Узники Бастилии - Цветков Сергей Эдуардович - Страница 29

• Предыдущая
• 29/69
• Следующая

Ответ короля поразил всех еще больше: Людовик отказался принять замок в подарок.

Король предпочел отобрать его.

«Семнадцатого августа в шесть часов вечера Фуке был повелителем Франции, – пишет Моран, – в два часа ночи он был превращен в ничто».

Король весь день задыхался от злобы, разглядывая великолепное убранство замка. (Мазарини экономил на нем, и малолетний король часто ходил в заплатках и спал на дырявых простынях, на которых, без сомнения, и родилась его любовь к роскоши.) Кольбер компетентно объяснял ему, что окружающая их роскошь превышает доходы Фуке.

Сев в карету, Людовик отдался во власть обуревавших его чувств. Когда у него делалось такое выражение лица, как теперь, Анна Австрийская называла его ребенком, у которого отняли игрушки. В раздражении откинувшись на подушки, он вскричал:

– Через час Фуке будет арестован по моему приказу!

– Как? – запротестовала королева-мать. – Арестовать хозяина в разгар праздника?

Но Людовик больше не желал ничего слушать.

– Ему придется отчитаться перед всеми! – в ярости кричал он.

Кольберу с трудом удалось убедить его, что перед арестом суперинтенданта нужно принять необходимые меры предосторожности.

27 августа король выехал в Бретань, будто бы для встречи с местным парламентом. На самом деле он хотел нейтрализовать суперинтенданта в его официальной вотчине: помимо всего прочего Фуке был еще и вице-королем обеих Америк, в его распоряжении были выходы к морю и флот, значительная часть которого состояла из кораблей, являвшихся собственностью суперинтенданта. Кроме того, Фуке принадлежал Бель-Иль – хорошо укрепленный замок, где он мог укрыться в случае опасности.

Фуке приехал в Нант вслед за королем и сразу же слег в постель из-за приступа лихорадки. Гурвиль и Пелисон – финансист и писатель, правая рука Фуке с 1637 года, – взывали к осторожности, но Фуке, окруженный поэтами и танцовщицами, с улыбкой говорил им, что скоро станет первым министром, а Кольбер будет арестован; на советы других друзей быть осмотрительнее он отвечал, что признался Людовику во всех ошибках, допущенных при ведении финансовых дел в правление Мазарини, и что король «простил его в выражениях, достойных великого монарха». Некоторые люди с наслаждением предвкушают свою гибель.

Арест Фуке готовился самым тщательным образом. Существует три записки Кольбера, где эта акция расписана по минутам. Непосредственные последствия ареста суперинтенданта были очевидны: государство сразу окажется без денег, откупщики перестанут выплачивать авансы и т. д. Кроме того, по свидетельству Лафонтена, король и Кольбер чрезвычайно опасались внезапности, с которой обычно действовал Фуке, этот неповторимый импровизатор. Поэтому Кольбер старался предусмотреть все; он продумал каждую мелочь – вплоть до бульона, который должны были подать Фуке после ареста.

Операция была поручена отряду королевских мушкетеров под начальством д'Артаньяна – король полностью доверял только его роте. 4 сентября в полдень Людовик вызвал д'Артаньяна к себе и лично распорядился арестовать Фуке. Слова короля показались капитану гвардии столь неправдоподобными, что он попросил письменного распоряжения. Приказ был выдан ему вместе с инструкцией, касавшейся деталей операции, маршрута, которым должна была проследовать карета с арестованным суперинтендантом и т. д. Писцы, составлявшие эти бумаги, были тайно арестованы.

На 5 сентября назначили королевскую охоту. Сорок вооруженных мушкетеров сидели в седлах с самого рассвета. Перед мнимым отъездом король созвал совещание министров. По его окончании Людовик под различными предлогами задержал Фуке. Король все время поглядывал в окно; наконец, убедившись, что во дворе все готово, он отпустил суперинтенданта.

Фуке спустился по лестнице и сразу был окружен толпой, привыкшей по всем вопросам обращаться к нему, а не к королю. Вдруг случилось непредвиденное – д'Артаньян потерял суперинтенданта из виду! Он немедленно известил об этом короля, который промолвил с недоброй усмешкой:

– Ну, я его отыщу!

Спустя несколько минут выяснилось, что Фуке уже уехал в своей карете. Д'Артаньян с пятнадцатью мушкетерами бросился в погоню за ним. Гончие догнали дичь на Соборной площади, где д'Артаньян, попросив Фуке выйти из кареты, объявил ему, что имеет приказ о его аресте.

