Классическая Астрология - Бонатти Гвидо - Страница 4

Астрология в дни Бонатти была сомнительным (хотя, по-видимому, выгодным) предприятием, которое постоянно осуждалось Церковью ХIII в. (самое последнее постановление перед созданием книги было принято в 1277 г. в Париже) и считалось тогда дьявольским суеверием^[10]. Языческие корни этого искусства были слегка скрыты в источниках, которыми пользовался Бонатти. Церковь средних веков правильно разглядела, что под видом астрологии вновь на Западе после столетий забвения возродился, как феникс, ее давний враг, бросающий вызов вере Христовой. Бонатти следовал арабским источникам в латинском переводе и, хотя его источники были по преимуществу мусульманскими, тем не менее в большинстве из них прослеживается сильное герметическое влияние, например, у аль-Кинди, Абу Ма’шара, Сабита ибн-Корры и других. Эта герметическая традиция сформировала эзотерическую традицию средневекового Запада, каббалистическую традицию, полностью принадлежавшую евреям и, вполне возможно, только начинавшуюся во времена Бонатти.

Церковь хорошо знала, что это та самая герметическая традиция, которая в виде сабеизма сохранилась в Месопотамии и даже процветала в Багдаде вплоть до конца ХII в., когда мусульманские фундаменталисты в ответ на военную и пропагандистскую угрозу христианских крестовых походов уничтожили все неортодоксальные группировки в своей сфере влияния. Дополнительные трудности выпали на их долю с нашествием монголов в ХII в.

И только одна область осталась относительно безопасной для лиц, формально исповедующих ислам, но бывших синкретистами и тайными язычниками, — Испания Омейидов, где в то время евреи, мусульмане, христиане и, по-видимому, тайные сабеи жили в довольно терпимой обстановке. Именно в Андалусии (Испания Омейидов) в XI в. был написан герметический сабеический текст по магии “ Пикатрикс”.

Герметический сабеизм сохранился на Среднем Востоке в Харране^[11] в период с IX по XII в. Он был продолжением классического язычества, но примечательно, что исламские законы проявляли к нему религиозную терпимость, считая сабеев “книжниками”, потому что они чтили герметические писания, которые дал им якобы Гермес Трисмегист, а также по крайней мере формально почитали Ветхий Завет и Коран. Некоторые мусульмане считали герметические писания творениями старца-пророка Идриса и, следовательно, заслуживающими почтения. Поэтому сабеям было позволено продолжать свои занятия астрологией и магией и совершать публичные богослужения астральным божествам. С такой терпимостью к ним относились в Харранс и даже в Багдаде примерно до 1100 г. Предположительно некоторые из них эмигрировали в Испанию, где сумели выжить в течение XII в. “ Пикатрикс” был создан в Арабской Испании в XI в.^[12]. По приказу короля Альфонсо он был переведен на испанский язык^[13] в 1256 г. и, видимо, вскоре после этого на латынь^[14]. Это сочинение, несомненно, было известно в Риме и оказалось образцом того, чего там опасались. Бонатти не упоминает его в числе своих источников, но оно было довольно известно в оккультных кругах средневековой Европы; и нс одно оно. В нем не только предписывалось молиться планетарным демонам или ангелам, они рассматривались там как те, кто действительно вершит работу естественных и сверхъестественных сил.

Когда Бонатти упоминает “наднебесные” и “неизменные и непреложные существа”, мы видим, что он просто говорит о планетах, пользуясь терминологией Аристотеля, что может лишь вызвать недоумение. Но он мог использовать тот же самый язык с целью быть понятым философами-гсрметиками, относя эти слова к астральным демонам или ангелам. Его язык двойствен. Являясь, без сомнения, языком Аристотеля, он вполне согласуется со взглядами герметиков, изложенными в “Корпус Герметикум”^[15] и в трактате Ямвлиха “О Мистериях”^[16].

На самом деле быть последователем Аристотеля в ХIII в. было вовсе не безопасно. Уже упомянутое осуждение 1277 г. кроме астрологии в значительной мере подвергло проклятию также и Аристотеля. Позднее, когда Церковью была принята философия Фомы Аквинского и Аристотель был выбран для того, чтобы сделать христианское учение привлекательным для интеллигенции, последователи Аристотеля оказались в безопасности; но во времена Бонатти это вызывало лишь немного меньше возражений, чем явная демонология в духе сабеизма.

