Персональный апокалипсис - Коган Татьяна - Страница 5

Денег на такси не было, да и ключи от квартиры остались в сумочке. Слишком поздно, чтобы звонить Гиве – он сейчас с семьей и, скорее всего, даже трубку не возьмет.

Запиликал сотовый. Звонила Лиля.

– Извини, не слышала. Что-то случилось?

Подруга подъехала через полчаса.

– Ты не сердись: Богдан так пошутил. Мне Эдичка сказал, у него своеобразное чувство юмора. Вот твоя сумочка.

– Пошутил? Очень надеюсь, что над ним однажды тоже так пошутят.

– Да брось, невинный розыгрыш. Мы славно повеселились! И Эдик так смеялся! А он редко смеется! – Лиля трогательно хлопала ресницами, и Софья поняла, что та вряд ли разделит ее чувства. Порой подруга демонстрировала феноменальное равнодушие.

…Шел четвертый час ночи, но спать не хотелось. Софочка залезла в джакузи, с блаженством погрузившись в горячую воду, и закрыла глаза. От минувшего вечера остался неприятный осадок, но возможно, она слишком драматизирует. Ничего страшного не произошло. Надо было посмеяться вместе с остальными…

Воздушные струи щекотали спину, ароматические свечи на бортике ванной источали сладкий аромат, и Софочка расслабилась, задремала. Проснулась от озноба. Вода в джакузи давно остыла и сердито бурлила, обдавая тело прохладными волнами. Девушка подскочила, едва не опрокинув свечи, закуталась в огромное полотенце и побежала в спальню, где сразу же нырнула под одеяло.

Утром ее разбудил звонок телефона. Гива сообщал, что скоро приедет.

Софа неохотно потерла глаза и зевнула. Часы показывали час дня. Она неохотно встала и поплелась в ванную, чтобы привести себя в порядок и подготовиться к встрече.

Ее взгляд упал на зеркало, на котором красным карандашом для губ было написано «Не забудь» – напоминание принять ежедневную противозачаточную таблетку.

Софья всмотрелась в свое лицо: гладкое, ухоженное, без единого следа тяжелой ночи. Она подкрашивала ресницы и напевала под нос. Жизнь прекрасна и удивительна. Они пообедают в ресторане, совершат небольшой символический шопинг, после снова перекусят в кафе. Потом вернутся домой и займутся любовью.

Гива здорово увлекся Софьей, и этот факт доставлял ей огромное удовольствие. Сегодня, когда мужчина будет находиться в предоргазменной эйфории от ее умелых ласк, она в очередной раз напомнит ему, что для полной гармонии он должен развестись. Ведь тогда они смогут пожениться и станут настоящей семьей. Он послушно кивнет, и в этом согласии будет больше решимости и готовности, чем ранее. Каждую новую встречу Гива привязывался к Софочке сильнее и сильнее, – по крайней мере, ей так казалось.

Она улыбнулась своему отражению, сверкнув ровными белыми зубками. Завтра обязательно в солярий, освежить легкий загар. И к парикмахеру. У самых корней волос уже пробивался рыжий пигмент. А ведь она нынче блондинка.

Улица была узкая, удручающе темная. Ее пересекали еще более узкие, вымощенные булыжником переулки. Почерневшие стены домов нависали с молчаливым отчаянием, будто из последних сил сдерживались, чтобы не дрогнуть и не упасть всей своей кирпичной массой на одинокого прохожего, раздавить, смешать его плоть с каменной мостовой. Томас поежился от пронизывающего ветра и ускорил шаг, до станции надземного метро идти еще минут двадцать. Он родился и вырос в этом городе, но не помнил такой холодной осени.

Девятый час вечера, но людей в вагоне ехало на удивление мало. Бомжеватого вида старик прижимал к груди большую картонную коробку и бормотал под нос. Двое афроамериканцев о чем-то злобно спорили, используя преимущественно нецензурные слова. Toмac уставился в окно. Поезд мчался на высоте второго этажа мимо облезлых промышленных и жилых зданий. Железную дорогу проложили так близко к ним, что можно было высунуть палец и сломать его о выступающие неровности стен. Вскоре пейзаж за окном сменился – теперь поезд оказался в тоннеле из небоскребов, расположенных в коммерческом районе, чикагском Манхэттене. Старые каменные дома соседствовали с современными стеклянными высотками; офисы сменялись магазинами, музеями и скверами, внизу сигналили в пробках нетерпеливые водители…

Томасу нравилась The Loop, Петля – сердце города, утыканное иглами небоскребов и опутанное ржавыми рельсами метрополитена.

