«Царствуй на славу!» Освободитель из будущего - Динец Петр - Страница 30

Беседе с поляками предшествовала нелегкая беседа со старшим братом Константином, который был наместником Царства Польского. Хотя он и не обольщался насчет любви поляков к империи, он все же лишался престижной и доходной должности. Да и маман попыталась вмешаться. Пришлось жестко пресечь попытки родственников надавить, что не способствовало нормальным родственным отношениям. В итоге Константин получил сто тысяч рублей годовой ренты, дабы иметь возможность поддерживать свой уровень жизни, и обещание соответственной командной должности. Константина я особенно не опасался, ибо армия и жандармский корпус управлялись лояльными мне генералами, но он считался либералом и был довольно популярен в армейской и придворной среде, а потому я не хотел лишней конфронтации.

В итоге первого января я издал декрет о независимости Царства Польского в указанных границах. К этому времени князь Чарторыйский сформировал первое правительство независимой Польши. Забегая вперед, скажу, что в течение двух лет мы произвели обмен населением и вывели наши войска. Довольно скоро поляки погрязли в политических распрях, а посему в 1829 году они приняли решение избрать диктатора сроком на пять лет, коим стал князь Радзивилл. Пруссаки и особенно австрияки восприняли независимость Польши довольно холодно, так как это нарушало сложившийся баланс и угрожало их польским провинциям. Это на время повысило недоверие к России, но, с другой стороны, добровольный отказ от Польши никак не смотрелся актом агрессии, а посему другие насущные европейские проблемы вскорости отодвинули польский вопрос на второй план.

Не успела отгреметь война с Персией, как начались проблемы с османами, точнее, начались они еще давно, но обострились как раз к концу 1826 года. Отношения с Турцией никогда не отличались сердечностью, и воевали мы с ними с завидным постоянством, а после начала Греческой революции в воздухе вовсю запахло новой войной. Надо отдать должное Александру, он за греков не подписывался, дабы не обострять отношения с османами. Но Турция очень опасалась интервенции России, а потому держала на Дунае 120-тысячную группировку и еще пятьдесят тысяч штыков и сабель на Кавказе.

Англичане и французы сочувствовали грекам, но действенной помощи пока не оказывали. В Греческом восстании они видели возможность укрепить свои позиции на Балканах и в Османской империи. А посему предлагали России вместе выступить против турок. Расчет был простой: в случае войны основная тяжесть боев падет на Россию, так как мы граничили с османами по Дунаю и на Кавказе, то есть находились под боком и могли стать этаким мальчиком для битья. Англия и Франция планировали поддержку греков флотом, то есть задействовать минимум ресурсов и отсидеться за морем. Зато в случае победы плоды ее делились на всех – союзники мы или нет? Турки знали об этих поползновениях англичан и французов, что нервировало их еще больше.

В итоге, чтобы разрулить ситуацию, в декабре состоялись переговоры между нами и османами. За месяц до этого мы как раз подписали мирный договор с персами, что значительно укрепило наши позиции на переговорах. Потому как быстрый разгром персов довольно малыми силами показал османам мощь и выучку русской армии. Помимо этого, в случае войны России не надо было воевать на два фронта. Вдобавок Махмуд II разогнал янычарский корпус, а посему он временно лишился части боеспособных войск, что делало его положение еще более уязвимым. Переговоры затянулись на два месяца, но все-таки завершились подписанием Аккерманской конвенции. По ее итогам империя получила несколько крепостей на черноморском побережье, главной из которых являлась Анапа. Этот будущий курорт был турецким анклавом на Черном море, и в случае войны у османов имелось мало шансов его удержать. Таким образом, Турция признала за Россией все Черноморское побережье до Батуми. Взамен мы отказались от требования вывести турецкие войска из Валахии (нынешней Румынии) и обязались соблюдать нейтралитет в Греческой войне за независимость. Османы, со своей стороны, подтвердили право свободного прохода торговых судов через проливы.

