Я - хищная. Пророчица (СИ) - Ангел Ксения - Страница 43

– Это не мое дело, но раз уж ты назвалась другом... Ты просто не можешь циклиться так долго!

– Думаешь, мне хочется? – взорвалась я. – Думаешь, я не пытаюсь забыть? Но это слегка сложно. Напомнить? Мы живем в одном доме, видимся каждый день! А все эти рассказы о маме... их прошлом с Александром. О десятках таких же пророчиц, как и я. Думаешь, мне легко?!

Я тяжело дышала, обида пульсом стучала в висках, путала мысли, щипала глаза.

– Устала... – выдохнула я и отвернулась. – Просто хочу спокойно жить.

Теплая ладонь легла мне на спину, осторожно погладила.

– Извини. Я был неправ.

Я замотала головой, судорожно стирая обжигающие слезы.

– Нет, ты прав. Во всем прав.

– Ты очень нравишься мне, Полина. – Глеб развернул меня к себе, бережно вытер остатки слез. – Знаешь, когда в последний раз я говорил подобное девушке?

Я покачала головой, и он улыбнулся.

– Я и сам не помню. – Помолчал немного, глядя на огонь. – Я не умею показывать, что чувствую, но могу сказать... – Синие глаза посмотрели с надеждой, даже с мольбой. – Я очень хочу, чтобы ты обманула меня сегодня. На одну ночь.

Во мне что-то надломилось и разлилось жаром в грудной клетке. Не соображая, что творю, я подняла руку и погладила его по щеке. Неважно, что там, за этими стенами. Завтра буду думать, впрочем, как всегда. Но в тот момент я даже не сомневалась в том, что делаю.

Наверное, нам всем иногда хочется быть обманутыми.

Угли в камине погасли, но от него еще исходило приятное тепло – отголоски вчерашнего жара. Я села, кутаясь в неизвестно откуда взявшееся верблюжье одеяло. Огляделась. Глеб куда-то подевался, и в душе зародилось неприятное чувство. Вчерашний обман уже не выглядел очаровательно, с утра он определенно нуждался в обосновании, разговорах по душам и жирной точке. Нельзя строить отношения на ненависти и сочувствии.

Я подумала, как стану смотреть Глебу в глаза, когда скажу это, и вздрогнула. Кожа покрылась мурашками, и я, наконец, поняла, что дом понемногу остывает, отдавая тепло, впадая в спячку. Мы уедем, а уютное жилище останется без присмотра. Как жаль, что нельзя забрать с собой дом!

Я наспех оделась и выглянула в окно. Глеб стоял на террасе, по пояс обнаженный, и курил.

Я схватила одеяло – то самое, в которое минуту назад куталась – и вышла на улицу.

– С ума сошел, разгуливать голышом по такой погоде!

– Мы оба вчера немного съехали с катушек.

Я застыла на пороге, не ожидая такой внезапной прямоты, но Глеб улыбнулся, взял одеяло, накинул на плечи.

– Не бери в голову, Полевая. Надо жить дальше. Что бы ни произошло.

Он посмотрел вперед – туда, где над крышами домов занимался рассвет, меняя цвета, наполняя мир теплотой, смывая потери, побуждая забыть. Мне и самой хотелось забыть, стереть все и жить. Как мы жили вчера – мгновением, вспышкой, неслучайной случайностью.

– Похороны сегодня в двенадцать, – произнес он тихо, и я очнулась.

На небольшом кладбище почти не было людей. Только мы и тихо перешептывающиеся соседки Ольги. Солнце стыдливо спряталось, небо затянули тучи, и пошел снег – тяжелый, липкий. Он оседал на наших рукавах и таял, оставляя на одежде обманчивое подобие росы.

Глеб побледнел, и я всю церемонию держала его за руку. Неважно, что было вчера, что будет завтра, сегодня я останусь рядом. В самом конце, когда замолчавшие, наконец, соседки возлагали цветы на небольшой бугорок, он обнял меня, и я все боялась, когда он отстранится, увидеть на скорбящем слезы. Слез не было – возможно, он и вовсе разучился плакать.

Назад мы ехали в полном молчании, но перед входом в дом Глеб остановился, посмотрел и серьезно сказал:

– За то, что была со мной, спасибо. А случившееся ночью – забудь. У тебя своя голова на плечах, и шишки на ней набивать тебе. И да... – Он отвернулся, помолчал немного. – Для дружбы иногда нужно совсем немного.

