Ленинский броневик - Григорьев Николай Федорович - Страница 22

- А что же комсомольцы? Вперед, ребята, показывайте находку!

Комсомольцы развернули изрядно замызганные листы бумаги. Это был экземпляр отпечатанного в типографии и распространенного по городу паспорта броневика.

- Все приметы есть, что надо, можете нас проверить.

И каждый из членов комиссии побывал в броневике.

- Что же, пожмем друг другу руки? - пригласил Штин.

- Одну минутку, - засуетился профессор, - одну минутку...

К нему обернулись с выражением недоумения и тревоги, зашептали: "Неужели старик испортит праздник?.."

А Фатеев деловито вздел очки и раскрыл записную книжку, с которой сел в машину.

- Добавьте, мальчики, в паспорт, - кивнул он комсомольцам, - еще одну примету: номер двигателя... - И растерялся. Пропала страничка.

Фатеев - к Быкову, и тот отчеканил:

- Двигатель у броневика был за номером триста двадцать семь дробь шестьсот восемьдесят три.

Комсомольцы кинулись в машину - и оттуда громогласно:

- Правильно. Выбито на двигателе триста двадцать семь дробь шестьсот восемьдесят три!

* * *

Доставить броневик в музей взялись танкисты.

Начали с того, что проверили, каков он на ходу. Прокрутили колеса: вертятся! Смазали машину, приправили где что надо - и шумный, рычащий тягач нарушил задумчивую тишину Сосновки.

Старо-Парголовский позади. Вступили на Решетову улицу.

Дальше по маршруту - проспект Фридриха Энгельса, затем проспект Карла Маркса.

Двигались с предосторожностями. Ведь на улицах снег и наледь.

В броневике за рулевым колесом танкист, опытный водитель. Однако машина порой руля не слушалась, раскатывалась на буксирном тросе, рыская то вправо, то влево, и приходилось подправлять ход броневика ломиками. То же и на спусках. Здесь ломики действовали уже взамен тормозов.

Так, не торопясь, стараясь броневик не попортить, привезли его в музей.

Все, кто был в легковой машине, сошли. Остался на месте один Быков. Он почувствовал недомогание, и Дуняша по его просьбе отвезла его в больницу долечиваться.

* * *

Первое время броневик стоял во внутреннем дворе Мраморного дворца. Здесь каждый мог его видеть. Больше того, в местные и центральные газеты была дана публикация о находке. Печатались фотоснимки броневика.

Домокуров, разбирая нахлынувшие в музей письма с поздравлениями и телеграммы, временами обнаруживал новые сведения о броневике - всегда любопытные, а порой не лишенные ценности.

"Очень рад и даже потрясен!" - так начиналось письмо из поселка Абатур в Сибири. Автор письма, участник гражданской войны, служил в автобронечасти (приводится ее номер), командовал звеном. Теперь, разглядывая фотоснимок, узнал свою машину. Сибиряк рапортовал, что в честь исторической находки он встал на стахановскую горняцкую вахту и что мечтает побывать в Ленинграде.

Другое письмо - это из Махачкалы Дагестанской АССР.

Пишет инженер-железнодорожник. Служил он в царской армии солдатом, стал большевиком. Даже комиссара доверяли замещать в мастерских в Питере, куда, случалось, приводили в ремонт бронемашины. И выпало ему, как он пишет, счастье чинить броневик, с которого выступал Ленин.

К письму приложен был чертежик: пулеметная башня в разрезе. На потолке - жестяной бачок для воды, из бачка можно было по резиновой трубке, очень удобно, подать воду в кожух пулемета.

Обычно пулеметчики, чтобы остудить пулемет при стрельбе, хватаются за котелки или ведра, а тут аккуратная трубочка, под ноги не наплещешь.

Инженер вычертил даже краник на трубочке (похоже - аптекарского изготовления). Запомнилось ему и то, что в обеих башнях кожухи "максимов" были не железные, как обычно, а медные.

"Пройдешься, - писал он, - тряпочкой с мелом - все заблестит..."

Не упустил и боекомплект назвать, который держали в броневике: десять коробок с лентами.

