Истории странных (ЛП) - Риггз Ренсом - Страница 17

— Ничего, — ответил его отец, — если человек — это то, чем тебе суждено быть. Мне лично не суждено было быть человеком вечно, хотя многие годы я не мог смириться с этим. Я боролся с теми переменами, что происходили со мной... и что также происходят и с тобой. Я требовал помощи у докторов, а когда стало ясно, что они бессильны, я разыскал другие далекие народы и культуры и советовался с их колдунами и знахарями, но никто не мог остановить это. Это было невыразимо печально. В конце концов я не смог больше это выносить, и я оставил дом, нашел себе в океане клочок суши, на котором мог бы жить, и позволил своему песку рассыпаться, а своей траве расти и, о небеса, что это было за облегчение.

— И ты в самом деле счастлив, будучи вот таким?! — удивился Чжэн. — Кусок наводненных ягуарами джунглей посреди океана?!

— Да, — ответил его отец. — Хотя, признаю, быть островом порой очень одиноко. Единственный другой Кокоболо в этой части света — нудный старый брюзга, а те немногие люди, что посещают меня, хотят лишь выкачать мою кровь. Но если мой сын будет рядом со мной... ах, большего нечего и желать!

— Прости, — сказал Чжэн, — но я не поэтому приехал. Я не хочу быть островом. Я хочу быть нормальным!

— Но мы с тобой не нормальные, — сказал его отец.

— Ты просто слишком рано сдался, вот и все. Должно же быть лекарство!

— Нет, сын, — сказал остров, испустив вздох такой силы, что у Чжэна отбросило назад волосы. — Лекарства нет. Это наша естественная форма.

Для Чжэна эти новости были хуже, чем смертный приговор. Подавленный безысходностью и гневом, он злился и плакал. Его отец пытался утешить его. Он поднял постель из мягкой травы, чтобы Чжэн мог прилечь на нее. Когда начался дождь, он нагнул пальмы так, чтобы они укрыли его. Когда Чжэн вконец вымотался и уснул, его отец держал диких кошек на расстоянии, отпугивая их устрашающим рокотом.

Когда утром Чжэн проснулся, он оставил позади свое отчаяние. В нем была железная воля, и она отказывалась принимать его потерю человечности. Он будет бороться за нее, есть лекарство или нет, и если потребуется, будет бороться до самой смерти. Что же касается его отца — от одной мысли о нем Чжэну становилось невыносимо грустно, так что он решил никогда больше о нем не думать.

Он встал и направился прочь.

— Подожди! — позвал его отец. — Пожалуйста, останься и присоединись ко мне. Мы оба станем островами, ты и я — будет маленький архипелаг! — и у нас всегда будет компания друг друга. Это судьба, сынок!

— Это не судьба, — с горечью ответил Чжэн. — Ты сделал выбор.

И он ушел в джунгли.

Его отец не пытался остановить его, хотя с легкостью мог бы это сделать. Горестный стон поднялся из недр его рта-пещеры вместе с волнами горячего дыхания, которые пронеслись над островом. Пока он плакал, ветви деревьев качались и дрожали, что вызвало легкий дождь из рубинов. Чжэн останавливался то тут, то там, чтобы подобрать их, и набивал ими свои карманы, и к тому времени, как он добрался до бухты и вышел к кораблю, он собрал достаточно слез своего отца, чтобы оплатить жалование своего экипажа и пополнить дома свою опустевшую казну.

Его люди обрадовались, когда увидели его, думая уже, что его загрызли ягуары, по его приказу они подняли якорь и отправились в Тяньцзинь.

— Что насчет вашего отца? — спросил его первый помощник, отводя Чжэна в сторону, чтобы поговорить с глазу на глаз.

— Я удовлетворился мыслью, что он умер, — коротко ответил Чжэн, и помощник кивнул и больше об этом не заговаривал.

Даже когда Кокоболо постепенно исчез вдали, Чжэн все еще мог слышать плачь своего отца. Борясь с накатившим на него сильным чувством жалости, он стоял на носу корабля и отказывался оглядываться.

Целый день и всю ночь стая китов полосатиков мчалась вслед за кораблем и пела ему.

Не уходи.

Не уходи.

Ты сын Кокоболо.

Он заткнул уши и изо всех сил старался не слушать их.