Противный женский голос объявил остановку «Стейт Стрит». Томас влился в шумную толпу, делившую улицу на две части, двигавшиеся в разных направлениях. На ближайшем повороте свернул направо и вошел в бар «Монти и Фея», где работал вышибалой уже два года.

Его напарник Джонсон, туповатый, но добродушный ирландец, был уже там.

– Хей, привет, Крайтон, ты, как всегда, минута в минуту?

– Точно. Все нормально? – Томас окинул взглядом бар. Посетителей пока немного, народ подтягивается к полуночи, тогда-то и наступает жаркое время. Кто-то напьется и затеет драку, кто-то начнет приставать к стриптизершам, кто-то не удовлетворится качеством блюд и попытается не заплатить.

– Все о’кей. Сам знаешь, рано еще.

В детстве Томас мечтал стать чемпионом в боях без правил. Но годам к двенадцати понял, что его вечно пьяный отец вряд ли сможет оплачивать тренировки. Мать сбежала, когда сыну исполнилось четыре – он даже не помнил ее толком. Они жили в бедном квартале по соседству с эмигрантами из Польши и Мексики. Снимали двухкомнатную квартирку с видом на стену другого здания.

Отец трудился на стройке и зарабатывал прилично, но все спускал на алкоголь – так что маленький Томас не питал радужных надежд по поводу своего будущего. Он был предоставлен самому себе, и со временем это начало ему нравиться. Порой он не ночевал дома, загулявшись с друзьями. Несколько парней из его класса организовали мини-банду и терроризировали продавцов мелких магазинчиков в округе. Иногда возникали стычки с соседствующими группировками. Дрались как звери, ломая носы, выбивая зубы. Частенько после подобных боев Томас заползал в цех заброшенного завода и отлеживался, предпочитая одиночество обществу вечно пьяного папаши.

Школу он все-таки окончил, хотя и с минимальным количеством баллов. В любом случае никакой пользы от тех знаний, которые вдалбливали педагоги, не видел. Более того, казалось, что с каждым годом он забывал и то немногое, что выучил ранее. Важно было лишь то, что Томас – самый сильный парень в районе, когда доходило до уличных боев.

– Cледил вчера за матчем «Чикаго Булз» и «Портленд Трэйл Блэйзерс»?

– Спрашиваешь! – ухмыльнулся Джонсон. – Парни реально зажгли. На чужой площадке, да с таким отрывом выиграть! Я даже удивился.

– Разыгрывающий защитник Деррик Роуз, красавчик, набрал тридцать шесть очков. Чую, быки в этом сезоне выберутся из дерьма.

– Пора бы, – согласился ирландец. – Только бы Роуза опять колено не подвело. А то сплошные травмы.

– Завтра они играют с «Антланта Хоукс», у меня хорошие предчувствия.

Нельзя сказать, что Томас фанател от баскетбола. Иногда играл с парнями во дворе. Матчи родной команды всегда отслеживал, болел. А вот трансляцию ММА включал редко – начинал злиться. Если бы в детстве ему выпал шанс, он бы стал отличным спортсменом. Его бы показывали по телику, предлагали бы крутые контракты. Но денег на оплату хорошего тренера не было. Все всегда упирается в проклятые деньги!

Может, философ и утешил бы Томаса тем, что бедность – не порок. О, он отлично знал: бедность действительно не порок, а мать всех пороков. Если бы Мэдди не удерживала его, он уже давно снова занялся бы разбоем – опасно, но прибыльно. Но Мэдди – единственный близкий человек, чьим мнением он дорожил. Она просила не делать глупостей, уверяла, что не переживет, если с ним что-то случится, – и он поддался на уговоры, завязал. Их встреча была, пожалуй, самым светлым событием в жизни Томаса. Он до сих пор разводил руками: как? Как стройная, умопомрачительно привлекательная мулаточка из Саут-Сайда обратила внимание на никчемного белого янки?

Томас не помнил точно, какие дела привели его в черный квартал – скорее всего, кто-то заказал нелегальный товар, и он не смог устоять, хотя и понимал, что соваться на чужую территорию – поступок не самый умный. Но он тогда не слишком следовал здравому смыслу и к тому же был на мели.