I. C. G. (СИ) - "ToBeContinued..." - Страница 34

Разглядывая прямую спину рыжего, Милкович в очередной раз понял, насколько ему повезло с парнем и, пожалуй, впервые пришел к выводу, что носить черный браслет на правой руке, обозначающий его принадлежность Йену – честь, а не лишение так желаемой когда-то им свободы.

Ревнивый, взрывной, скорый на расправу.

Или заботливый и понимающий, готовый перешагнуть через свои принципы ради сабмиссива.

Грубый и властный.

Или нежный и любящий.

Йен мог быть разным.

Но одно всегда оставалось неизменным.

Он был лучшим для него.

Комментарий к БОНУС №1. Запомни

надеюсь, я не разучилась писать НЦу, балуясь Драмами и Романтиком, и Вам это понравится…

========== БОНУС №2. Преступление и Наказание ==========

Договор – документ, составляемый и подписываемый определившимися парами после церемонии обмена браслетами. Содержит в себе общие положения, устанавливающие личности Доминанта и сабмиссива, их отношения и регистрацию оных. Особое значение в Договоре имеют два пункта: возможные проступки и наказание за их совершение (физическое или психологическое воздействие на сабмиссива со стороны Доминанта, способное причинить дискомфорт и убедить саба в дальнейшем не совершать подобных действий). Так же, в любом Договоре обязательно отмечается «стоп-слово» – термин или словосочетание, обычно не используемые в быту, произнесение которого в процессе «игр» или наказаний влечет за собой их немедленное прекращение при переходе воздействия Дома за грань терпимости сабмиссива.

Нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, длинными пальцами не переставая теребить браслет на своем запястье, Йен Галлагер уже полтора часа стоял у обшарпанной стены, украшенной огромной наклейкой с серебристой звездой в центре, продолжая прожигать взглядом усатого мужчину в полицейской униформе, пообещавшего ему скорое освобождение Милковича из-под стражи.

Рыжий парень был заметно раздражен и еще более заметно рассержен на своего саба, загремевшего в участок за драку: неожиданный телефонный звонок сорвал Доминанта с важной лекции, давая невзлюбившему с первых дней его профессору отличный повод отметить прогул, обещая выпускнику немалые проблемы при получении зачета.

– Мистер Галлагер? – наконец, служитель закона поднял голову, оторвавшись от компьютера, на котором увлеченно что-то печатал все время, и подозвал Йена к себе. – Вот, распишитесь, пожалуйста, – протягивая рыжему стопку листов, только вылезших из принтера, проговорил мужчина, щекоча губы кустистым усами. – Обвинения мистеру Милковичу предъявлены не будут, но впредь прошу Вас не допускать подобного поведения Вашего сабмиссива.

– Я постараюсь, – пообещал парень, забирая еще теплую бумагу.

Дом подписывал документы не глядя, желая поскорее избавить себя от необходимости находиться в этом месте, а Микки – в камере, но несколько слов из протокола он, все же, глазами зацепил. Недовольно хмурясь и крепко сжимая зубы, Йен старался не показать закипающих внутри эмоций, сохраняя выражение относительного спокойствия на своем лице, не позволяя полицейскому распознать надвигающуюся на временного заключенного новую угрозу.

– Спасибо, – кивнул страж закона, получив обратно подписанные документы, и отдал по рации распоряжение кому-то выпустить Милковича из камеры.

– Ну, привет, – поздоровался с показавшимся в зале брюнетом Галлагер, не двинувшись с места, едва теперь сдерживая себя от того, чтобы прямо в холле полицейского участка не взорваться на провинившегося саба.

И Доминант все никак не мог понять, как этому упрямому своенравному парню, носившему черный браслет на правой руке и его инициалы под ним, удалось нарушить чуть ли не единственное указанное в их Договоре правило.

– Йен, – тем временем, Микки самостоятельно уже преодолел разделяющее их расстояние и остановился в шаге от Дома, виновато пряча взгляд где-то в районе пупка рыжего.

– Пошли домой, – лишь ответил Галлагер, протягивая руку, проскальзывая указательным пальцем под браслет Милковича, ощутимо надавливая на выведенные на коже буквы, и потянул в направлении выхода, дернув достаточно сильно, чтобы намекнуть сабмиссиву о своей осведомленности о совершенном проступке.

