В тени пророчества. Дилогия (СИ) - Кусков Сергей Анатольевич - Страница 22

— Да, такие пай-девочки, блин! Офигеть — не встать! Тебе, Паровозик, швабру в жопу совали? Чё молчишь?!

Эта реплика стала ошибкой. Получается, она отомстила. Теперь уже никто не поверит, что она ни при чем.

Девочки тупо замолчали. Она только что призналась в своей вине. В их понимании. Настя тоже это поняла.

— Ну, держись, гнида!.. — Паровозик кинулась на Настю. Остальные схватили ее, пытаясь удержать.

— Да я тебя, мразь!..

— Оксанка, это ж ведьма! — держали ее подруги.

— Да, по… мне, кто она!

— Пошла на х… отсюда, ведьма! — зло бросила Ленка. Насте два раза повторять не пришлось.

Но, опять таки, все происходит в первый раз. И сознание, что она — ведьма, и поэтому ее не стоит трогать, не навсегда.

Тем вечером в старшей группе был «сходняк». А ночью к ней пришли. Естественно, никто и не думал сопротивляться или звать воспитателей. Все смотрели на нее с ненавистью: еще бы! Ведьма! Девчонок погубила! Даже маленькие, которых она опекала, лежали тихо и не шевелились.

А ее били сильно. Везде, кроме лица, там синяки сразу видно. Их пришло много, человек пятнадцать. Били по очереди, руками, ногами. Таскали за волосы. Опускали лицом в унитаз и смотрели, пока она не начинала захлебываться. Потом ее опустили, помочившись сверху…

Несколько дней после этого не трогали. Все ждали, что будет с теми, кто ее избил. Но ничего не произошло.

Настя перешла в масть «опущенных.» Ее сторонились. С ней никто не разговаривал. Её пока еще боялись.

Но через несколько дней опять стали бить. Делать мелкие гадости. И все это в атмосфере полного отчуждения. Когда она пыталась с кем-нибудь заговорить, от нее отворачивались, отсаживались, уходили. Спину сверлили настороженные ненавидящие взгляды, в которых читалось одно: «Ведьма»!

Да, опущенная ведьма. Даже маленькие старались избегать ее. Оставалось только тихо плакать в подушку, но никто не сочувствовал, не сожалел. Только зло косились. В лучшем случае равнодушно.

Старшие поначалу, после той ночи, не сильно трогали. Больше били для виду, чтоб унизить. Еще побаивались. Но потом Паровозик нечаянно споткнулась и упала со ступенек, сломав ключицу в Настином присутствии…

После этого жизнь Насти превратилась в ад. Ее преследовали на каждом шагу, на нее буквально, велась охота! Ленка Семиступова, в очередной раз избивая ее, орала:

— Будешь, будешь еще колдовать, сучара?!

И вот, вчера Настя решилась и ушла. Позавчера Семиступову увезла скорая с температурой сорок, а вечером был «сходняк». И она поняла, что ночь не переживет. Просто почувствовала, каким-то внутренним чутьем.

Теперь, сидя на скамейке в зале ожидания, она плакала и не знала, что делать дальше.

Болели почки. Приложила к ним ладони. Когда она так делала, становилось легче, можно было терпеть.

Ничего, пройдет. Настя стала растирать ладонями низ спины. Боль утихала. Она, конечно, вернется, но не сразу, через время. Очень хотелось есть, но денег не было. Милиция уже несколько раз проходила мимо, нехорошо посматривая. Ну, как же! Попрошайка на вокзале! Но девочка сидела тихо и ее пока не трогали. Это хорошо, потому, что попади она к ментам, те быстренько отправят в ее родной детдом. А возвращаться она не собиралась. Потому, что хотела жить. Только, боже, как же болят почки! Настя заплакала…

Рядом с ней присел старенький дядечка лет пятидесяти, густо убеленный сединами. Он долго рассматривал ее в упор, потом неожиданно улыбнулся и сказал:

— Дай я помогу! — затем аккуратно приподнял Настины куртку и майку на спине и приложил к больному месту свою большую шершавую ладонь. От ладони сразу пошло тепло, боль, как по волшебству, начала стихать. Ладонь дядечки нагрелась, стала аж горячей.

— Теперь легче? — спросил ее седовласый мужчина

Настя благодарно улыбнулась.

— Да, спасибо большое! А вы доктор?

Незнакомец усмехнулся

— Я? Нет, я не доктор. Но, тоже кое-что могу. Я только боль снял. Но, тебе надо к настоящему доктору, иначе через время приступ начнется снова.