– Воля короля… – чуть слышно произнес Фуке.

Его отвели в какой-то дом и обыскали. Найденные при нем бумаги сразу отослали королю; затем суперинтенданту предложили предусмотренный инструкцией бульон. После всего этого он был посажен в карету и под конвоем отправлен в Анжер.

Получив известие об успешном исходе операции, король вышел в приемную и объявил изумленным придворным:

– Только что по моему приказу арестован Фуке. Это было решено еще четыре месяца назад. У нас больше не будет суперинтенданта.

«В вечер ареста Фуке, – записал король в мемуарах, – я получил удовольствие, самостоятельно занимаясь финансами». Это означало: казна наконец-то перешла в мои руки.

7 сентября Фуке был доставлен в анжерскую тюрьму. Отсюда начался его двадцатилетний путь по тюрьмам и крепостям. Из Анжера его перевезли в Удон, затем в Агранд, Амбуаз, Тур… Наконец 18 июня 1663 года его заключили в Бастилию. Сорок пять мушкетеров во главе с д'Артаньяном охраняли суперинтенданта вместо обычной тюремной стражи, двое из них безотлучно находились в его комнате.

Кольбер завладел всеми финансовыми бумагами Фуке – с тех пор их больше никто не видел. Он трудился над ними ночи напролет, пытаясь найти доказательства государственной измены суперинтенданта – напрасно. Для смертного приговора Фуке Кольбер хотел доказать, что суперинтендант вынашивал замысел восстания в Бретани. Иначе к чему возводились укрепления Бель-Иля, строился порт (при помощи голландцев), покупались собственные военные корабли?… В поисках компрометирующих документов агенты Кольбера ломали паркет, отдирали обшивку стен замков, принадлежавших Фуке; наконец в одной из комнат Бель-Иля за зеркалом был найден пожелтевший план замка, к которому была приложена инструкция, помеченная: «Воспользоваться этим только в случае беды». Инструкция предписывала госпоже де Плесси-Бельер снестись с бретонскими властями, чтобы они заперлись в своих крепостях; братья суперинтенданта должны были воздействовать на священников и парламент, зять – удерживать Бель-Иль, жена – укрыться в монастырь. Этот давно забытый план времен Фронды стал главным доказательством против Фуке на процессе.

Фуке надеялся, что король спасет его: он так и не понял, что Людовик и Кольбер действовали заодно. Четыре раза он просил короля об аудиенции – некоторые историки считают, что он знал какие-то тайны, с помощью которых рассчитывал обеспечить свою безопасность.

Людовик отказался от встречи с Фуке. Расин слышал, как король говорил Лавальер: «Если Фуке приговорят к смертной казни, я предоставлю ему умереть». А Анне Австрийской, заступавшейся за арестованного, он отрезал: «Я прошу вас впредь никогда не просить о его помиловании».

Король и Кольбер ограбили Фуке, поделив его недвижимое имущество. Они рассчитывали найти у него и огромные суммы наличности, но, к их удивлению, у суперинтенданта не оказалось ничего, кроме непогашенных векселей: даже Во не был оплачен. «Он не только не был богат, он попросту не имел ни гроша», – писала Анна Австрийская госпоже де Мотвиль.

Процесс над Фуке был лишен даже видимости законности. Все следователи были личными врагами суперинтенданта, следствие велось со многими процессуальными нарушениями. Поэтому общественное мнение, поначалу настроенное враждебно к Фуке, вскоре встало на его сторону. Огромную роль в этом повороте умонастроений парижан сыграло поведение писателей, не покинувших своего мецената в трудную минуту.

Пример другим литераторам подал Пелисон, арестованный и посаженный в Бастилию сразу же после ареста Фуке. «Приказчик должен знать больше хозяина», – заметил Людовик и поручил следователям самым строгим образом допросить его, не останавливаясь перед пыткой. Пелисон выдержал все и ничем не выдал Фуке, искренне считая его невиновным. Ему разрешили переписываться, и он с помощью госпожи Скюдери, известной писательницы, анонимно издал «Обращение к королю, написанное одним из его верных подданных, по поводу процесса месье Фуке». (Позднее Вольтер сравнил литературные достоинства «Обращения» с речами Цицерона: «В них государственная и частная деятельность министра разобраны правдиво; все эти мемуары написаны умно и отмечены необычайно трогательным красноречием».)

• Предыдущая
• 29/69
• Следующая