Почтительный язык Бонатти при упоминании “наднебесных существ” явно указывает на то, что средневековый астролог отдавал себе отчет в том. что он имел дело с чем-то большим, чем бездействующие сущности на небесах. Он, очевидно, представлял планеты так, как неоплатоники, — как колесницы ангельских сил. Это весьма интересный взгляд для наших современников, потому что большинство астрологов в наше время утратили понимание магически-религиозного смысла астрологии (а то и вовсе не имели его). Но, если поразмыслить над определением астрологии, которое дает Бонатти, остается неясным, являются ли эти наднебесные существа слугами Христовыми или же это дохристианские языческие астральные божества сабиан? Во всяком случае, как явствует из его определения, вето понимании астрологии совершенно не разделялись философия, религия и наука.

Конечно же, астрономия Бонатти была геоцентричной и в значительной степени основанной на “Альмагесте” Птолемея. Этот классический текст по астрономии был переведен на арабский в IX в.^[17]. В XII в. Герард Кремонский перевел “Альмагест” с арабского языка на латынь. Этим переводом пользовались в течение столетий и, вероятно, именно таким переводом пользовались астрологи средних веков, такие как Бонатти.

Современного читателя могут удивить ссылки на круговое движение сфер. Астрономы античного мира и времен Бонатти не знали, что планеты движутся по эллиптическим орбитам. Так уж повелось после Платона, что, поскольку планеты являются олицетворением всего наиболее совершенного (квинтэссенцией), то и движение их должно быть тоже наиболее совершенным, то есть круговым. Сам Платон был автором этой ошибочной концепции, и его попытки пояснить астрономию своим ученикам, объясняя все астрономические движения через круговое движение, современными историками науки считаются причиной, задержавшей открытие “настоящей” астрономии почти на 2000 лет.

Способ изложения доказательств так же, как и терминология Бонатти, особенно в его определении астрологии, указывают на мощное влияние Аристотеля. Бонатти сам называет, по-видимому, основной источник этого влияния в своем тексте, ссылаясь на имя аль-Фараби^[18]. В организации книги и се терминологии Бонатти, как и его арабские источники^[19], следует “Топике” Аристотеля. Это сочинение так же, как и “Категории”, многие средневековые ученые использовали в качестве образца композ1щии и организации материала. В гл. 5, Аристотель излагает свою систему определений, в которой сущность предмета обозначается словом или фразой, характеризующими его согласно его свойствам, происхождению и проявлениям. Из “Категорий”, гл. 5, мы узнаем, что все вещества характеризуются в соответствии с их типом, происхождением и различиями. Все эти термины использует и Бонатти. Более того, именно “Категории”были взяты им за образец, это ясно видно го его определения астрологии, где он почти слово в слово повторяет обсуждение Аристотелем шести видов изменений ("Категории ”, гл. 14). У Аристотеля сказано: “Имеется шесть видов движения: возникновение, уничтожение, увеличение, уменьшение, превращение и перемещение”. Ссылка на приведенное выше определение покажет, как близко следует Бонатти Порфириеву парафразу Аристотеля. Упоминания об активном и пассивном аналогичны подобным определениям в "Топике” и "Категориях”. А его упоминание о завершении или пользе астрономии согласуются со средневековым использованием понятия Конечной Причины, изложенного Аристотелем.

Наконец, его упоминание о “наднебесных сущностях” как о “существах вне страстей, неизменяемых и та” согласуется с идеей о том, что небесные тела, состоящие го наиболее совершенной субстанции, эфира или квинтэссенции, не подвержены превращению или разложению, которым подвержены тела подлунного мира, состоящие из четырех элементов — огня, земли, воздуха и воды. Эту теорию детально разработал Аристотель в своих трактатах “О возникновении и уничтожении”, “Физика” и “О небе”. В отличие от герметической традиции, последователи Аристотеля не считали небесные тела божественными. Они придерживались более научного и философского взгляда, согласно которому небесные сферы (тела), особенно Солнце и Луна являлись факторами, действовавшими посредством изменения характера движения. Такая точка зрения могла считаться (и так оно и было) дополняющей более религиозно-магическую точку зрения последователей герметической традиции.