Придет Мордор и нас съест, или Тайная история славян (ЛП) - Щерек Земовит - Страница 19

В денежном плане, это выгодно. Потому что ничто в Польше не продается лучше, чем Schadenfreude[85]. Я это прекрасно знаю. Хватило того, чтобы я написал несколько текстов на тему Украины в гонзо-тоне[86] — и у меня тут же появились заказы. В тех первых текстах я эпатировал украинским распиздяйством и растасканностью. Все должно было быть грязным, крутым, жестоким. В этом и заключается суть гонзо. В гонзо имеется водяра, бычки, наркота и телки. Обязательно включение вульгаризмов. Так я писал, и было здорово.

Самый лучший постоянный заказ я получил от одного недавно родившихся в Кракове Интернет-порталов. Еженедельно я должен был отсылать им очередную порцию украинского мяса. Они ожидали хардкор, так что хардкор и получали.

Но перед тем я должен был придумать себе псевдоним. Под собственной фамилией публиковать всю эту хрень мне не хотелось. Так что подписывался как Павел Понцкий[87]. Мне это показалось круто. Библейские псевдонимы всегда звучат классно. Как Джизес из Лебовского или Крис Понтиус из Чудаков.

Во всяком случае, они платили. И спонсировали очередные выезды на Украину. Так что я врал на всю катушкуи придумывал истории настолько хардкорные, что они в нормальной голове никак не умещались. Из Украины я творил сумасшедший дом на колесиках, преисподнюю а-ля Кустурица[88], в которой все может случиться, и в которой все случается. Дикий, дикий восток. Полякам это нравилось, они кликали и читали. А чем охотнее они кликали, тем охотнее и больше платили рекламодатели. Продажа отрицательных стереотипов в отношении соседей приносило в Польше вполне конкретные бабки.

Но здесь дело было даже не в том, будто бы я что-то имел к Украине. Совершенно не имел. Все это вышло как-то само по себе. И, как оно всегда бывает, поначалу у меня были самые лучшие добрые намерения. Или, что точнее — у меня не было плохих. Ребята, не думайте, я знаю, чем дорога в ад вымощена.

Короче, я ездил по Украине и искал темы. А они имелись повсюду, достаточно было осмотреться.

К примеру, как-то раз Мачек, мой шеф, пожелал получить гонзо по трогательной общественно-важной теме. Понятия не имею, откуда мне в голову пришел алкоголизм. И я сделал лже-репортаж про бабку-травницу, колдунью, которая лечила от зависимости к водке. Про нее я услышал, когда развлекался во Львове. Сейчас я уже и не помню, где в этой истории кончается правда, а начинаются враки. Все связи я затираю очень даже хорошо.

В моем гонзо-репортаже все это излагалось так: в результате процесса урбанизации СССР моя бабка-травница пару десятков лет назад перебралась из села в город, и уже не жила, как типичная колдунья, в деревянной избушке, завешанной гирляндами чеснока и пучками лечебных трав, а в львовской хрущевке на улице Лыпыньского. Лечебные травы и чеснок висели теперь на балконе, а декокты изготавливались в ванной[89].

К бабке-травнице приходили женщины с мужиками-аликами и вопили во всю Ивановскую: помогите, баба Леся, помогите, нет с этим иродом жизни, пьет все, что горит — а мужики стояли у них за спинами, пошатываясь на ногах и разглядываясь по сторонам, словно недоразвитые дети. Баба Леся окуривала нарушителей семейной идиллии травками, давала пить какую-то дрянь, сжигала какие-то нитки и брала приличные бабки. Ясен перец, ничего это не помогало, плацебо — оно плацебо и есть, но с рекламациями мало кто приходил, точно так же, как мало кто приходит с рекламациями в церковь, что молитвы, видишь ли, не действуют.

