Кровь и розы (ЛП) - Айслинн Керри - Страница 9

Я смотрел на его спину, на растянувшуюся на плечах ткань

сюртука, красную от крови. Одеяла под ним тоже были запачканы ей.

— Поднимайся. — Я отступил и потянул его за пропитавшуюся

кровью одежду, пока он не послушался. — Сядь, черт подери. Если с

тебя сейчас всё не снять, оно высохнет, ты приклеишься к моим

простыням, и я уже никогда от тебя не избавлюсь.

Покачнувшись, он сел и облокотился на колени. Я снял с него

сюртук, через голову стянул рубашку, и поднял его с постели, чтобы

стащить промокшие покрывала с кровати.

— Сядь, — рявкнул я через плечо, откидывая узел с бельем в

угол. Он перебрался на край матраса, сжимая столбик кровати

побелевшими пальцами. — Сейчас я буду тебя отмывать, но если ты

только пикнешь, клянусь, я закончу то, что начала эта шлюха.

Он не стал спорить, только безмолвно смотрел на меня и дрожал.

Я поставил таз рядом с ним и принялся оттирать его кожу, даже не

пытаясь быть осторожным. Я смотрел, как ручейки воды, розовея от

крови, стекают по груди, и не мог поднять взгляд на рану – свежую,

алеющую, разодранную.

Пока я мыл его, он дышал коротко и неглубоко, и я чувствовал, как

вздрагивает его грудь.

— Так почему ты пришел? — наконец спросил я.

Он горько усмехнулся:

— Лучше спроси, почему я не приходил.

Я замер и взглянул на него.

— Так вот что тебя сюда привело? Чувство вины? Ты думаешь,

что я…

— Я должен извиниться, — хрипя, ответил он. Его грудь

вздымалась, словно у человека на смертном одре, пытающего

искупить свою вину, пока ещё не поздно. Я отбросил тряпку и скрестил

руки на груди.

— Уверен, тебе перед многими стоит извиниться. — Я поднялся,

вылил кровавую воду в окно и снова наполнил таз остатками воды из

кувшина. — Но я не могу понять, за что ты хочешь извиниться передо

мной.

— Не понимаешь? — он повернулся, чтобы следить за тем, как я

хожу по комнате. Я взглянул на него и уловил на его лице проблеск

прежнего выражения – кривой теплой улыбки.

— Ты ничего такого мне не сделал. — Я медленно вернулся к

кровати. — Ничего, что я не продал бы тебе по своей воле. Ты не

обещал мне ничего, чтобы не сдержать слова.

— Так вот из чего состоит вся твоя жизнь? — Он скривил губы,

подразумевая улыбку, но ничего веселого в ней не было. — Обмен и

торговля, то на это, и пока счета сходятся, ничто не имеет значения?

— Он хрипло рассмеялся. — Отвратительный образ жизни.

— А это? — спросил я, перехватывая тряпку, и принялся снова

оттирать его кожу. — Давать пищу для слухов, проводя время с

проститутками, будто у тебя больше нет знакомых, платить за их

компанию и отсылать, забавляясь тем, что доводишь девушек до

отчаяния, лучше? Значит, так надо жить?

— Нет. — Он закрыл глаза и вжался в матрас. — Не так. — Он

поднял руку, указывая на рану над грудью. Меня передернуло от одной

мысли о ней, а он даже не подавал виду, что ощущает её. — Так

можно только умирать.

Я долго смотрел на него, забыв про тряпку в руках – вода с неё

капала на пол.

— Если ты уже смирился, с тем же успехом я могу открыть ставни

и покончить с этим.

Он даже не попытался возразить – просто закрыл глаза и тихо

вздохнул.

Я раздраженно отбросил тряпку и отодвинул таз подальше, чтобы

не расплескать воду.

— Ты не сдохнешь, упрямый идиот. Только не в моей постели. —

Я закатал рукав до локтя и вытянул руку перед ним. В замешательстве

сведя брови, он взглянул на меня. С таким же успехом я мог говорить

на неведомом языке.

— Пей, черт тебя подери. — Я вцепился в его волосы и подоткнул

запястье ко рту. — Делай то, что должен, и живи.

