"Зэ" в кубе (СИ) - Валерина Ирина - Страница 12

По морям ходили огромные волны, захлёстывали берега, одним махом смывая игрушечные рыбацкие деревушки. Людей в бушующих водоворотах не было видно, но Кир и не надеялся, что они смогли бы спастись. Безопасных мест не осталось. Там, где не ярилась вода, извергались вулканы, заливая смертоносной лавой еще недавно зеленевшие луга и долины. Чёрный пепел летал над миром, для которого больше не осталось ни дня, ни ночи.

На материках творилось не менее страшное. Горели леса, стояло такое зарево, что можно было читать самые убористые ветхозаветные свитки. С неба сыпался огненный дождь, и никому не было спасения. Крылатые, прижимая к себе детей и раненных, пытались взлететь, но их прозрачные крылья вспыхивали от перегретого воздуха, и то тут, то там падали на землю и съёживались золой маленькие фигурки.

Неконтролируемо дрожали руки. Кир чувствовал бессильную ярость, от которой гулко и неритмично билось сердце и пересыхало горло. «Сволочь, сво-о-лочь… Как же я его ненавижу! Как он может быть таким? Как можно? Все такие, все – и он, и дед, и наставники. Мнят себя богами, а сами убийцы, убийцы!! ...Так ведь и я, получается, убийца, чем я лучше него?! Что я сделал, чтобы его остановить? И уже ничего не поменять, не исправить! Зачем мне такое всемогущество, если я не могу отменить смерть и страдания? Зачем уметь видеть,если видишь в сотворённых только грязь? Если это и есть зрение демиурга, то лучше ослепнуть!».

Пытаясь хоть немного успокоиться, он зажал подмышками трясущиеся руки, сделал несколько глубоких вдохов и перевел взгляд на отца. Лицо Аш-Шера казалось непроницаемым. Он парил, скрестив на груди руки, и невозмутимо наблюдал за агонией Фаэра. После, уловив взгляд сына, нехотя оторвался от зрелища, глянул на Кира в упор и процедил:

– Ну и? Что ты так на меня уставился? Опять жалость обуяла, сострадательный ты мой? Вот никак понять не могу – дурак ты у меня или чего похуже? Ты только подумай – за право оказаться на твоем месте, быть моим сыном, учиться у меня любой элоимский пацан готов собственноручно шкуру не то что с аборигена снять, а с самого себя! А ты всё недоволен, всё волком смотришь. – Аш-Шер укоризненно покачал головой, после чего дёрнул шеей вправо-влево, словно разминаясь перед боем. – …Глаза опусти, скотина неблагодарная! Не выводи меня из терпения! – переход от недовольства к неконтролируемой ярости произошёл, как обычно, внезапно.

Кир от возбуждения дрожал всем телом, но взгляда не отводил. Неизвестно чем могла бы закончиться эта стычка, если бы в этот момент на Фаэре не полыхнул самый большой вулкан, выбросив в небо огромный столб огня и дыма. Аш-Шер резко развернулся на звук взрыва:

– Шедова задница, это уже чересчур!

Он метнулся к интелькому, быстро окинул взглядом постоянно меняющиеся графики и, пристроив на лоб присоски ментал-связи, ушёл в расчёты с головой.

Кир, опустошённый, но не сломленный, почувствовал, как на плечи навалилась отнюдь не метафорическая плита усталости. Ничего удивительного, целый день без пищи, сна и энергетической подзарядки, не говоря уже обо всём том, что произошло с ним за это короткое время... Даже трагедия погибающего мира начала блекнуть, постепенно становясь историей, – точнее, первой страницей истории личной вины молодого элоима, которому, похоже, никогда не стать богом... Он прерывисто вздохнул, обхватил руками поджатые в коленях ноги, и, приняв позу эмбриона, поплыл, медленно вращаясь, в рукотворном безжизненном космосе ещё одного несостоявшегося бога...

Едва горящее светило взошло над страной Тгорц, и над страной Хтанс, и над страной Дзенк, но некому было выйти под его лучи – пеплом стал маленький народ, ушёл на корм рыбам, обратился в прах, словно и не было его на свете.

Из долгого оцепенения Кира вывел резкий, исполненный самолюбования, голос отца:

– Всё, закончили. Правда, без антуража пришлось обойтись. Серафим из тебя, прямо скажем, никудышный – но, следует признать, во всех остальных ролях ты тоже не блещешь. Понять не могу, как у меня могло уродиться такое ничтожество? М-да… Ты можешь возвращаться домой, тебе здесь больше делать нечего. Я дождусь, когда выжившие выползут из нор и начнут обживаться в новых реалиях. Райская жизнь для них, понятно, закончилась, но им ещё предстоит это понять. Теперь у них есть Бог – Ашштер грозный, Ашштер карающий, но любящий чад своих, несмотря на ту грязь, из которой они созданы и которой полнятся. Отныне их удел – страдание. Впрочем, как и у всех. Ничего, научатся.

