообедал и пошел прогуляться в парке – репортеров там больше не было, зато я встретил президента Гранта, как ни странно, трезвого и хмурого, который смущенно подошел ко мне.

– Джорджи, – сказал он, – мне сказали, что ты не содомит, так что прости, что я вчера так с тобой грубо разговаривал.

– Да ничего страшного, – ответил я.

Грант махнул рукой и уже было собрался уходить, но вдруг обернулся.

– Но ты все равно вредитель, – с неожиданным раздражением сказал он. – Засунул туда этот чертов параграф и ничего мне о нем не сказал.

– Какой параграф? – не понял я.

– Про Форт-Росс, – сказал Грант с нажимом. – Это кому-то очень сильно не понравилось в Вашингтоне.

– А вы разве не читали договор, перед тем как его подписали? – с удивлением спросил я. – К тому же этот параграф был совсем не моим требованием…

– А зачем мне это, если ты обо всем договорился? – раздраженно ответил Грант. – Так что ты все равно сволочь. Тем более, ты и не пил со мной, значит, как говорят русские, ты меня не уважаешь. Поделом тебе влетело.

Высказав все это, Грант повернулся и пошел обратно во дворец. Похоже, что ему не терпелось снять головную боль старым русским способом.

Вот и все об этом человеке, как любила говаривать прекрасная Шахерезада в сказках «Тысячи и одной ночи». Тем более что я на Гранта не особо-то и обиделся. Пьяница – он и есть пьяница. Если не прочитал договора, который подписал, то сам он и виноват во всем. Тем более что без этого самого параграфа не было бы никакого договора.

А вот Хейс с Эвертсом – это совсем другое дело. Не знаю, как в Вашингтоне, а вот неудовольствие Константинополя своим идиотским демаршем они уже заработали. И каковы будут последствия этого неудовольствия сейчас еще трудно представить.

Выкинув из головы все мысли о Вашингтоне, Хейсе, Эвертсе, Гранте, я сел на лавочку и наконец-то дочитал книгу о приключениях южной леди Скарлетт О’Хара.

Ровно в шесть часов, как обычно, сразу после того, как пробили часы, пришел Алекс и отвел меня в ту залу, где мы уже несколько раз вместе ели. Там уже сидел Билли.

– Джордж, рад тебя видеть! – сказал он и приветствовал меня полупоклоном.

Перед едой нам принесли по бокалу шампанского, после чего Алекс сказал:

– Обычно соблюдается такое правило: о делах говорят только после того, как принесут кофе. Но я считаю, что лучше будет, если твоя судьба станет чуточку определеннее. Так что передаю слово Уиллиаму.

Билли посмотрел на меня и спросил:

– Джордж, а если бы ты знал все то, что знаешь сейчас, в тысяча восемьсот шестьдесят первом, как бы ты отреагировал на создание Конфедерации?

Я на секунду задумался, потом ответил:

– Сказал бы, что лучше так, чем то, что получилось. И то, что мы имеем сегодня. Хотя, конечно, я как был против рабства, так и против него до сих пор.

Билли вздохнул:

– Джордж, то, что я тебе теперь скажу, должно оставаться между нами. Это не только моя тайна. Если все выйдет наружу раньше времени, может получиться очень нехорошо.