Выбери любимый жанр

Семерка (ЛП) - Щерек Земовит - Страница 27


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

27

— А говорите себе, говорите, — послышалось из кухни. — На здоровьице! Лишь бы только про вас никто потом ничего не говорил!

— Ну а я, силой данной Господоммоим-Богоммоим и святейшими таинствами, грехи ему отпустил. Но, — поднял палец ксёндз Антони, — во вечную память случившегося, и чтобы никогда он уже на дорогу греха не вернулся, до дней последних его рекомендовал ему Калебасовой именоваться. Ну что, — потер он руки, — садимся уже!

И за сердце схватился.

— Ой! Чего-то сердце болит.

* * *

Наливка была даже замечательная, она была домашняя, но вот название имела совершенно нецерковное, поскольку звалась «Вельзевулом». Ну почему — дивился ты про себя — священники по домам вечно наливки держат; ты подозревал, что вообще-то они чистенькую хлещут, а наливки — только для виду. А потом Калебас, которого здесь Калебасовой звали, внес вазу с бульоном, от которого шел пар.

— Страстно бульон обожаю, страстно, — все повторял ксёндз Антони. — А потом свиные отбивнушки картофлибус!

— Какой еще «бус»[174]? — не понял Иероним.

— Эх, дурачок ты, Ирек, дурачок, — вздохнул Антони, и подмигнул тебе при этом.

Вот так вот братья и ворковали. О том, что Россия подтягивается и, не успеешь и глянуть, как атакует, что было предсказание, будто бы Польша станет великой в тяжкие времена, что все предсказатели, о которых в Церкви, по Радио Мария шепчут: отец Климушко, благославенный Бронислав Маркевич, отец Пио, даже святой Малахия — все они предсказывали, что Речь Посполита воцарится над народами, что противопоставит себя сатане и слугам его — а тут совсем ничего из того. Что ксёндз Антони чувствует себя обманутым всеми вещунами, но, с другой стороны, правительство ведь ничего и не делает, чтобы предсказания исполнялись, не вооружается, Речь Посполитую не укрепляет. Иероним Лыцор, в свою очередь, заверял, что как дойдет до вооруженного конфликта, то он сделает точно так, как на Украине, то есть: сам вооружит свох збуйцержов автоматами, купит им жилетки из кевлара, и направит на врага.

— Эх, дурачок ты, Ирек, дурачок, кого там твои збуйцержи защитят, — сказал Антони, и тебе подмигивает. «Ого!» — подумалось тебе.

— Так как, — спросил у тебя после двух-трех рюмок ксёндз Антони, — какие у вас там процедуры? Ну, у шляхты польской? Мы, оно-того, хотели с братом записаться.

— Ну, — отвечал ты, барабаня пальцами по столу, — процедуры имеются и такие, и сякие, но лично я верю, что Лыцоры пройдут их, как там москали говорят, «вперед и с песней», что ни говори, семья достойная, благородная, лично я, правда, посоветовал бы сменить в фамилии «о» на «а», чтобы было более очевидно, оно ведь «Лыцар» — всем понятно, что рыцарь, а «Лыцор» оно так, как вроде мужик хотел сказать «Лыцар»; а мужик же не скажет «пахота», а «похота», и не пойми, то ли на охоту идет, то ли мысли похотливые, но не про работу…

— Это ж наверняка во время того самого омужичивания и случилось, тот самый переход с «а» на «о», — сказал ксёндз Антони Иерониму — ни слишком громко, ни слишком тихо, то ли публично, то ли приватно, а Иероним покачал головой: и серьезно, и как-то с печалью.

— И поехать на Украину, приходские книги поднять…

— А шоб воны повыздыхалы! — обеспокоился ксёндз Антони.

— На Украину!? — скривился Иероним.

— А шоб мы знали конкретно, куда ехать? — скривился тут и Антони.

— Ну, — сказал ты, — естественно, если бумаги потерялись, а затеряться могли, поскольку там, говоря в общем, много чего утерялось («хе-хе-хе», — засмеялся Иероним; «хе-хе-хе», — засмеялся Антони), то достаточно провести определенную оплату на наш счет, и наши специализированные генеалоги уже займутся поисками вашего происхождения. Мы располагаем самыми новейшими технологиями, в том числе — исследованиями ДНК, и, раз уже об этом зашла речь, — тут тебя начало нести, — то мы можем сразу же взять образцы, вы чего-нибудь полижите, а я отвезу на экспертизу, он ж все знают, ин слюна веритас, что означает, известно, что в слюне больше всего частиц ДНК находится, вот только чего бы полизать…

— Может, ложечку? — подсказал Иероним.

