Выбери любимый жанр

В круге последнем - Рекемчук Александр Евсеевич - Страница 8


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

8

Солженицын восклицает: «Я не знаю, правда это или навет» — и дальше переводит свое повествование в анекдот.

Все тщательно рассчитано в этой книге: надо запустить слух, мазнуть грязью, напугать. А потом — мельчайшим шрифтом можно и сообщить, что эти слухи не проверены.

Солженицын вещает нам, что собрал материалы о нарушениях законности, о жестоких несправедливостях. Однако он умалчивает главное: обо всех несправедливостях и трагических событиях открыто и честно сказал народу и всему миру Центральный Комитет Компартии советского Союза.

Эта откровенность потрясала. Наше общество сильно пролихорадило. Но не боль, а враждебность водит рукой Нобелевского лауреата. Заявив в предисловии, что «все было именно так», он наворачивает всякое и превращает народную трагедию в серию анекдотов, которыми тщится потешить публику, к тому же — подкинуть «материальчик» для недругов социализма, напугать тех, кто мало знает с нашей стране, но тянется к ней.

Солженицын обильно использует писания сотрудника геббельсовской пропаганды, бывшего русского Иванова-Разумника. Скажи мне, кто твои друзья, и я скажу тебе, кто ты.

Зачем Солженицын лезет в политику? Находясь в услужении у самых реакционных сил современности, он сеет раздор между людьми, сталкивает те лагери, которые, особенно в последнее время, так стремятся найти общий язык. Он задним числом корит, например, Черчилля и Рузвельта за то, что советскому командованию в Австрии был выдан союзниками казачий корпус генерала Краснова, и недвусмысленно утверждает, что эти войска можно было потом использовать против СССР.

Его фантазия безгранична. Он заявляет, будто власовцы… вышибли немцев из Праги.

Я вспоминаю события мая 1945 года. Уже после Победы, после взятия Берлина советские солдаты двинулись на помощь восставшей Праге. Тысячи советских солдат, которые прошли всю войну, пали в кровопролитных сражениях за Прагу.

Но Солженицын утверждает: «У нас история искажена, и говорят, что Прагу спасли советские войска» (стр. 264).

Драмы и трагедии века — лишь повод для фальсификации и клеветы. Советских людей, угнанных фашистами на каторгу, он именует «беженцами от советской власти»…

Ну ладно! Почти каждая страница книги содержит свидетельства ненависти к советскому строю, к СССР. Так что стоит ли дальше цитировать?

Евгений ДОЛМАТОВСКИЙ. (АПН).

«Инсайдер становится аутсайдером»

Советскому человеку, приехавшему в США, американцы часто задают вопрос — что для него явилось неожиданным в их стране, о чем советский человек не знал, читая про Америку у себя в газетах и журналах.

После нескольких лет проведенных в США в качестве корреспондента АПН, я могу с полной уверенностью сказать: больше всего меня поразило, насколько американцы — читающие американцы — в массе своей фантастически мало информированы о жизни в Советском Союзе.

В 1967 году в институте Гэллапа мне показали результаты исследования, проведенного среди студентов американских колледжей на тему «Что они знают о Советском Союзе».

16 процентов студентов не знали, на чьей стороне воевала Россия во вторую мировую войну, почти десятая часть всех студентов считала, что Советский Союз воевал на стороне Германии против Соединенных Штатов.

И еще несколько примеров, которые горьки мне и как писателю: 70 процентов американских студентов не могли назвать имени ни одного современного советского писателя.

87 процентов студентов не видели ни одного фильма, сделанного в СССР (включая учебные, видовые — какие угодно).

Ни один американский студент не видел и не читал ни одной пьесы современного советского драматурга.

Что это — отсутствие интереса? Нет, тот же опрос Гэллапа установил, что «громадный интерес» и просто «интерес» к жизни Советского Союза проявляют 89 процентов американского студенчества («громадный интерес» — 35%; просто «интерес» — 54%).

Значит, виновато не отсутствие интереса, виновата, мягко говоря, «направленность» информации с Советском Союзе в США.