С мучительной неохотой он поднял руку и переплел свои пальцы с

моими. Это движение было уже настолько знакомо, что грудь

пронзила острая боль. Но он не укусил, просто держал меня, дыша на

кожу. Он опустил ресницы, потом поднял, посмотрел на меня и

прошептал, прижимаясь к запястью:

— Арьен, поговори со мной.

Я застонал и запрокинул голову.

— Не проси меня об этом. Мне нечего сказать тебе.

— Поговори со мной.

Я уставился на него.

— Мне рассказать тебе, какой ты дурак, Майкель фон Трит?

Рассказать, какие байки о тебе ходят, как о тебе шепчутся и… — Он

укусил, глубоко вонзая клыки. Я вздрогнул, но боль уже была

привычной, чуть ли не расслабляющей, так что я не прервал

медленный поток рвавшихся из меня слов. — …И размышляют над

тем, почему ты превратился в такого мерзавца. Видишь, даже Элиза

не хочет видеть тебя в своей постели. Ты только играешь в какие-то

собственные игры, и город от них устает. — Работая ртом, он

высасывал, вытягивал из меня так необходимую ему кровь. У меня

защипало глаза, и я перешел на яростный шепот: — Всё, что ты

делаешь – просто игра и обман.

Он издал звук, который, должно быть, означал несогласие.

— Ты находишь мальчишку, который не может устоять перед

тобой, — прошипел я, — и платишь ему за целую ночь, только чтобы

посмотреть, как неловко ему будет, а потом отпускаешь его, чтобы

насладиться смятением. Ты натравливаешь друзей друг на друга,

превращая их в злейших врагов; выдвигаешь требования, только

чтобы посмотреть, как все суетятся ради исполнения твоих капризов;

ты заставляешь весь город говорить о тебе лишь из желания слышать

своё имя на устах тысяч людей. Они все игрушки, Майкель, каждый из

них.

Он вытащил клыки из запястья, осторожно высосал ранку, пока

она не перестала кровоточить, и поднял взгляд на меня.

— Кроме первого, — прошептал он.

Я отвернулся.

— Пей. Ты почти ничего не взял.

— Этого достаточно.

— Достаточно для чего? Чтобы добраться до другого борделя и

дать другой шлюхе повод ненавидеть тебя? Тебе, мать твою, нужно

ещё.

Он удивленно посмотрел на меня и придвинулся неожиданно

близко – так, что его ресницы касались моей щеки при каждом взмахе.

— Ты меня ненавидишь? — выдохнул он.

— Я тебя не ненавижу, — выдавил я. — Ты мне просто не

нравишься.

Его дыхание теплой волной овевало мое лицо. Я закрыл глаза и

попытался остаться недвижимым, словно камень, и не поддаться

искушению.

— Я выпью ещё, — прошептал он, — если ты позволишь, — и

нежно поцеловал меня в шею.

Я отпрянул и вытянул вперед руку.

— Пей отсюда.

— Из того же самого места – так скоро? — Он чуть коснулся

одного из уколов кончиком пальца, но я опять дернулся. — Будет

больно.

— Больно будет в любом случае.

— Нет. — Черты его лица смягчились редкой теплой и кроткой

улыбкой. — Не будет. — Он провел большим пальцем по месту,

которого коснулся губами. — Я могу сделать так, что ты будешь хотеть

этого снова и снова.

— Это ложь. — Я снова скрестил руки на груди и отодвинулся от

него. — Её рассказывают влюбленные девчонки, у которых

сентиментальности больше, чем здравого смысла.

— Так докажи, что я неправ. — Он осторожно притянул меня к

себе, но этому движению было невозможно сопротивляться. Опустив

голову так, что его волосы коснулись моего подбородка, он принялся

посасывать всё то же местечко на шее.

— Обещай мне, — выдохнул я. Не знаю, кто из нас больше

удивился этим словам. — Пообещай, что ты оставишь меня в покое –

оставишь в покое нас. Всех нас. Прекрати играть в эти игры.

Развлекайся где-нибудь ещё – не в де Валлене. Отвяжись от нас.

— Арьен. — Он прижался лбом к моему плечу. — Тебе всего лишь

нужно было сказать «нет».

Я закрыл глаза, мое тело напряглось и дрожало в ожидании укуса.

— Пообещай, — прорычал я. — И мы покончим с этим.