Пути Господни (СИ) - Шабельник Руслан - Страница 25

Солдаты, наконец, дотянули несчастную.

Оторвав от помоста, они ловко втолкнули ее в Утилиза.

Крик прекратился.

Следом полетел ребенок.

Крышка начала медленно закрываться.

Люди, Хозяева, зрители, наконец, зашевелились.

Молча, потупив взгляды, они начали расходиться.

А где же веселье? Пляски? Угощения?

И куда отправилась мать?

Рхат Лун взглянул на Хозяина.

Таким Хозяина Брайена он еще никогда не видел. Лицо, обычно румяное лицо сделалось серым. Словно под кожу натолкали камней, стали четко видны кости и вены.

- Рхат Лун, - произнес Хозяин Брайен, произнес с трудом ворочая камни челюстей. – Ты пойдешь со мной!

***

Я – Вознесена Стахова, находясь в трезвом уме и твердой памяти, огрела своего мужа Вениамина Стахова табуретом, так как видела, как он перемигивался в столовой с этой сучкой Клавкой Лейб. Ей я обещала, что повыдергиваю все ее жиденькие волосенки, и не только на голове. Что и могу сделать.

С уважением Вознесена Стахова – цех обслуги.

- Мам, я боюсь!

- Кого, сынок?

- Учителя!

- Почему ты его боишься?

- Я взял без просу зверюшек Кэнона, проиграться. Я очень, очень аккуратно, а у коровки отбилась нога. Я поставил на место и никому ничего не сказал. Я плохой мальчик?

- Верно, так поступать нехорошо.

- Теперь Учитель придет и заберет меня!

- С чего ты взял?

- Как же, Отец Щур говорил: непослушных детей Учитель забирает и наказывает!

- Не стоит бояться Учителя.

- Но Отец Щур …

- Учитель учил совсем не этому. Он любил детей.

- Отец Щур заставляет нас зубрить Заветы, у Нолана плохо получается, Отец Щур говорит, что того ждет люк Утилизатора. А потом – Учитель так завещал. Учитель не очень добрый.

- Нет, Учитель добрый, он делал людям добро, и завещал делать только добро.

- Тогда, Отец Щур обманывает?

- … нет, Отец Щур не обманывает.

- Если Отец Щур не обманывает, значит – Учитель злой.

- Не злой.

- А Люк? Я не хочу в Люк, и Нолан не хочет в Люк. Люк для нас зло.

- Спи! Разошелся под вечер! Вставать рано!

- Завтра договорим, да?

- … нет, завтра не договорим.

- А когда?..

***

Тогда увидел богатырь Еретика.

Надо сказать, вид он имел ужасный: кожа желтая, вся покрыта волдырями, глаза горят, а из красного рта валит зловонный дым.

Но не испугался Александр, только крепче сжал палицу.

- Что привело тебя? – спросил Еретик громовым голосом. – Разве не знаешь, все, кто приходят в мои сектора, умирают в мучениях страшных.

- Отпусти девушку, чудище поганое! – ответил богатырь.

- Ха, ха, ха, - засмеялся Еретик, да так, что затряслись стены. – Букашка, ты смеешь мне указывать. Знай же, сейчас ты умрешь.

Взмахнул Александр палицей и обрушил ее на голову поганого. Брызнули во все стороны внутренности нечистые, и в тот же миг испустил он дух.

Из сборника «Устное народное творчество»

На широком столе Совета лежал план. Стол видел и более судьбоносные документы: протоколы заседаний Трибунала, отчеты глав цехов, планы производства, списки казнимых и помилованных, статистические данные, объедки и пустые кувшины, оставшиеся после особо длительных заседаний.

Видел он и сегодняшний план. Не часто, но видел, ибо это был план Ковчега.

- Подойдите ближе, - Авраам Никитченко – Великий Пастырь, рассовал листки, отыскивая нужный.

Этьен Донадье – старшина техников покорно подступил к столу.

- Вот! – из-под груды собратьев Пастырь выудил ничем не привлекательный лист. Переплетение линий и условных обозначений образовывало сложный, понятный лишь посвященному узор.