За время своего долгого плавания домой Чжэн стал одержим сдерживанием изменений, которые происходили с ним. Он брил ноги и выщипывал водоросли из подмышек. Его кожа была почти всегда припудрена слоем мелкого песка, который источали его поры, так что он начал носить одежду с высоким воротником и длинными рукавами и каждое утро купался в морской воде.

В день, когда он прибыл домой, перед тем как увидеться с женой, Чжэн отправился к хирургу. Он велел ему сделать все необходимое, чтобы сдержать его трансформацию. Хирург дал Чжэну сильное снотворное, а когда Чжэн проснулся, то увидел, что его подмышки заполнены липкой смолой, его кожа покрыта клеем, чтобы заткнуть его поры, а его стопы ампутированы и заменены деревянными протезами. Чжэн оглядел себя в зеркало и преисполнился отвращением. Он выглядел странно. Все же, с мрачным оптимизмом он считал, что жертва, которую он принес, спасла его человечность, так что он заплатил доктору и захромал домой на своих новых деревянных ногах.

Когда жена увидела его, то чуть не упала в обморок.

— Что ты с собой сделал?! — воскликнула она.

Он сочинил историю о том, как пострадал, спасая в море одному человеку жизнь, а заклеенную кожу объяснил плохой реакцией на тропическое солнце. Он повторил эту же ложь своей семье и его партнерам по бизнесу, прибавив к ней ложь о том, как он нашел на Кокоболо тело своего отца{20}. Лю Чжи, сказал он им, был мертв. Их больше интересовали рубины, которые он привез с собой.

Какое-то время его жизнь была нормальной. Его странная поросль перестала расти. Хромая на своих деревянных ногах, он сменил свое причудливое несчастье на вполне мирское, и это его устраивало. Рубины снискали ему славу не только богача, но также и исследователя: ведь он нашел Кокоболо и вернулся, чтобы поведать об этом. В его честь устраивались банкеты и званые вечера.

Чжэн пытался убедить себя, что он счастлив. В надежде, что это поможет заглушить тоненький голосок сожаления, который звучал в нем время от времени, он постарался убедить себя, что его отец и в самом деле был мертв. Это все в твоей голове, сказал он себе. Тот остров никак не может быть твоим отцом.

Но временами, когда дела приводили его на причалы, ему казалось, что он все еще слышит песни китов, зовущих его обратно на Кокоболо. Временами, глядя на океан в подзорную трубу, он мог поклясться, что видел на горизонте знакомые очертания, и это был не корабль, и ни один из нанесенных на карту островов. Постепенно, по прошествии нескольких недель, он начал чувствовать, как внутри него нарастает странное давление. Особенно сильно оно ощущалось, когда он был недалеко от воды: она словно напоминала его телу, чем оно хочет стать. Когда он стоял на краю причала, устремив взгляд на океан, он чувствовал, как трава, песок и водоросли, которые он запер внутри себя, стараются выбраться наружу.

Он перестал подходить к воде. Он поклялся, что нога его больше не ступит на палубу корабля. Он купил дом в глубине суши, где ему никогда не пришлось бы смотреть на океан. Но и этого оказалось недостаточно: он чувствовал это давление всякий раз, когда принимал ванну или умывался, или попадал под дождь. Он перестал принимать ванны и умываться и никогда не выходил на улицу, если на небе было хоть одно темное облачко. Он даже не пил воды из боязни, что она может пробудить в нем желания, которые он не сможет контролировать. Когда ему совсем уж требовалось пить, он посасывал мокрую тряпицу.

— Ни капли, — велел он своей жене. — Я не позволю в этом доме ни единой капли.

И так это и продолжалось. Много лет провел Чжэн, не притрагиваясь к воде. Старый и сухой как пыль, Чжэн стал напоминать очень большую изюмину, но ни его поросль, ни желания не возвращались. У него с женой никогда не было детей, отчасти потому что Чжэн был заклеен с головы до пят, отчасти оттого, что он боялся передать свой недуг следующим поколениям.

Однажды, собираясь составить завещание, он разбирал свои личные вещи. На дне одного из ящиков стола он натолкнулся на маленький шелковый мешочек, а когда перевернул его, на ладонь ему упал рубин. Он продал все рубины уже давным-давно и думал, что этот последний потерялся, и все же он был тут, тяжелый и прохладный он лежал в его руке. До этого мгновения он не думал о своем отце почти полжизни.