Я привел примеры, касающиеся литературы, не только потому, что я писатель. Я считаю, что нельзя понять дух страны, жизни народа, не зная его литературы и искусства. Кстати говоря, в США нет ни одного значительного современного писателя, наиболее серьезные произведения которого не были бы переведены и напечатаны в Советском Союзе — либо в литературных журналах, либо отдельными изданиями. Вдова Эрнеста Хемингуэя — Мэри Хемингуэй, посетив нашу страну, поражалась — как много советских людей знают и любят творчество (не имя, не экстравагантность биографии, а именно творчество) ее покойного мужа, одного из лучших американских писателей. А Стейнбек, Фолкнер, а Сэлинджер, а Воннегут, а Капоте, Апдайк, Чивер! Даже — Хейли с его «Отелем» и «Аэропортом»! Все эти писатели и многие другие, разнообразные по почерку, тематике, мировоззрению, политическим симпатиям и антипатиям, — переведены, напечатаны большими тиражами, широко читаются.

Не знаю, проводил ли институт Гэллапа новое исследование после 1967 года, но на собственном опыте знаю (я провел в США семь лет — 1966—1972 годы), измениться могло только одно: с легкостью называют одно имя — Солженицына, несмотря на его труднопроизносимость для людей англоговорящих.

Задавать вопрос «почему?» — это значит заниматься наивной риторикой. Ясно почему. Потому что Солженицын — против социализма, против советского строя и потому что он антисоветчик-«инсайдер» — редкое явление, в отличие от антисоветчика-«аутсайдера», которых на Западе пруд пруди.

Об одном антисоветчике-«аутсайдере» я хочу вам напомнить. Речь пойдет о Валерии Тарсисе. Читатель, конечно, не держит в памяти этого имени. А ведь всего о десяток лет назад оно звенело на страницах буржуазной западной печати. Книги Тарсиса, среднего литератора, мало известного в Советском Союзе, впрочем, вполне благополучно существовавшего, издавались на Западе большими тиражами и, главное, шумно рекламировались. Причина? Очень простая.

В один прекрасный день Валерий Тарсис понял, что недостающую его сердцу славу можно завоевать антисоветчиной. И он стал ее писать. И переправлять за границу. И немедленно его имя, дотоле совсем неизвестное за рубежами его родины, замелькало на страницах западной буржуазной печати с подобающими в таких случаях эпитетами — «талантливый», «правдивый», «мужественный», и метафорами — «совесть русской литературы», «борец за правду» и т. д., и т. п.

И Тарсис поверил в эпитеты и метафоры. Понял их, что называется, буквально. И уехал на Запад.

Его встречали с помпой. Ему устраивали пресс-конференции, его приглашали читать лекции, его портреты помещали в газетах. Никогда ничего подобного не было у бедняги Тарсиса в Советском Союзе.

Я был в Нью-Йорке, когда в 1966 году туда прилетела «совесть русской литературы». Встречать ее на аэродроме послали своих корреспондентов все крупные газеты, телеграфные агентства и телевидение.

«Нью-Йорк таймс» сообщила, что в США прибыл человек, «возглавлявший в России широкое подпольное антисоветское движение интеллектуалов».

Через несколько дней я и корреспондент «Известий» решили посетить Тарсиса и взять у него интервью.

Чтобы не нарваться на отказ, мы не стали звонить, решили просто прийти и постучать в его номер в гостинице «Бельмонт Плаза». Сейчас я не буду описывать всю, довольно длинную беседу, которую, с разрешения Тарсиса, я записал тогда на магнитофонную пленку. Приведу только отрывок.

— Кого вы считаете в Советском Союзе большими писателями?

— Там нет больших писателей. Там вообще нет настоящих писателей. Писатель — это тот, кто говорит правду о своей стране. Единственный человек, который говорит там правду, был я. Сейчас я уехал.

— Ну а, скажем, Солженицын? — спросили мы, исходя из духовной и идейной близости обоих.

— Солженицын вылез на лагерной теме. Она иссякает, иссякает и он.

8
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело