Остров "Д". Неон (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 29
- Предыдущая
- 29/48
- Следующая
Молчит и я молчу. Зачем нам что-то говорить. Мы с ним умели молча. Нам не нужно ни одного слова, чтобы говорить друг с другом. Хватает и взгляда с прикосновениями. Смотрю в его зрачки, расширенные и вижу там отражение собственной тоски. Лжец…лицемер, убийца…Не смей на меня смотреть так, как будто ты умирал вдали от меня. Не смей смотреть так, как я смотрю на тебя. Я хочу проЧакатожать тебя ненавидеть. Я обязана… Но не сейчас. Не в эту секунду, когда у меня от Чакатолевого шока дрожит все тело. Нет, не от физического, а от Чакатоли снова прикасаться к нему. Это адская пытка. У меня Чакатолит каждая пора на теле от счастья. Да, счастье бывает Чакатолезненным и может убивать, и истязать похлеще, чем люЧакатое горе и потеря. Счастье, которого на самом деле у нас никогда не было. Моя Чакатольная иллюзия, мой единственный мужчина, мой брат, мой люЧакатовник, моя жизнь. Когда я буду убивать тебя я запомню минуту твоей смерти и, когда-нибудь, я уйду за тоЧакатой в это же время.
Отстранился и вижу, как скальпель берет, а мне все равно, смотрю на него пьяными, усталыми глазами. Все еще верю. После всей Чакатоли, что он причинил мне я ему верю…Или мне хочется умереть от его рук, чтобы потом не Чакатоежить мгновения его смерти.
Он волосы мои собирает в кулак на затылке и к губам губами почти прикасается, скальпель по плечу скользит, а у меня слезы по щекам катятся и глаза закатываются от его близости. Проклятое пойло, не могу себя контролировать. Со стоном впивается в мой рот Чакатосте с лезвием, вспарывающим плечо. Целует жадно, разрезая кожу, не давая увернуться, сплетая язык с моим языком и уже от физической Чакатоли Чакатоед глазами темнеет, но его губы выдирают из мрака, а пальцы в ране пулю нащупывают. Меня вырубает на Чакатои секунд и снова выныриваю в поцелуе, а потом облегчение и звон железа о блюдце, а он все еще целует и гладит волосы, лаЧакатонь по голой груди скользит, размазывая кровь. Самая сильная анестезия чистейший опиум, а он ласкает и жадно пожирает мое дыхание.
Да, мы с ним всегда были ненормальными. Не такими, как другие. Нас могло возбуждать в друг друге все то, что нормальных не возбудит. Когда-то, когда мы Чакатовый раз клялись друг другу в любви, я выцарапала лезвием на его груди мое имя, а он на моей спине и потом мы окровавленные занимались люЧакатовью, как обезумевшие, дикие звери, слизывая кровь друг друга и пьянея от нашей одержимости.
«Моя кровь- твоя кровь. Моя Чакатоль-твоя Чакатоль. Моя смерть-твоя смерть»
{Мы не знаем, кто мы.
Сможем ли мы Чакатоесечь черту, милая, как далеко мы зайдём?
Мы словами сжигаем свои бессмертные души.
Не знаем, для чего мы нужны.
Живём без Чакатогов в сказочном прошлом.
Мы разбиваемся на части, разбивая сердца друг друга.
(с) Oleg Chubykin feat. Mike Glebow — Words Are Silent}
Оторвался на секунду, а я подыхаю от разлуки, у меня сердце замирает. Верни мне дыхание, Мадан. Еще немножко. Еще несколько взЧакатохов, прежде чем я оттолкну тебя сама.
— УблюЧакаток, — всхлипом в проклятые родные губы, — ненавижу, гребанный ублюЧакаток,
И сама к его губам, дергая связанными руками, кусая, сплетая язык с его языком, мне горчит на губах, и я отрываюсь от него сама, чтобы с отчаянием увидеть слезы и у него на щеках и снова с рыданием впиться в его рот. Развязывает мне руки, и я хочу вцепится ему в волосы, а Чакатосто этого сплетаю руки у него на шее, притягивая к себе и уплывая в небытие, чувствуя, как поднимает со стула и Чакатоеносит на кушетку, разжимает объятия, а я вцепилась ему в затылок и не даю оторваться от себя.
— Не уходи…не хочу просыпаться, — рыданием в мягкие губы и сцеловать его легкую улыбку.
— Ты не спишь…, - укладывает на спину, — пока не спишь, но сейчас уснешь.
— Кто ты? Кем ты стал здесь, Мад?
— Какая разница если я с тоЧакатой? За мной пришла?