— Нет, — сказал ты. — Нет, я знаю, — тут же предупредил возражения ты, — что ложечка чистая, но с точки зрения микроскопа и науки, так она не совсем даже чистая, и наши эксперты увидят на ложечке не только слюну или так называемую «саливу» аристократизированного объекта, но ведь и других, скажем профессионально — «объектов». И совсем не обязательно, что с голубой кровью.

— Эх, дурак же ты, Ирек, — сказал ксёндз Антони. — Ложечку лизать.

И так, раз тебе, и подмигнул. Даже, ты сам видел, Иероним побагровел. Но больше ничего.

— Так может, — осмотрелся Антони по столу, — вот эту вазочку. Может, вазочку полижем?

— И это плохо, до нее много людей дотрагивалось. Это должно быть, ну вы понимаете, более-менее асептичным… А кроме того, куда мне его спрятать, чтобы в транспорте не загрязнить?

— А пан знает, есть у меня такие, — ксёндз Антони, сунул руку в карман рыбацкой безрукавки, наброшенной на сутану, — картинки со святым Себастьяном. Для раздачи детям и всяким таким… Прямиком, проше пана, из типографийки. Муха не садилась. Можно сказать, хе-хе-хе, девственно чистые.

— О, — сказал ты, — тогда прошу приложиться язычками. И на экспертизочку!

Антони подал Иерониму картинку со святым Себастьяном, голым, мускулистым, связанным, как полагается в БДСМ, стрелами протыканным, раненным — каждый святой желает быть раненным, и оба брата высунули языки и начали Себастьяна облизывать.

— И пообильней, — поучал ты. — Чем обильней, тем лучше! Салива, салива! — не забывайте.

Ну эти два типа язычары свои мясистые спрятали, зачмокали, снова вытащили, слюна с них прямо капала, и тут из кухни вышел Калебасова со свиными отбивными на трех тарелках.

Глянь, а тут Лыцоры священные картинки лижут.

Он тут же тарелки на буфет как метнет, под фартук руку как сунул, мобилку как достал — и давай кино снимать, визжа при этом: «Ну, гады, вы у меня в руках, щас как пойду в приходский Интернет и всем покажу, как Лыцоры Себастьяну голенькое тело вылизывают, ах, сукины дети, вот это я вас подловил!»

А Лыцоров словно гром с ясного неба хрякнул. А ты, баран, загоготал.

Братья глянули один на другого с ненавистью, отбросили мокрых Себастьянов на белую скатерть. Сорвался Иероним с места, зацепив брюхом стол.

— А ну отдай сюда! Отдай! — заорал он Калебасовой.

Стол зашатался, ваза с супом горячим, паром исходящим, вылилась на ксёндза Антони, который завопил моржом раненным и на пол грохнулся, пытаясь вздохнуть.

— Отдай! Отдай! — Иероним уже схватил Калебаса, уже за горло того одной рукой схватил, второй пытаясь телефон из руки вырвать. — Ах ты, вошь! Вошь! — сопел толстяк.

— Сердце! Сердце! — визжал ксёндз Антони, ногами дергая, от горячего бульона всем телом паром исходя; заметил это Лыцор, пустил Калебасову, который, едва-едва вздохнув, после чего фартук с себя сорвал и выбежал из дома в тапочках. Иероним же на него и не глянул, только бросился ксёндза Антони спасать, сутану на груди расстегивать, искусственное дыхание делать, к биению сердца прислушиваться.

Только было уже поздно.

У ксёндза Антони глаза уже закатились, и дышать он перестал.

И глянул Иероним Лыцор на тебя, а глаза у него были бешенные.

— Это ты! — сказал он. — Это ты нас так подставил. И брата, гад, убил. Издевками своими. Ты, это ты!..

И как на ноги сорвется, и на тебя как кинется.

А ты обернулся — и в коридор.

«Ботинки!» — подумал, и давай их на ноги натягивать.

Лыцор тоже в коридор в носках выскочил, и он тоже обуваться бросился. И вот вы обуваетесь, глядя друг другу в глаза, ты с некоторым даже страхом, а он — с бешенством и печалью. Ты первым обулся — и в прыжке выскочил из дома, на ступеньки, а за тобой, слышишь — ба-бах!

Ты поворачиваешься, а Лыцор из твоего — ну ладно, веджминского, револьвера в тебя палит. Словно в бекаса!

27

Вы читаете книгу


Щерек Земовит - Семерка (ЛП) Семерка (ЛП)
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело