Маг и его кошка - Лис Алина - Страница 56

Щеку ожигает болью, и все прекращается в один миг.

Я сижу на полу, и Элвин, склонившись, трясет меня за плечи.

— С возвращением к опостылевшей реальности, сеньорита, — его голос сочится ядом. — Как вам грезы бронзовой Вары?

— Что?

Я пытаюсь пошевелиться и вскрикиваю от боли. Мышцы задеревенели, по телу бегут кусачие мурашки.

За окном темно, комнату заливает безжизненный яркий свет от шара под потолком.

Вечер.

— Что случилось? — спрашиваю я дрожащим голосом. — Только что было утро.

— Случилось, что одна хорошенькая идиотка зачем-то полезла в мои вещи, — зло отвечает маг. — Как будто опыт со шпагой ее ничему не научил.

Смущенно отвожу взгляд. Зря я надеялась, что Элвин не узнает про обыск. Щека все еще пульсирует болью. Подношу к ней руку и не могу поверить.

— Ты ударил меня?

— Три раза, — подсказывает он.

— Ты. Меня. Ударил!

— А вы предпочли бы так и сидеть, пуская слюни на эту дрянь? — Маг протирает бронзовое яйцо тряпицей, следя за тем, чтобы не касаться оголенной кожей поверхности, затем убирает страшную игрушку обратно в шкаф.

Я отворачиваюсь. Щека неприятно горяча, но сильнее боли возмущение. Он меня ударил! По лицу!

Элвин наклоняется, берет меня за подбородок:

— Тссс, не дергайся! Проклятье, похоже, будет синяк. Подожди, сейчас смажу.

Сдерживаю порыв крикнуть ему в лицо «Мне ничего от тебя не надо!», вырваться и уйти. Так я сделаю хуже только себе. Он смазывает мне щеку мазью, потом резко дергает за ошейник, принуждая подняться.

Его лицо близко-близко. Кого другого, может, и могла бы ввести в заблуждение обманчиво любезная улыбка, но я вижу — маг зол не на шутку. Пытаюсь отодвинуться. Элвин улыбается шире и снова дергает за ошейник.

— Значит так, сеньорита. Я, видно, слишком добренький хозяин. И слишком занят, чтобы уделять вам внимание. Так что у нас новые правила. Во-первых, запрещаю трогать вещи в моей комнате без спроса. Любые вещи. Это понятно?

Его рука все еще лежит на проклятой полоске кожи, мешая отстраниться. Трудно дышать. Чувствую, как через ошейник в мое сознание вливается чужая воля, превращая запрет в абсолютный закон бытия.

— Во-вторых, надо и правда придумать вам занятие, чтобы не скучали в мое отсутствие. Скажем, уборка в часовой комнате. Уверен, вы с ней справитесь куда лучше брауни.

Конечно, еще одно унижение. Кажется, ему никогда не наскучит издеваться надо мной. Закрываю глаза, чтобы не видеть его лица. Могла бы — и уши заткнула, но маг не позволит этого сделать. Приходится слушать, как ненавистный голос продолжает:

— В третьих, надо как-то оградить вас от проявлений вашего могучего интеллекта, поэтому отныне вам запрещается покидать башню. У меня нет времени бегать и вытаскивать сеньориту изо всех неприятностей, в которые она изволит угодить.

— Всё? — с отвращением спрашиваю я. — Я могу уйти?

— Идите, — маг разжимает пальцы. Снова можно дышать. Отшатываюсь, растирая горло.

Уже в спину мне летит:

— Франческа!

Я не оборачиваюсь, делаю вид, что не слышала, но он продолжает.

— Это было очень глупо. Здесь, на Изнанке, вещи часто не то, чем кажутся. И многие опасны так, как ты даже не в силах представить.

От моего хлопка дверью содрогаются стены.

Элвин

На праздник первого снега я опоздал. За годы, что был в отъезде, княгиня перенесла место празднования, о чем ни словом не упомянула в приглашении.

То ли забывчивость, то ли многозначительный намек на мой нынешний статус при ее дворе. Как хочешь — так и понимай.

Нижний берег Темеса изрезан заливами и бухтами. Летом здесь хорошо прятаться от нескромных взглядов в зарослях рябины и орешника, в воздухе стоит терпкий запах медоносных трав и гудят пчелы. Сейчас скорбные силуэты плакучих ив повисли над рекой, развесив припорошенные снегом ветви словно гигантскую паутину.