А вот письмо из Оренбурга. Автор начинает с того, что у него с 1917 года в сохранности личные документы. Был мастером в петроградских бронесборочных мастерских. А теперь мастер на заводе, строит паровозы. И вдруг признание: "Имею на руках фото дорогой машины".

Музей сразу же ему телеграмму: "Высылайте фото. Используем возвратим".

А человек и замолчал. Видать, опасался, как бы фотография не пропала в дороге...

Письма, письма...

А живые свидетели исторических событий!

Особенно волнующими были встречи у броневика ветеранов революции. Иные еще с первых октябрьских лет потеряли друг друга из виду. Приходят к броневику как незнакомые, а уходят обнявшись.

В книге отзывов ветераны твердой рукой ставили:

"Да, он самый", "Свидетельствую ответственно: подлинный".

А Огоньян - его слово? Установили, что Мирон Сергеевич жив, живет старик на юге, среди виноградников... Но почему же Огоньян не откликнулся на широкие публикации в газетах о том, что броневик, спустя с памятного дня, 3 апреля 1917 года, больше чем двадцать лет, найден, - публикации, вызвавшие поток писем с разных концов страны? Мирона Сергеевича приглашали в Ленинград, к нему ездили посланцы музея, однако он не тронулся с места. Между тем по фотографиям в газетах можно судить, что человек на ногах, даже, видно, трудится на виноградниках... Впрочем, вопросы эти к историкам. Быть может, при дальнейших их розысках будет и ответ.

* * *

Явился в музей некий Федоров Василий Константинович. Приехал он с Урала, из горнозаводской глуши. Еще по дороге в поезде услышал он, что ленинградцы разыскали броневик, послуживший первой трибуной Ленина по возвращении из эмиграции. Однако не поверил, решил, что это пустая болтовня.

Но здесь, в Ленинграде, подтвердили, что машина найдена.

- Так что пришел, - говорит, - удостовериться: неужто в безбожной нашей стране да явлено чудо? - Потом: - Знавал я этот броневик. Еще в царской казарме, в манеже, довелось с ним познакомиться. Второй руль мастерили. С инженером Фатеевым... Может, слыхали про Фатеева - свойский мужик, не брезговал руку солдату подать... Жив ли он?

Штин и Домокуров во все глаза уставились на посетителя. Держался он развязно, сам черный как жук. Небрежно предъявил документы.

Так обнаружилось, что в музей собственной персоной пожаловал Вася-прокатчик.

Домокуров кинулся было к телефону, чтобы сообщить новость профессору, но Штин удержал его: "Успеется".

- А я ведь и в бою на "Двойке" участвовал, - лениво, словно о чем-то для него обычном, поведал посетитель. - На площади, когда Зимний атаковали.

И поведал Прокатчик про случай, который в музее еще не был известен. Вот он, этот случай.

* * *

Зимний дворец. 1917 год. Ночь на 25 октября.

Во дворце заперлось, забаррикадировалось Временное правительство.

Площадь перед дворцом зловеще пуста, а на прилегающих улицах толпы людей. Это не гуляющие. Здесь рабочие, матросы, солдаты. Изготовились. Ждут. На штыках у них - приговор истории.

Но перед тем как начаться штурму, на Морской под аркой Главного штаба, произошло событие, совсем малоприметное среди того огромного, что совершалось вокруг.

Здесь в числе красногвардейцев, поеживаясь от непогоды, стоял с винтовкой Василий Федоров. Поругивался, чтобы согреться.

Вдруг видит - за косяком каменной арки в укрытии броневик. На выпуклости башни крупная белая двойка.

"Неужели, - взволнованно подумал солдат, - тот самый? С которого товарищ Ленин еще в апреле..."

Протолкался к каменной арке.

Для глаз солдата, к тому же понимающего в броне, и мига было достаточно, чтобы навсегда запомнить броневик, которым воспользовался Ленин. Да и ехал Федоров, как запасной водитель, позади.

Подошел и убедился: "Тот самый!"

А в броневике переполох: пробуют заводить - лязгают, лязгают ручкой для завода, один, умаявшись, уступает место другому, тот третьему, а в моторе только - пшик, пшик...

Василий не стерпел, вмешался:

- Ну чего шарманку крутите? Ведь зря, зажигание надо проверить. Неужели не понимаете?