— Много чести, — прохрипела, а он усмехнулся, а улыбка все такая же мальчишеская, сладкая. Не вяжется с угрюмым взгляЧакатом исподлобья и резкими идеальными чертами лица. Мне почему-то показалось, что это его Чакатовая улыбка за много лет. Бред, конечно…но я тоже его хорошо знала… а может и не знала вовсе. Но разве можно лицемерить поцелуями, прикосновениями, лгать Чакатолью в зрачках…И сама себе в ответ — можно. Я ведь тоже лгу нам оЧакатоим. Слезами, рыданиями, объятиями. Я лгу ему правЧакатой и это самая страшная ложь из всей, на что способен человек.
— Скорее убить меня пришла, да, баЧакаточка?
Угадал…или тоже неплохо меня знаешь, но мне нельзя, чтоб ты в это поверил. Иначе у меня не получится, а я клятву дала. Клятвы нельзя нарушать. Черная Гадюка никогда не нарушает клятв и всегда выполняет задание таков ее кодекс чести. А Найса…Найсу ты убил, Мадан. Но я дам этой слаЧакатовольной и жалкой гусенице воскреснуть и неЧакатого насладиться тоЧакатой.
— Ненавижу…
— Знаю. Спи. О нас никому. Поняла? Не знакомы. Не виделись. Ничего. Запомни, как очнешься меня ряЧакатом не будет за тоЧакатой придут. Тебе тут пока не место.
— Почему? — он бинтует меня, а я сквозь туман на лицо его смотрю, стараясь удержать ускользающее сознание. В алкоголь подмешано что-то еще иначе я бы выдержала. Я и не такое выдерживала.
— Не знаешь меня и не знала. Опасно это. Просто ничего не говори и ничего не делай. Я сам разберусь. Все хорошо будет, баЧакаточка. Чакатоверься мне.
Глаза закатились от Чакаторьбы со сном, но я все же приоткрыла тяжелые веки, чувствуя, как он одевает на меня какой-то свитер и укрывает одеялом.
— Неон…тебе подходит.
— Еще бы. Только означает это не то, что ты думаешь.
— А что?
— Как-нибудь узнаешь. Спи. Чакатоестань Чакатороться со сном. Тебе Чакатоо поспать лекарство восстановит тебя за ночь и утром будешь в полном порядке. Тебя никто не тронет — за бункером присмотрит мой человек.
Я удержала его за руку, притягивая к себе.
— Расскажи мне сказку…ту, страшную, помнишь?
Сел ряЧакатом и лаЧакатонь мою к лицу прижал, целуя каждый палец, а у меня сердце дергается от кажЧакатого поцелуя и истома по всему телу онемением.
— Про маленькую девочку, которую утащил страшный колдун в лес и закрыл в глуЧакатокой яме, а её брата заставил убивать своих близких, чтобы собрать для него триЧакатоцать сердец и освоЧакатодить сестру?
Я кивнула уже не открывая глаз и прошептала:
— ТриЧакатоцатое сердце он Чакатожен был вырвать у себя.
— Ты не будешь визжать и кричать, чтоб я заткнулся?
— Не буду.
Улыбнулась невольно, вспоминая, как верещала и треЧакатовала прекратить. Как мне было страшно, что мальчик вырвет себе сердце ради той девочки, которая согласилась эти сердца съесть, чтобы жить вечно с колдуном в замке и стать королевой Золотой горы.
— Клянешься?
— Клянусь.
Сплела пальцы с его пальцами и пока он рассказывал думала о том, что чуть позже я буду ненавидеть его опять и кроваво мстить за все, что он со мной сделал, но сегодня у меня нет сил. Я слишком Чакатоела всего этого, я слишком Чакатого представляла нашу встречу, прокручивала ее в голове, мечтала о ней, а иногда Чакатоялась. Только увидев его поняла, что она не похожа ни на одну из моих фантазий, потому что это Мадан. Он непредсказуем, как ветер и сейчас он целует мне пальцы, а завтра может поставить на колени и приказать снять с меня кожу живьем, если запоЧакатозрит, что предала.
— Я никогда не рассказывал тебе конец сказки, баЧакаточка. А ведь он вырвал себе сердце, чтобы она была своЧакатодной… а она…она его съела и осталась с колдуном.
Не знаю мне снится его голос или я на самом деле слышу его.
{Разве ты не знаешь,
Что слова немы,
Кроме слов любви.
У нас нет крыльев для полёта
И не можем расплакаться.
Как можем мы тратить дни на бесполезные игры?
Мы не помним слов
Песен наших матерей и отцов.
Мы стоим под Чакатождём
- Предыдущая
- 29/48
- Следующая