Три кварка (из 2012 в 1982) - Тимофеев Владимир - Страница 55

На «шалость» мою никто внимания не обратил… как будто…

Поставив на переднюю точку биток, я хорошенько прицелился и сильной оттяжкой запулил его в «пирамиду».

– Хренасе! – изумленно пробормотал подполковник спустя пять долгих секунд.

Майор с капитаном на этот раз промолчали. Не потому что слов не нашлось, а по причине полного обалдения.

– Удар Лемана, – со скучающим видом пояснил я, с трудом сдерживая рвущийся наружу смех. – Биток откатывается обратно, а два крайних шара падают в угловые лузы. Этот удар мастер демонстрировал на публике трижды: в 1880-м, 84-м и 87-м годах. Секрет его разгадывали больше ста лет…

– Охренеть, не встать! – обрел, наконец, дар речи капитан Кривошапкин.

– Точно…б…! – поддержал его майор неожиданно севшим голосом.

– …но окончательно разгадали только в этом году, – закончил я маленький экскурс в историю и, ничего больше не говоря (чтобы не заржать ненароком), склонился над бильярдным столом, готовясь к следующему удару.

Второй удар в партии вышел довольно простым, почти примитивным – в лузу упал всего лишь один «чужой». Не слишком зрелищным получился и третий штос – я просто тихо «скатил» биток в угол, воспользовавшись одним из стоящих на «выгоне» прицельных шаров.

Иван Васильевич, видимо, еще не до конца отойдя от шока, чисто на автомате убрал со стола первый попавшийся шар, затем вынул из сетки биток и медленно катнул его в мою сторону.

Поблагодарив подполковника кивком головы, я быстро прикинул расклад и, установив биток в «дом», продемонстрировал зрителям классические «штаны» в две средние лузы.

– Вот это, я понимаю, контра! – восхитился капитан Кривошапкин.

– Не кажи гоп, – остановил его Василий Васильевич. – Ему еще два шара осталось.

– Да знаю я, знаю, – отмахнулся младший по званию. – Просто хочется, чтобы… э-э… еще что-нибудь, типа этого… Лемана.

«Ха! Значит, говорите, хочется еще Лемана? Извольте. Их есть у меня…»

– Диагональ с оттяжкой! – объявил я, вновь устанавливая биток в «дом» и скромно так добавляя. – Говорят, ее тоже Леман придумал. Году эдак в восемьдесят шестом… или седьмом, не помню.

Бабах! Прицельный шар, пролетев через все поле, продавил губки и упал в левую дальнюю лузу. Откатившийся назад биток свалился в правую ближнюю.

«Вот теперь точно все. Восемь шаров. Партия».

Стало даже как-то обидно. На все про все ушло менее двух минут. А ведь у меня в загашнике столько еще разных трюков осталось. Короче, поторопился немного. Вполне можно было бы растянуть партию минут так на пять-семь.

Впрочем, судя по внешнему виду собравшихся возле стола граждан, скоротечность игры их нисколько не опечалила. «Трюков» им хватило с лихвой, восторга своего они не скрывали. Даже Иван Николаевич пришел, наконец, в себя и, вытащив из портмоне двадцать рублей, протянул их мне со словами:

– Хорошо отыграл. Молодец. Мне понравилось.

Посмотрев на две красные купюры в его руке, я покачал головой и произнес твердым голосом:

– Извините, товарищ подполковник, но деньги я не возьму.

– Почему это? – удивился Иван Николаевич.

Я тяжело вздохнул:

– Потому что сжульничал.

– Как это сжульничал? Когда?

– В самом начале.

– Удар Лемана, – понимающе усмехнулся военный.

– Он самый, – покаянно кивнул я. – Правильно установленную пирамиду подобным образом разбить невозможно. А вот неправильную…

– Покажешь? – деловито поинтересовался Иван Николаевич.

– Покажу.

Вчетвером мы быстро собрали шары и составили из них «пирамиду».

– Вот, видите? Если крайний шар немного отодвинуть в сторону, то линия сбивки совпадает с задней диагональю. Чистая геометрия, ничего больше. Можно еще пирамиду сдвинуть, но это уже слишком явно…

– Я знал, что с этим Леманом что-то нечисто, – прокомментировал ситуацию капитан Кривошапкин.

– А чего молчал тогда? – буркнул майор.

– Дык сомнения были. Вдруг ошибся. А игру ломать жалко, – нашелся в ответ капитан.

– Что верно, то верно. Играл парень и вправду красиво.

– Ну так а я о чем?