- Как вы знаете, на следующей неделе у нас праздник. Праздник Вознесения. Угощения, конкурсы, представления… все, как обычно.

Техник сдержанно кивнул.

- Все вышеперечисленное при большом скоплении народа. Исходя из опыта предыдущих праздников, особенная давка ожидается в центральных секторах – примыкающих к Майдану и на самой площади.

Дабы разложить чертежи, Авраам Никитченко – неизбежное зло – был вынужден сойти с постамента. Проклятый техник мало того, что соблюдал возмутительное немногословие, так еще и имел наглость смотреть на него – Великого Пастыря – сверху вниз. Ничего, скоро, очень скоро все переменится.

А вообще, следует издать указ – старшины цехов не должны быть выше Великого Пастыря!

- Для, э-э-э, разрежения обстановки, если помните, случались и обмороки, и травмы, Совет постановил прорезать дополнительные ходы. Вот здесь, здесь и здесь, на примыкающих к Майдану участках, а заодно и в этих секторах, - красный карандаш, зажатый в узловатых пальцах, ловко помечал необходимые точки. – А так же тут и тут, - тот же карандаш сделал пометки еще на двух листах.

Впервые с начала разговора, старшина техников проявил интерес. Худое тело переломилось в пояснице. Водянистые глаза изучали план.

- Это…

- Это возможно? – перебил техника Пастырь.

- Да… теоретически. Однако даже если сделать, получатся просто ходы – без дверей, в случае чего – авария, утечка, все обитаемые сектора остаются полностью открытыми, мы не сможем изолировать…

- Ну, не стоит преувеличивать, не так уж часто случаются аварии, несомненно, благодаря результативной работе вашего цеха. К тому же – ходы только на время праздника. Затем заделаете, либо поставите ваши любимые запорные устройства.

- Не знаю, - Донадье заскреб редкую шевелюру. – Объем работ… их целесообразность…

- Таково решение Совета, следовательно – воля Учителя! – следовало показать кто здесь хозяин. – У вас – неделя! Ступайте! Мои люди проследят за исполнением!

***

Учитель предупреждал об этом.

Защищал детей.

Нет секретов для того, кто выше времени.

Искушаемые нечистым.

Неокрепшие верой.

Темные разумом.

Бывшие братья и сестры сошли с начертанного пути.

И сердце, любящее сердце Всезнающего, глядящего со звездного жилища на неразумных чад, истекало кровью страдания.

Летопись Исхода

Глава 2. часть 8.

Хейли, рыжеволосый здоровяк Хейли забрался на перила ограждения. Веснушчатая рука сжимала стойку, как флагоносец сжимает штандарт. Выглядывающий из-под майки пуп третьим глазом подмигивал в такт пламенным речам металлурга.

- Они попрали слова Учителя! Оставленные им заветы! Святое!

Толпа утробно гудела двигателем, набирающим обороты.

Спихнув Хейли, который явно намеревался добавить что-то от себя, на парапет, как царь на трон, вылез Данкан Левицкий.

- Они попрали слова Учителя! Оставленные им заветы! Святое!

Ни Хейли, ни Левицкий, умудренные жизненным опытом игровой комнаты и годами работы в цехах, не могли родить столь складные, обильно пересыпанные мудрыми словами, фразы. Они лишь повторяли, минуту назад произнесенное Арием Стаховым. Что и сколько запомнили.

- Они попали слова Учителя! – промучившись тщетными попытками стянуть Левицкого, орал из первых рядов Хрущ Никитов. – Завещание!

- Святое!

- Ишь че удумали!

- Пастырь!

-Мы им покажем!

Лысый Никитов уже самозабвенно колотил рваной сандалией по перилам.

- Кузькину мать!

Из-за поворота показалась группа, в составе которой угадывались представители богочеловеческих цехов текстильщиков и аграриев.

- Приказываю сейчас же прекратить несанкционированный митинг и разойтись, - под приветливыми взглядами собратьев, группа спрессовалась в клин, на острие которого оказался бледный Поликарп Миллгейт.

Оппоненты перестроились в таран, ударную часть которого составляли Арий Стахов и два пузача: Хейли и Левицкий.

- Это кто ж тебе дал право приказывать?