Школа гейш - Лисовская Алиса - Страница 38

— Ты помнишь наш уговор, лучшая ученица?

В животе тоскливо засосало. Такухати обошел ее медленно, плавной походкой хищника, заставляя вспомнить день их первой встречи. Тогда у него был такой же голодный и оценивающий взгляд.

— Вы обещали наказать меня, если я нарушу правила…

— Правильно, — прошептал над ухом низкий вкрадчивый голос. — Я всегда выполняю свои обещания.

Пальцы погладили шею, поднялись к уху, поправляя выбившуюся из прически непокорную прядь. Мия задрожала. Через силу, словно преодолевая невообразимое сопротивление, она повернула голову и подняла взгляд на Такухати, и сердце упало в пятки.

Нет, он не злился. Хуже. Предвкушал.

Такухати коварно улыбнулся и наклонился к ее уху:

— Надеюсь, тебе понравится.

— Что вы сделаете? — спросила Мия одними губами.

От паники путались мысли. Стук сердца отдавался в ушах, щеки пылали, а пальцы враз стали ледяными. Она сама не могла понять, почему эта ситуация и предвкушение в глазах директора вгоняли ее в такой ужас, но Мия внезапно ощутила себя беззащитной. Словно, нарушив правила и попавшись, она перешла незримую черту, отделявшую мир привычный, нормальный и предсказуемый от мира парадоксального и опасного. Здесь не действовали никакие правила, кроме права сильного.

— Увидишь. Раздевайся.

Мия попятилась.

— Нет, я не могу, — забормотала она, озираясь по сторонам в поисках помощи. — Я — собственность гильдии…

Он поморщился:

— Я не собираюсь тебя насиловать, Мия. Наш уговор в силе. Но для наказания ты должна раздеться. — В его голосе появилась насмешка. — Или мне самому это сделать?

— Вы меня выпорете, да? — жалобно спросила Мия, терзая пояс кимоно.

Ладно. Пусть высечет, это не страшно, заживет. Джин Мию и со следами порки примет.

Такухати поглядел на нее озадаченно, а потом рассмеялся:

— Стоило бы! — И тут же без перехода: — Выполняй приказ.

— Отвернитесь, — попросила Мия, все так же теребя край пояса, но директор только улыбнулся. На лице Такухати читалось, что он получает удовольствие от этой игры и что, как только ему наскучит уговаривать, он разденет Мию сам.

— Тебе помочь? — с притворной заботой спросил директор.

Мия помотала головой и, неожиданно рассердившись на собственную беспомощность, развязала узел на поясе. Швырнула его на пол. Туда же полетело простое ученическое кимоно. Она осталась в нижней рубахе и юбке.

— Тоже снимай.

Он уже видел Мию обнаженной, но отчего-то раздеваться сейчас, под его оценивающим взглядом, было гораздо унизительнее. Она стиснула зубы и разделась. Выпрямила спину, скрестив руки на груди, и дерзко посмотрела мучителю в глаза, как бы спрашивая: «Что дальше?»

— У тебя красивое тело, Ми-я. — От его низкого рычащего голоса по коже пробежали мурашки. Голодное предвкушение пополам с восхищением на лице мужчины напугали и в то же время вызвали странное чувство гордости.

Мия знала, что она красива. Ей говорили об этом наставницы и зеркала. Но сейчас она как будто увидела себя чужим вожделеющим взглядом и, несмотря на постыдность и унизительность своего положения, почувствовала возбуждение. И испугалась, что Такухати догадается о ее чувствах.

Он приблизился мягкой походкой хищника, уверенного, что добыча никуда не денется. Моргая, Мия смотрела на моток грубой пеньковой веревки у него в руках. Откуда он ее взял?

Она отшатнулась, когда он подошел ближе, потом отступила еще на шаг и прижалась спиною к стене. Ее била крупная нервная дрожь. Снова застучал пульс в ушах, нахлынул какой-то животный ужас перед неизвестностью и отчаяние от собственной неспособности изменить хоть что-то.

— Пожалуй, я увеличу время наказания, если ты не прекратишь бегать, — пообещал ей директор. — Иди сюда.

Что еще можно сделать? Выскочить из домика голышом? Поднять крик?

— Пожалуйста, не надо, — выдавила Мия дрожащим голосом.

— Стоило подумать об этом раньше, — жестко ответил директор. — Подойди. Ну?

Не в силах противиться приказу в его голосе, она подошла.

— Хорошая девочка. — В голосе Такухати звучала насмешка. — Дай руки.