Но в моей версии лечение бабы Леси все же помогало, по крайней мере, на какое-то время. Потому что в той гадости, которую давали выпить алкоголику, находилось растворимое средство для прочистки труб, так что у мужика-пьяндылыги пищеварительный тракт расхерячивало так, что он не мог глотнуть не только спиртного, но и котлеты по-киевски. Жены, понятное дело, воспринимали это как божью кару, а когда после длительного лечения пациент приходил в себя, гортань была настолько разрушена, что любой глоток чего-либо кроме молока вызывал такую боль, словно бы в горло заливали растопленный металл. Микстура бабы Леси — врал я напропалую — распространилась по всей Украине. Сама же баба Леся размышляет о том, как поставить виллу в районе для элиты Санта Барбара под самим Львовом и покупает «хаммер». Понятное дело, с водилой, потому что прав у нее нет.

Главный редактор Мачек прочитал, сказал, что нормально, но — спросил — а что если наши бабы тоже станут делать подобное своим мужьям-пьяницам? И что будет, когда люди потравятся, а на нас начнут приходить судебные иски, поскольку это заебательское know-how пошло именно от нас?

Тогда я дописал в своей статье, что долгосрочно терапия бабы Леси не сработала. Мужики с сожженными гортанями теперь садятся голыми задницами в наполненные спиртом тазики, так что слизистая оболочка в прямой кишке поглощает испарения алкоголя. И вот как выглядят теперь их пьянки: шесть мужиков сидят кружком со спущенным исподним, шмалят самокрутки, и постепенно мужики делаются все более готовенькими. Так что, мало того, что эффектов от лечения ноль целых шиш десятых, так еще же и лажа в плане эмстетики, так что собственные бабы на мужей уже и глядеть не могут. Хуже того, посиделки в тазиках с наступлением весны переносятся на пленер, так что алкоголики с гортанями, сожженными микстурами бабы Леси, становятся постоянным элементом украинского пейзажа.

Короче, я ездил и разыскивал темы. Паспорт уже весь был запечатан украинскими штемпелями, как у приграничной мурашки. Иногда из одной поездки удавалось вычесать с полтора десятка гонзо и обеспечить публикации на несколько месяцев. Вот, к примеру, как-то раз я отправился в поездку на Буджак.

Буджак[90] — это самый конец света. Слепая кишка Украины, которую засунули между Черным морем, Румынией, Молдавией и Приднестровьем. Край, который не существует. Одним словом — трудно представить себе в Европе жопу более черную, чем Буджак.

Сначала нужно было доехать поездом из Львова в Одессу. Билетов уже, вроде как, не было, но достаточно было пройти через первый перрон в «ВИП-кассу» на втором этаже вокзала, чтобы оказалось, что билеты таки есть. В ВИП-кассу пройти мог каждый. И достаточно было доплатить несколько гривен. И уже было готово гонзо о коррупции на железных дорогах, о мафии кассирш, которые продавали билеты налево и снимали дань с теток, убиравших туалеты.

Я взял билет в купейный вагон. Плацкарт уже надоел. Вообще, плацкартные вагоны походили на мясные магазины с человечиной на полках. К тому же по ним шатались ужранные польские «турысты» в поисках «русского» для совместной попойки: слависты, россиеведы, украинисты. Не дай Боже, чтобы кто-то из пассажиров вскрыл пиво — ему на голову тут же садилось с пару десятков поляков, изучающих восточнославянскую филологию и дышащих водярой, и начинало петь песни по-русски. Как правило — более всего «по-русски» вели себя в плацкартных вагонах именно поляки, ищущие восточного хардкора. Из этой ситуации тоже родилось не одно гонзо.

Место напротив принадлежало — как оказалось — канадцу по фамилии Ригамонте. Как только он узнал, что я из Польши, то тут же начал восхищаться тем, что это страна, не тронутая цивилизацией, что по деревням бабули в платочках, что соседские общности у нас еще те, что были до современности, что традиции с обрядами, что если кто умрет, то приходят соседи, жгут свечи и поют; что — если брать вообще — общество у нас не тронуто гадостью нынешнего времени, но сохранило старинную, добрую, аграрную идиллию. Сплошная тебе Руритания[91].