Синяя веранда (сборник) - Вернер Елена - Страница 38

– Еще бы телок сюда нагнать, – фантазировал Соловей.

– Ага, и чтоб машина инкассаторская под окнами перевернулась… – хмыкнул Кузя.

В этот момент к Саше подошел Картон и вытащил из кармана деньги. Положил перед Сашей:

– В-вот, Саш. Д-долг наш… – и кивнул на Коробина. Саша кивнул, посмотрел на Коробина, жавшегося в углу и глядевшего затравленно:

– Слышь, Очковед, чё мнешься, дуй сюда.

Коробин вздрогнул, шагнул ближе. Саша кивнул на свободный стул:

– Ешь давай, не хрен над душой стоять, понял. Тебя как звать?

– Боря, – ответил Коробин, начиная есть.

– О, у нас на зоне крыса жила, – оживился Соловей, – мы его Борькой звали. Умная тварь, вообще!.. Эйзенштейн, мать его…

Скоро все было съедено, остались только крошки и обертки. Картон убирал мусор, вытирал стол, Кузя, Соловей, Коробин собрались уходить.

– Санек, – обратился Кузя, – сыгранем после проверки? Через часок?

– Не знаю, пойду покачаюсь, понял. Может, и сыгранем, – ответил тот.

Солнце уже почти село, когда Саша подошел к турнику. Спортплощадка со старыми снарядами располагалась метрах в пятнадцати от медсанчасти. Он прыгнул на турник и без малейших усилий стал подтягиваться, раз, другой, третий… Его литые мышцы перекатывались под кожей, испещренной ссадинами и кровоподтеками.

В это время Вера в своем кабинете вешала только что постиранную марлю на окно. Машинально бросила взгляд на двор, заметила Сашу и дернулась, как под током. Марля выскользнула из ее пальцев и легла на дощатый пол. Вера юркнула за оконный проем, словно Саша мог ее заметить. Но через несколько секунд, пытаясь привести в порядок дыхание, девушка выглянула из укрытия и стала исподтишка наблюдать за ним. Так она стояла до тех пор, пока Саша не соскочил с турника и ушел восвояси.

Снова день. Коля-Художник сидел под навесом беседки и чертил на бумаге лабиринт – из тех, что публикуют в газетах рядом с кроссвордами. Рядом с ним лежала раскрытая книга, и ветер листал ее страницы. На дорожке от медсанчасти появилась Вера. Когда она поравнялась с беседкой, Коля окликнул ее:

– Здравствуйте, Вера…

– Здравствуйте, Николай, – улыбнулась Вера и шагнула к нему. – Работаете?

– Отбываю, – добро усмехнулся он.

– Да и я отбываю, это как посмотреть, – парировала Вера.

– Верно, – кивнул Коля довольно.

– Знаете, вот такие наши разговоры мне напоминают обмен…

– Банальностями? – продолжил за нее Коля. Вера кивнула и засмеялась.

– Ну, банальность или мудрость, кто теперь разберет? – продолжил он. Девушка молча улыбалась, потом двинулась по дорожке дальше:

– До свидания, Николай.

– До свидания, Вера.

Вера, все еще улыбаясь во весь рот, шла дальше, как вдруг на тропинке перед нею словно вырос Саша Рокотовский. Ее улыбка остекленела и рассыпалась, но голова осталась поднятой. Их глаза на мгновение встретились, и они прошли совсем рядом друг с другом, едва не столкнувшись плечами, но при этом как-то очень аккуратно. Так проходят мимо только знакомые люди. Вера скоро скрылась в столовой, а Саша подошел к Художнику и сел рядом. Не удержался – быстро посмотрел еще раз на здание столовой и отвернулся. Долго наблюдал, как Коля чертит лабиринт.

– Хочешь попытаться? – Коля без приветствия протянул Саше лист.

– Что, пройти?

– Да.

Саша взял карандаш и лабиринт и начал подбирать правильные ходы, водя кончиком карандаша по дорожкам.

Вера в это время стояла в столовой поселения, точнее, на кухне, среди больших кастрюль и плит. Было сравнительно тихо, только у грязного окна посудомойка с красными руками домывала последние тарелки. Отец Веры, тот самый мужчина, что приходил в санчасть во время ее болезни, в грязном халате протирал рабочие столы и выливал содержимое кастрюль в ведра с надписью краской «помои». Он хмурился, Вера тоже.

– Вера, ну пойми ты…

– Папа, она же старше меня на два года…

– Возраст тут при чем? При чем возраст-то?