Сложенная вдвое веревка легла на запястья чуть выше браслетов, обвила руки аккуратно, чтобы не травмировать нежную кожу. Мужчина затянул узлы, перекинул конец веревки через балку под потолком, вынуждая Мию выпрямиться.

Мия чуть приподнялась на носочках. Сейчас ее тело походило на натянутую струну. Вздернутые вверх руки не оставляли даже иллюзорной защиты, а веревка не позволяла сделать и шага в сторону.

Снова заныло в животе, на этот раз как-то сладко, предвкушающе. Страх. Беспомощность. Унижение. Возбуждение. Все это и еще десятки сложных чувств и эмоций принудили ее зажмуриться. Наверное, если бы сейчас Мия получила власть прекратить все, что происходит, одним усилием воли, она не стала бы этого делать.

Тревога, ожидание, сладкая жуть, подобная той, какую испытываешь на краю бездны, заглядывая в пропасть, переполняли душу. Она почувствовала, как веревка охватывает плечи. Пальцы словно мимоходом погладили грудь.

Мия выдохнула сквозь зубы и заставила себя открыть глаза.

— Зачем все это?

— Шибари, — ответил Такухати, опуская свободные концы веревки на тело и медленно завязывая крупные узлы. От звука его хриплого голоса по телу Мии пробежала дрожь. — Учит покорности. Женщина зависима от мужчины, Мия. И должна быть послушной. Запомни этот урок, лучшая ученица.

Мия вскрикнула, когда он заставил ее чуть раздвинуть ноги и пропустил веревку между ними. Прикосновение грубой пеньки к самой чувствительной точке ее тела отозвалось мучительно-сладостной дрожью. Девушка еле сдержала возбужденный всхлип, ощущая, как веревка стягивает ее тело, как мягко давят узлы. Не причиняя дискомфорта, но не давая забыть о ее зависимом положении. Путы натягивались на вдохе, терлись о нежные складочки, чуть врезались в плоть, дразня, заставляя желать большего.

Расширенными глазами она смотрела, как Такухати вяжет узлы, заключая пленницу в подобие крупноячеистой сети. Он накладывал путы, словно утверждая ее зависимость и свое право распоряжаться ее телом. Медленно, наслаждаясь самим процессом, оплел грудь, спустился к животу, закрепил концы и чуть отступил — полюбоваться на свою работу.

— А еще это красиво, — выдохнул он, пожирая глазами растянутое тело девушки.

Мия поймала его восхищенный и голодный взгляд, и ей на мгновение показалось, что ее окунули в кипяток целиком. Несмотря на прохладный воздух, в комнате стало жарко, словно кровь в ее теле разом превратилась в жидкий огонь. Мучительно заныла грудь, и Мия почувствовала, как становится влажной внизу.

В одно мгновение она как будто увидела себя со стороны, его глазами: хрупкое тело девушки-подростка в объятиях грубой веревки, предательски напряженные соски выдают возбуждение, вздернутые вверх руки, как и плетение узлов на теле, словно подчеркивают ее беспомощность и доступность…

И сразу же за возбуждением пришли негодование и стыд. Как можно получать удовольствие от подобного унижения и насилия? Ведь то, что Такухати сейчас сделал с ней, было настоящим насилием, пусть формально он и не нарушил своего слова и не тронул Мию.

Она чуть не заплакала от возмущения и злости на себя и свою слабость, но даже эта злость не смогла до конца прогнать дрожь желания.

Беспомощность, уязвимость и сладостное возбуждение. Она никогда не чувствовала подобного.

— Чуть не забыл… — Он вынул шпильки из прически, и не сдерживаемые более ничем волосы упали черной мантией, укрыв ее спину и ягодицы.

Коварная улыбка мелькнула на лице мужчины.

— Я запер магией дверь, но не накладывал полог безмолвия. Так что тебе придется молчать. Считай, это тоже часть наказания.

Она не успела спросить, почему придется. Его руки легли на грудь Мии, и она застонала. Сначала тихо, а потом все громче.

Такухати гладил ее медленно, дразнясь, и этих ласк не хватало, было мало, слишком мало. Кончики его пальцев скользили по нежной, отливающей перламутром коже, то чуть надавливая, то едва касаясь. Горели щеки, пылало лицо и тело там, где мучитель дотрагивался до Мии. Хотелось еще, хотелось больше. На каждом вдохе враз ставшая мокрой веревка натягивалась и терлась внизу, усиливая желание до совершенно нестерпимого. Мия кусала губы, чтобы не выдать себя, но стоны все равно прорывались. Она вскрикивала и вздрагивала от ужаса при мысли, что кто угодно может пройти мимо и услышать, а то и подсмотреть, что с ней делает Такухати.