Графа Воронцова – министра иностранных дел – я сердечно поблагодарил за привезенный договор. Ибо это значило, что угроза войны миновала или как минимум отодвинулась на пять-десять лет. Многие в империи посчитали этот договор предательством братьев-славян. Но я помнил, что все братья-славяне, которым мы помогали, очень быстро забывали об этом и частенько нам пакостили. И вообще, все эти маленькие новообразованные государства на Балканах создавали множество проблем. Потому как, только-только добившись независимости, они начинали думать об увеличении собственной территории, что означало войны с соседями. А в этой мутной воде всегда находились любители поживиться за чужой счет. Россия же, подписавшись за братьев-славян, часто платила по этим счетам без какой-либо ощутимой пользы. Кроме престижа, конечно. Ведь какая польза русскому крестьянину от того, что Греция или Сербия стали независимыми? А никакая. Зато те крохи налогов, что он отдал, пошли на оплату войск, а его сосед, быть может, погиб, освобождая братьев-славян.

Поэтому я предпочитал дистанцироваться от Балканского узла. А ежели Англия или Франция захотят вмешаться, милости просим. Пусть платят за это деньгами и кровью. Вдобавок усиление российского влияния на Балканах очень беспокоило европейцев, и они активно этому противодействовали, вооружая турок или оказывая прямое давление на империю. Поэтому наш «шаг назад» должен был просигнализировать им: мол, «расслабьтесь, ребята».

Я считал, что наши границы на Кавказе и в Европе достаточны для безопасности страны. Этот мир позволял нам сократить армию и направить высвободившиеся средства на развитие промышленности и инфраструктуры. А засим, сразу после заключения конвенции, в начале 1827 года я приступил к проведению реформ.

Полковник Иван Дулов порывисто шагал по кабинету. Ну надо же, его, потомственного Рюриковича, уволили из армии. Недовольство новым императором Николаем зрело у князя уже давно. Вскоре после того, как император взошел на трон, начались перемены. И до этого в гвардейской среде ходили слухи, что молодой государь привечает офицеров из простонародья и что многие достойные дворяне вынуждены перейти в другие полки. А став государем, Николай потребовал, чтобы офицеры соблюдали устав, на службе появляясь регулярно и в военной форме, чтобы следили за довольствием и выучкой подчиненных. Тех же, кто упорствовал или проявлял нерасторопность, отправляли в отставку за несоответствием. После окончания Персидской войны государь создал новый генштаб, а военным министром назначил генерала Дибича – человека популярного, но жесткого. В итоге армию попросту уполовинили, уволив в запас множество достойных офицеров, и упразднили военные поселения.

– До чего мы дошли? – жестикулируя, обращался князь к графу Ефимовскому, своему приятелю и товарищу по несчастью. – Меня, потомственного князя, увольняют, а того же Анисова, бастарда безродного, мало того что оставили, так еще и повысили до подполковника.

– Да, – протянул Ефимовский, – ныне мы им рылом не вышли. Говорят, что вскорости этот сатрап хочет дать вольную крестьянам. Так что, чем дальше, тем хуже.

– Да куда уж хуже-то? – воздев очи долу, произнес князь. – Армию-победительницу взять и расформировать. Теперь нас не то что Европа, персы бояться перестанут. А кто воевать тогда будет?

– В отца пошел, – поддакнул граф, – Павел тоже сумасбродный был, вот и недолго правил.

В кабинете повисла пауза, а потом полковник Дулов твердо произнес:

– И сын тоже будет править недолго.

– Ежели это ваше мнение как дворянина и патриота, князь, – сказал Ефимовский, – то я хотел бы познакомить вас с несколькими достойными офицерами, которые разделяют наши убеждения.

– Я согласен, – твердо ответил Дулов.

– Ну что ж, – сказал Ефимовский, – я дам вам знать, когда и где мы встретимся в следующий раз.