– В-общем, так, мужики, – подытожил прения сторон подполковник. – Хоть студент и признался в содеянном, лично я предлагаю партию не переигрывать. Согласны?

– Согласны.

– Отлично. А что касается гонорара… Гонорар мы честно поделим и отдадим товарищу Фомину четвертую часть. Уверен, что эту партию он все равно бы выиграл. Даже без этих его, хм, фокусов. Возражения есть? Нет. Тогда все. Держи, Андрей Батькович, свои пять рублей.

Я тупо смотрел на протянутый мне «пятерик» и лихорадочно соображал, в чем подвох.

«Если это опять не подстава, то наверняка тест. Причем, самый главный. Решающий».

Товарищи офицеры молчали. Иван Николаевич испытующе глядел на меня.

Помедлив немного, я все же взял деньги.

Майор усмехнулся. Капитан отвел взгляд. Подполковник продолжал смотреть на меня, ожидая, по всей видимости, чего-то еще.

Я разгладил купюру. Вытащил из кармана девять рублей, выигранные в трех предыдущих партиях. Сложил деньги вместе. Развернулся. Не спеша подошел к расположенной у стены тумбочке. На тумбочке стояла обыкновенная трехлитровая банка. Стеклянная. На ее дне валялись скомканные банкноты. Примерно с десяток рублевичей и две трешки.

Вздохнув, я опустил в импровизированную копилку все «заработанные» мной деньги. Повернулся к военным. Развел руками.

Капитан Кривошапкин поднял вверх большой палец. Майор Новицкий одобрительно хмыкнул.

– Наш человек, – резюмировал подполковник Ходырев.

«Ну вот, кажется, все правильно сделал. Осталось выяснить, для чего товарищи офицеры устроили мне эту… даже не проверку, а целое испытание. Настоящий спектакль передо мной разыграли. Одноактную пьесу в трех действиях…»

– Не жалко? – кивнул Иван Николаевич на изрядно увеличившую свой капитал «копилку». – Четырнадцать рублей – деньги для студента немаленькие.

– Нет, не жалко. Бильярдный спорт – занятие не из дешевых, а развивать его надо. Пусть даже и на пожертвования самих игроков, – солидно ответил я. – Да и вообще, товарищ подполковник, не люблю я на деньги играть. Особенно если с друзьями.

– О как! – рассмеялся замначальника кафедры, поворачиваясь к стоящему рядом майору. – Слыхал, Васильич? С друзьями пацан коммерцию не играет. Так что… с тебя рубль с мишкой.

– Мишки нет, есть факел, – ухмыльнулся майор, доставая из кармана монету с олимпийской символикой.

– Как это факел? Мы же на мишку спорили?

– Мишка на пяти рублях, а на пять мы не договаривались.

– Жулик, – констатировал Иван Николаевич, забрал проспоренный рубль, подбросил его на ладони и, хитро прищурившись, посмотрел на меня. – Ну что, студент? Стоила овчинка выделки?

– В смысле?

– В смысле, понял уже, зачем мы тебя сюда пригласили? Кий дурацкий подсовывали, ставки в игре поднимали, мурыжили всячески?

Я покачал головой:

– Нет. Не понял.

Товарищи офицеры переглянулись, а затем…

– Сам все расскажешь или лучше я? – поинтересовался подполковник у внезапно набычившегося Кривошапкина.

– Сам, – хмуро пробурчал капитан, дернул щекой, вздохнул и… приступил к рассказу о событиях десятидневной давности.

Честно признаюсь, слова Ивана Николаевича про «овчинку» и «выделку» меня слегка напрягли. Мелькнула шальная мысль, что «это ж-ж-ж неспроста» и где-то я все-таки прокололся. Или когда-то. Внезапно подумалось – вычислили меня товарищи офицеры. Вычислили и теперь размышляют, самим «потрошить» иновременного шпиона или пригласить профессионалов. Причем, опять же, на выбор: либо «мозгодуболомов» с Канатчикового проезда, либо «дубомозголомов» с Лубянки. Кто из них «реально круче», сказать не могу, но десять против одного, вторые здесь появятся раньше. Поскольку родной брат подполковника Ходырева служит вовсе не в «Кащенке», а в самой натуральной «конторе» – «Конторе Глубокого Бурения»…

Волновался я, как вскорости выяснилось, зря. Никто меня ни в чем не подозревал. Причина моего «явления народу» была в другом. Все оказалось гораздо проще, гораздо банальнее и гораздо «смешнее». Хотя и без «длинной руки КейДжиБи» тут тоже не обошлось. Точнее, не обошлось бы, если бы не мой сегодняшний бенефис в институтской бильярдной…