Едва приметную дорожку из полупрозрачного льда я заметил далеко не с первого раза. Раньше тропы оформлялись куда как торжественнее. Тонкий лед вывел через протоку к широкой заводи. Берега бухты украшали могучие далриадские дубы — настоящие патриархи, видевшие не один десяток королей. Поверхность воды сковывал все тот же лед, превращая заводь в гигантскую площадку под открытым небом. И на этой площадке шло состязание.

Вихрем кружились мелкие колючие снежинки. Свивались кольцами, прорастали причудливыми фигурами, цветами и растениями, повинуясь прихотливой воле художников.

— Добро пожаловать на праздник первого снега, лорд Элвин, — раздалось откуда-то снизу. Я опустил глаза. У ног важно стоял коротышка-фэйри, выряженный в снежно-белый упелянд, подбитый беличьими шкурками.

— Здравствуй, Тидди.

— Я доложу о вашем прибытии княгине Исе.

— Не надо. Я сам о себе доложу.

Послышались аплодисменты — очередной конкурсант завершил свое выступление и теперь раскланивался.

Уже не заботясь о том, чтобы остаться незамеченным, я двинулся к фэйри, разминая по пути пальцы.

Тихий шелест. Снег пошел поземкой, завернулся в тугой кокон. Кокон рос, ширился, пока не превратился в яйцо, скорлупа которого зазмеилась трещинами и лопнула, чтобы выпустить в мир снежного дракона. Я старался: дракон получился длинным и гибким, как угорь, со сложенными за спиной стрекозиными крыльями. Тварь неспешно выбралась, отряхнулась, расправила крылья и устремилась к солнцу. Фэйри, запрокинув голову, наблюдали за его полетом, и я решил их слегка позабавить. Дракон выписал в воздухе восьмерку — одну, другую, третью. Вошел в пике, кувырнулся, рванулся вниз, чтобы на бреющем полете пройти мимо застывших фэйри, выдохнуть им в лица горсть снежной крупы и рассыпаться белой пылью.

Медленные насмешливые хлопки стали мне наградой:

— Браво, браво, лорд Элвин. Вы, как всегда, бесстыдно отбираете хлеб у моих подданных.

— Простите, ваше высочество, — я преодолел разделявшее нас расстояние и поклонился.

— За что вы извиняетесь?

— Я опоздал.

А еще я вернулся в город, который княгиня приказала мне покинуть двенадцать лет назад.

Вернулся без разрешения.

При взгляде на нее привычно перехватило дыхание. Как всегда — ошеломительна. Также лишена красок, как и Фергус, но если братец — чудовище, то Иса — само совершенство. Ее кожа — голубой жемчуг. Волосы цвета первого снега, глаза — две синие льдинки. Точеная безупречность ее лица навевает мысли скорее о мастерстве скульптора, чем о живой человеческой красоте.

Подчеркнутая простота наряда княгини спорила с богатством облачения двора. Тонкий венец из плетеного серебра. Платье-туника бледно-голубого шелка, перехваченное поясом на талии. Из-под платья выглядывали босые ступни с крохотными пальчиками — почему-то именно эта мелочь меня особенно восхитила.

Мелочи, нюансы, детали… о да, Иса знает в них толк. Помню, однажды перед началом бала она шепнула мне на ухо, что на ней нет белья. Какие танцы после такого?! Я весь вечер только об этом и думал.

Не успокоился, пока не проверил. Не соврала.

Я прогнал неуместное воспоминание и снова поклонился:

— Стоит вам приказать, и я немедленно покину город.

— Нет-нет! Останьтесь, — она протянула узкую прохладную ладонь, и я коснулся губами кончиков пальцев. — Не могу же я выгнать победителя снежного турнира.

— Еще рано говорить о победе.

— Я в вас верю. Удивите меня, лорд Элвин. Вам всегда это удается.

— Постараюсь, ваше высочество.

Я перевел взгляд на человеческого юнца у подножия ледяного трона. Мальчик пожирал правительницу влюбленным взглядом. Молод, наивен и восторжен — все, как любит Иса. Она съедает таких детишек на завтрак без соли и хлеба, но меньше их не становится.

Если насчет босых ножек или странной забывчивости в приглашении еще можно было поспорить, то здесь точно никаких иных вариантов — демонстрация и намек сразу.