– Да не нужен ты ей, – тихо пробормотала погрустневшая Вера. Отец тем временем взял остаток гречневой крупы в полиэтиленовом мешке, пару банок консервов и сложил их в хозяйственную сумку, стоящую под столом. Вера указала на это рукой:

– В этом все дело.

– Я с тобой дома поговорю. – Отец стал переносить ведра на заднее крыльцо столовой, Вера следовала за ним по пятам:

– Там твоя Катя теперь живет. А меня просто ставят перед фактом. Конечно, она уцепилась, мужиков тут не так много, зэки и бывшие зэки – вот и весь выбор. Если бы она была хорошей, я бы слова не сказала, пап, ты же знаешь. Но почему все так изменилось? И ты теперь другой! Ты носишь ей зарплату и ворованные продукты. При маме ты никогда не воровал.

Отец звонко поставил ведро на крыльцо и отвесил ей оплеуху, не сильно, но весьма ощутимо:

– Молоко на губах не обсохло. Стыдить она отца будет!

Вера стояла и смотрела. Без осуждения, скорее тоскующе. Отец скрылся в помещении, но вскоре вышел, уже без халата, в обычной одежде и с хозяйственной сумкой в руке:

– Дома поговорим.

– Я пока тут поживу. – Вера прикусила губу, чтоб не расплакаться, и вдруг со всех ног бросилась через двор к медсанчасти.

Саша отвлекся от лабиринта и тут же увидел бегущую Веру. Проследил ее путь до крыльца медсанчасти и снова вернулся к лабиринту. Прикинул еще один вариант и отложил лист и карандаш:

– Чё-то я не догнал, понял…

– И не смог бы, – пожал плечами Коля. – У него нет выхода. Специально рисовал такой, без решения.

– Ну ты баклан, – беззлобно заявил Саша с облегчением. – На хрена тратил свое время на дерьмо это… Мое тоже.

– Зря ты так. Если в лабиринте нет выхода, это еще не значит, что он дерьмо, – улыбнулся Коля. – А насчет времени… Все равно сидим…

– А это чё? – Саша повертел в руках книгу, посмотрел заглавие. – Антология философии… Чё за байда?

– Возьми, почитай.

– Да не, не для меня. – Саша отложил книгу на стол. Коля взял карандаш и лист с лабиринтом и встал:

– Ладно, бывай.

Он ушел, забыв книгу там же, на столе рядом с оставшимся сидеть Сашей.

Поздний вечер Вера коротала одна в медсанчасти. В руках у нее была гитара, и она робко перебирала струны. На электроплитке закипал чайник со свистком. Девушка тихо заплакала, потом остервенело стала вытирать слезы, хлопать себя по щекам, чтобы прийти в чувство, и разревелась еще больше. Потом успокоилась внезапно, на всхлипе. Отставила гитару, осторожно подошла к окну и долго смотрела на спортплощадку и пустующий турник.

В хате № 15 снова шла большая игра. За приоткрытой дверью маячил стоящий на стреме Картон. Саша, в новых, зеркально блестящих туфлях и только что купленных штанах, сидел, закинув ногу на ногу, и банковал. Руки его словно летали над картами, и карты вытаскивались как заговоренные – те самые, что и были нужны.

Соловей швырнул свои карты на стол с едва скрываемым раздражением и пододвинул проигранные деньги победителю:

– Вот шельма…

Саша коротко и грозно зыркнул на него:

– Базар фильтруем, бережем зубы…

– Да не, Санек, не со зла, – пошел на попятную Соловей. Кузя понимающе ухмыльнулся.

– Ну, кто еще? – предложил Саша, ласково и быстро тасуя послушную колоду. Желающих не было. Саша пожал плечами, протянул колоду Кузе и, чиркнув своей зажигалкой, закурил, откинувшись.

– Рок-то у нас, пацаны, прибарахлился, – прищурился Кузя, что-то перекатывая во рту, как будто жевал жвачку. – Дашь педали поносить?

– А ты выиграй… – усмехнулся Саша. Кузя обиженно втянул воздух, и глаза у него заискрились азартом:

– А давай.

Колода снова легла на стол, и игра пошла опять.

Соловей потянулся, хрустнув суставами:

– Эх, щас бы бабу…

– И на море, – кивнул Виталик.

– Да ну на хер это море… А вот девку… Ммм… такую, чтоб сиськи побольше, – размечтался Соловей.

– Арбузы любишь? – хихикнул Кузя. И Саше: – Еще подбрось одну.