– Блять, Йен, он…

– З-а-м-о-л-ч-и, – приказал рыжий, не желая слушать объяснения прямо здесь и сейчас, ловя себя на мысли, что не захочет делать этого и позже, а Микки был вынужден захлопнуть рот, подчинившись строгому приказу. – Спасибо, до свидания, – кивнул Галлагер, обернувшись к полицейскому, и поспешил удалиться из участка, волоча за собой саба за руку, с каждым шагом, приближающем пару к дому, еще больше закипая и злясь.

Милкович знал, чем все это может закончиться, но все равно не смог устоять.

И теперь он получит заслуженное наказание.

– … просто стоять и слушать? – закончил свой непродолжительный рассказ Микки, впечатывая и так разбитые костяшки правого кулака в стену, морщась от боли и досады, понимая, что объяснять свое поведение он вовсе не должен, но горящие зеленые глаза напротив требовали оправданий.

– Видимо, прошлый раз тебя ничему не научил, да? – напомнил Галлагер парню о вынужденном продолжительном отпуске два года назад, когда свободный в то время еще сабмиссив решил отстоять свою честь в неравной схватке с какими-то имбицилами. – Или давно не читал ограничения? – скрипнув зубами, поинтересовался Дом, понимая, что запомнить всего три правила – не такая уж непосильная задача. – Мы включили это в Договор, Микки, ты сам согласился оставить этот пункт и поставил под ним подпись, – рычал он, подходя ближе к брюнету, глядя в голубые глаза, еще больше раздражаясь отсутствию в них сожаления и раскаяния.

– Я не позволю каким-то малолетним уебкам пиздеть в мою сторону, – продолжал настаивать на своем Милкович, понимая, что рыжий прав – он нарушил условия, и будет вынужден понести наказание – но признавать своей ошибки сабмиссив не хотел.

– А я не позволю тебе махать кулаками где ни попадя, а потом лежать в больнице со сломанными ребрами и пробитой головой! – терпение Дома лопнуло вместе с застежкой браслета Микки, за который рыжий ухватился и сильно дернул в порыве гнева, вновь вспоминая распластавшегося на больничной койке брюнета, избитого группой каких-то отморозков, приверженцев теории «повсеместного Доминирования», когда его саб, превозмогая боль противостояния приказам, осмелился кинуться в рукопашную, отстаивая свои права на свободное передвижение и вольность. Сломанные кости и сотрясение мозга стали немалой платой за разбитые носы и скулы радикалов, оставивших бессознательное тело брюнета в темной подворотне, обильно сдобрив вытекающую из ссадин и ран кровь слюной, тихо шипя тому в ухо, что он – всего лишь домашнее животное.

– Я могу постоять за себя, – прорычал Милкович, сжимая кулаки, вновь заводясь от нахлынувших воспоминаний.

– Но у тебя для этого есть я, – бросил ему в ответ Галлагер, вновь хватая его руку и поднимая выше, взглядом горящих злостью глаз указывая на три буквы на запястье. – Я твой Доминант, Микки, если ты вдруг забыл об этом. Но, если моя помощь и защита тебе не нужна… – замолчал на несколько секунд рыжий, – что ж, я освобожу тебя от своего общества, раз ты так хочешь, – выдохнул Йен, разжимая пальцы, проследив взглядом движение ладони брюнета, безвольно повисшей вдоль тела.

– Йен, – кажется, до сабмиссива начинал доходить смысл сказанных парнем слов, а осознание того, какое именно наказание из обозначенных в документе выбрал Дом для него, вынудило снизить тон голоса. – Нет, – прохрипел Милкович, пытаясь ухватиться за руку рыжего, но тот не позволил.

– Месяц, – лишь выдохнул Галлагер в ответ, разворачиваясь и удаляясь на кухню. – Ах, да, – вспоминая один немаловажный момент, обернулся уже в дверях Йен, – трогать себя запрещено, – и вышел из комнаты прочь.

Три недели спустя.

Микки Милкович уже сто тридцать семь раз в своей фантазии успел сжечь злоебучую папку с Договором, проклиная тот день, когда неосмотрительно оставил свою подпись под самым спорным пунктом, обещающим сабмиссиву долгие дни мучений от незаинтересованности в нем его Доминанта.