И вошел в дом.

Я глубоко вздохнула, стараясь прогнать тяжесть, осевшую где-то в легких. Облокотилась на перила, закрыла лицо ладонями. Прошлая ночь казалась нереальной и далекой, виделась больше сном, чем явью, придуманной картинкой. Странно, но сожаления не было. Скорее грусть из-за того, что все у нас так вышло. Может, нужно дать нам шанс? Хотя я четко понимала, если обижу его – потеряю. Терять Глеба не хотелось.

В гостиной никого не было. Вообще, казалось, что дом вымер. Глеб, наверняка, отсыпается наверху, а у остальных, скорее всего, планы на вечер воскресенья. По позвонку пробежал неприятный холодок – вспомнились слова Влада об охоте. Непонятные и пугающие.

Неужели я, и правда, сегодня увижу ясновидца? Настоящего, как в легенде. Почему-то мысль об этом не принесла удовлетворения – хотя и было любопытно, внутри разрасталась тревога. Что-то подсказывало: слово «охота» не означает, что мы будем брать у него интервью.

Впрочем, Влада я тоже не видела, так что немного успокоилась. Может, он и забыл вовсе.

После душа почувствовала себя лучше. Переоделась, пообедала, убралась немного. Позволила себе расслабиться, прибавить звук в плейере и хаотично двигаться по комнате, стараясь попасть в такт мелодии. Закрыла глаза, выбросила все из головы, подчиняясь ритму придуманного танца, пока, наконец, меня не вырвали из построенного мной спокойствия прикосновением к плечу.

Я вздрогнула, повернулась – на меня в упор смотрел Влад и улыбался.

Черт, ну, что за напасть, а? И почему я дверь не закрыла, дуреха? Я буквально чувствовала, как лицо заливается краской смущения. Наверное, я выглядела жутко комично со своими этими танцами с бубном. Вытащив наушники, посмотрела на Влада с укором.

– У тебя есть потенциал танцовщицы, – иронично заметил он. Еще и издевается!

– Вообще-то стучаться надо! – осадила я его, но он, похоже, не смутился ни капли.

– Вообще-то я стучал, но эти штуки, – он взял одну таблетку наушников, – наверное, мешали тебе услышать.

Крыть было нечем, потому я промолчала. Влад резко посерьезнел, отметая прочь мое позорное выступление, и спросил:

– Как Глеб?

Говорить с ним о Глебе не хотелось ввиду того, что произошло накануне ночью. Я вообще с трудом представляла, как Влад отреагирует, если узнает. По сути, мы друг другу никто, но его эти постоянные ревнивые взгляды, а еще намеки... Нет, не хочу об этом думать! Зарекалась ведь, а все туда же.

– Нормально, – ответила я, но тут же спохватилась: – Насколько вообще может нормально себя чувствовать тот, кто потерял маму.

– Тебе понравилось в Ельце?

Взгляд пытливый и внимательный, словно Влад пытался выловить в мимике скрытую правду. Я приказала себе успокоиться. Во-первых, это не его дело. Во-вторых, страхи – обычное самовнушение, а интересуется он, скорее всего, просто чтобы поддержать разговор.

Я кивнула.

– У Ольги красивый дом. Большой и уютный.

Мне показалось, он хотел еще что-то сказать, но одумался. Кивнул.

– Хорошо. Ты готова?

Ах, да, охота... В желудке предательски заныло, конечности обдало холодом.

– А надо было готовиться?

Влад улыбнулся.

– Бери куртку.

В парке – том самом, через который я ходила с работы на остановку – было безлюдно. Конечно, кому еще в голову придет шастать по такой холодине и искать тут романтики? Не лето, все-таки.

Влад целенаправленно шел вглубь, туда, где оканчивалась аллея и начинались заросли кустарника. Я едва поспевала за его размашистым шагом, стараясь не поскользнуться и не шлепнуться в грязный снег.

Влад будто и не замечал, словно его манило что-то в темных закоулках парка, в одной из заплетенных диким виноградом беседок, что в объятиях зимы потеряли летнее очарование.

Когда мы почти подошли, он резко развернулся и приставил указательный палец к губам. Я кивнула, все еще не понимая, к чему вся эта таинственность, а потом услышала голоса. Говорили, вернее, шептались двое – парень и девушка. В одной из беседок, скрытые темнотой и пустынностью парка.