Его улыбка была такой заботливой и мягкой, что хотелось броситься на шею, расплакаться и все-все рассказать. Но Настя сдержала себя. Откуда она знает, кто это? Вдруг сдаст ментам?

— А кто вы? — спросила она с тревогой в голосе

Незнакомец опять улыбнулся, покачал своими седыми волосами и ответил:

— Ты можешь называть меня отцом Михаилом.

— Вы священник?

— Ну, да. В некотором роде священник. Моя задача помогать людям, которые находятся в беде. Вот, ты, например, сейчас в беде. И я хочу помочь тебе. — Он опять загадочно, но так по-доброму улыбнулся.

— Мне не нужна ничья помощь! Сама справлюсь! — зло огрызнулась Настя, хотя сама в тот момент чуть не разрыдалась. Никто никогда не предлагал ей помощи. Тем более, бескорыстно.

— У меня все в порядке, ясно!

Но незнакомец и ухом не повел. Сидел себе и продолжал улыбаться.

— Ты сидишь одна, на вокзале, вот уже четвертый час. У тебя болят почки. Ты хочешь есть. У тебя нет денег, иначе поела бы. Ты косо смотришь на милицию, следовательно, не хочешь, чтоб они тобой интересовались. Ты одета, в лохмотья, как попрошайка. И ты плачешь. Отсюда следует вывод: у тебя, скорей всего, совсем нет денег, и тебе некуда идти. Это кроме почек. Хотя, мне кажется, ты хочешь отправиться в Москву? Огорчу, там тебе тоже делать нечего, там и своих беспризорников хватает. Тебя быстро сожрут. Следовательно, девочка, у тебя не проблемы, а Большие Проблемы, и сама ты с ними никак не справишься…

И опять улыбнулся. Она удивленно подняла глаза. Спорить с этим человеком бесполезно. Только что он логическими доводами в пух и прах разбил все ее возможные контраргументы.

От этого человека исходила своеобразная сила. Не сила, а Сила! Силища! Била ключом, подавляя всех вокруг. Такому человеку с радостью хотелось подчиняться. Это был настоящий лидер! Настя не знала, как и почему, но чувствовала это.

— Вы не из милиции? — с надеждой спросила она, понимая, что если это и так, никуда она не сбежит. От этого маленького щуплого седого человека не сбежит. Не сможет.

— Нет, не из милиции. — Опять улыбнулся дядечка. — Но, все равно, пришел за тобой.

Она поежилась. Идти с кем-то куда-то не хотелось. А оставаться здесь, на вокзале, тоже не было сил. Почему-то она знала, что этот человек не сделает больно, что его улыбка искренняя. И все-таки инстинктивно сопротивлялась.

— Почему?

— Почему за тобой? — сделал вид, что удивился он — Потому, что мы искали тебя. Давно искали. Вот уже несколько лет. Ты знаешь, что ты колдунья? Причем очень — очень сильная?

— Не говорите так! — закричала Настя и заплакала. — Я ушла потому, что они все называли меня ведьмой! Я не ведьма, ясно!

— Ну, ну, Настюш, не надо так кричать. Я ж не глухой, и сижу рядом с тобой. А ты так кричишь! — спокойно продолжал отец Михаил, успокаивая своим тоном.

— Я разве сказал, что ты ведьма? Нет, не говорил. Я не говорил, что ты ведьма! Но, ты колдунья! Маленькая, хорошая, добрая и очень сильная колдунья! Потому, что умеешь колдовать! — его голос убаюкивал, Настя стала потихоньку оседать. — Вот, например, у тебя почти что отбиты почки. С этим люди не могут не то, что сидеть и ходить, а лежать! Боль адская! Люди с обезболивающих не слезают! А ты, вот, приложила ладошку, и все, боль прошла. Ты не думала, почему так?

— Нет. — Настя с удивлением подняла голову и прекратила плакать — У меня всегда так было, с детства. Рукой подержишь, и все пройдет.

— Это не у всех так. У очень немногих. У единиц, буквально… — улыбнулся отец Михаил.

— Только у тех, кто может колдовать? — с удивлением услышала Настя свой голос.

— Да, только у тех.

— Но… — она опять недоуменно посмотрела на мужчину — …Вы ведь тоже прикладывали руку… И сняли боль?

— А я и не говорил, что не умею колдовать. — Ответил он. — И не говорил, что не колдун.

— Но, вы же священник, сами сказали?…

— А разве одно другому мешает? — обезоруживающе улыбаясь, спросил мужчина.