В течение нескольких часов Аш-Шер, постоянно нагружая Кира поручениями и подгоняя окриками, обустроил среду временного обитания. Поскольку на Фаэре всё ещё было некомфортно, капсулу-кабинет он развернул над экзосферой, практически в ближнем космосе. Конечно, походное жилище не могло сравниться с обустроенным обжитым домом, но на неделю-другую вполне достойно его замещало. Во всяком случае, кроме оборудованного кабинета, в нём присутствовали и небольшая спальня, и капсула гигиены, и столовая с синтент-аппаратом, заряженным как минимум на два месяца. Вымотанный донельзя Кир запустил первую попавшуюся под руку программу, и через пять минут они с отцом, избегая смотреть друг на друга, наскоро поужинали в гробовой тишине. Потом интельком, коротко тренькнув, рассыпал по огромному, занимающему всю стену кабинета голографическому экрану множество смутно знакомых Киру символов, сигнализируя о начале нового этапа климатических изменений: на Фаэре начинался долгий период дождей. Новое испытание для немногочисленных выживших в огненном ужасе фэйрин. Когда они, гонимые голодом, выйдут из своих укрытий, мир предстанет перед ними совсем другим.

Аш-Шер удовлетворённо хмыкнул, откинулся на спинку кресла и впервые за долгий вечер посмотрел на сына.

– А ты изрядно изменился. М-да. Замять историю с «минус-полем», видимо, не получится. Ладно, разберусь. Устал? – голос его звучал сухо, но злости в нём не ощущалось. Скорее, привычное уже равнодушие, такое же дежурное, как и последний вопрос. Кир, уверенный в том, что отец сейчас перейдёт к другой теме, решил не отвечать – и не ошибся. – Раз устал, так давай, ноги в руки – и домой. Портал я тебе, так и быть, провешу, ты ж наверняка ни единого знака не помнишь – хотя я тебе всё показывал!

Кир, прекрасно помнивший, что Аш-Шер, напротив, ничего подобного не показывал, возражать не стал – какая разница, что отец говорит и думает на его счёт? Поднялся на ноги, одёрнул складки нелепой архаичной рубахи, обронил сухое: «Я готов», и вышел из капсулы. Активировал «крылья», ввинтился в чёрную пустоту, на которой только тускнеющее, оставшееся для Кира безымянным светило немного разгоняло мрак вокруг многострадального Фаэра. Планету окружало плотное одеяло серых удушливых туч – разверзлись хляби, но местами ещё видны были яркие вспышки – неутихшие вулканы до сих пор клокотали яростью нового бога.

«... Ашштер любящий, надо же! Бедные выжившие фэйрин, вы ещё позавидуете мёртвым...».

Глава 9

Торопясь вернуться к делам насущным, отец держался сухо. Всучил трубу и кое-что по мелочи (по его же меткому выражению, «бутафорский хлам»), провесил портал, проследил за обратным прохождением синхронизации и был таков. Впрочем, Кира его ненавязчивость нисколько не опечалила. Присутствие отца теперь очень тяготило, а необходимость выражать послушание, когда внутри бушевали бури, становилась всё более трудновыполнимой. Кроме того, внезапно начали болеть руки и ноги, словно кости решили сполна воздать за насилие ускоренного роста. Кир, входя в поле временной синхронизации, не без труда подавил паникерские мысли – чтобы через доли секунды выйти, стиснув зубы. Неизмененным. Девятнадцатилетним то есть. Немыслимо. Три года жизни, которой не было. Запоздалая реакция накрыла юношу, но концентрические круги гипер-портала уже расширялись, наплывая друг на друга, перетекая, вибрируя – выключая осознание, лишая воли.

В сфере адаптации было темно, но глаза быстро перестроились на ночное, пусть и весьма ограниченное в плане обзора зрение, и Кир без опаски пошёл вниз. Правда, запнулся на последней ступени и едва не свалился, запутавшись в ногах. Кости и мышцы ныли по-прежнему, хотя и не так сильно. Он странно себя чувствовал – словно примерил чужой костюм на пару размеров больше нужного. Вне невесомости ощущение чужеродности собственного тела явило себя во всей красе – движения стали неловкими, деревянными, каждый шаг приходилось словно бы мысленно «проговаривать».