You raped my heart (СИ) - "salander." - Страница 52

Эрик.

Трис хмурит брови. Что между ним и ее подругой происходит? Она видит, замечает, как ведет себя с ним Кристина, как тянется к нему, какие взгляды бросает, как легко стала к нему обращаться, как часто стали пересекаться их пути. И он, вроде, не рычит так больше на нее. Смотрит все исподлобья, но что-то изменилось. Трис тревожно. Она не может понять, какую игру ведет подруга, и во что играет сам Эрик. Трис знает, что боится за Кристину. Она лезет в пасть дикого зверя, неприрученного и скалящегося. Разве это может закончиться хорошо? Трис Приор волнуется, но ничего не может с этим поделать. В конце концов, Эрик — это выбор Кристины. Жаль, что никто из ее друзей пока не может с этим мириться. Сама Трис понятия не имеет, как относиться к тем разительным переменам, которые происходят с ее подругой. Как относиться к самому Эрику, человеку опасному и непредсказуемому.

Весь день проходит в тренировках. Трис бьет грушу, пока ее костяшки не начинают болезненно саднить. Тобиас повторяет, что у нее слишком слабые мышцы рук. И все последние дни девушка изводит себя тренировками, стараясь укрепить плечевые мышцы. Груша, отжимания, броски тяжелых дисков, стрельба, метание ножей. Последнее она делает с видимым наслаждение и удовольствием.

Вечер наступает неожиданно и быстро. Приор разминает напряженные руки. Мышцы дрожат и вибрируют под кожей, и у девушки никак не получается расслабить их должным образом. Она улыбается, думая о том, как сейчас поднимется наверх, совершенно нагло и бесстыдно вытянется на кровати Тобиаса, и, когда он придет, будет просить о массаже. За добровольную плату, само собой. Мысли о Четыре заставляют улыбаться еще шире, чувствовать себя влюбленной дурочкой. Счастливой. Прекрасное чувство.

Трис поднимается по дальней лестнице, проходит мимо указателя, нанесенного на стену ярко-белой краской, идет по длинному и плохо освещенному коридору. На электричестве афракционеры экономят. Приор давно заметила, что в длинных коридорах с множеством одинаково обезличенных дверей, горит всего несколько лампочек, несмотря на то, что вкручено их гораздо больше. Приходилось ориентироваться в полумраке или добывать себе фонарик, что, в общем-то, было сущей роскошью.

— Стифф, — этот голос настигает Трис около кабинета Эвелин Джонсон, когда до вожделенной комнаты Тобиаса остается всего лишь пара метров. Приор призывает себя к благоразумию — просто взять и дойти. – Что, торопишься снова поиграть в подстилку? — Девушка сцепляет зубы. Не реагировать, не реагировать, не реагировать. Этот слизняк не достоин никакой реакции. — Стифф, мне скучно, когда ты молчишь.

— Заткнись, — это вырывается против ее воли. Трис едва поворачивает голову и видит кривую ухмылку Питера Хэйеса.

— О! Реакция пошла, — усмехается он и делает шаг вперед. В тусклом свете электрических лампочек Приор замечает нож в мужских ладонях и что-то еще, белое, сжатое в комок, то ли лист бумаги, то ли что-то на него похожее. Девушка смотрит на Питера зло, кривит губы так брезгливо. Он ведь только и ждет того, чтобы ее спровоцировать, задеть, сказать что-то колкое и язвительное. Мразь.

— Бежишь отсосать своему ненаглядному?

— А тебе завидно? — Умная Трис не стала бы так говорить, не стала бы вестись на сущую провокацию, направленную лишь на выведение ее из себя. Но умная Трис уступила место Трис эмоциональной. И эта Приор не ведает, что творит. С Питером у нее никогда не получалось вести себя ровно, безразлично, хладнокровно. Он жалил больнее всего, и хотелось отчаянно и яро расцарапать ему глаза. Он этого заслуживал. Вот так вот просто.

— Хотел бы я, чтобы ты приласкала моего…

Звук пощечины такой громкий в тишине коридора, такой неестественный, эхом отражается от стен. Ладонь Трис горит, Питер лыбится еще шире. Он победил. Девушка знает. Видит это по его глазам, чувствует в пульсации ладони, отдающей жаром удара. На щеке Хэйеса отчетливо проступает красный след женской ладони. И тогда на мгновение Трис чувствует удовлетворение.

— Сучка, — Питер с такой силой врезает тело Приор в стену, что на слепое мгновение весь дух покидает его, лопатки больно бьются о твердый камень, в глазах саднит от резкого удара. Трис порывисто втягивает носом воздух, а Питер шипит ей в самое лицо, брызгая слюной, — тварь. Еще раз поднимешь на меня руку, сломаю ее тебе.

— В чем твоя проблема? — Вдруг спрашивает девушка. — Член маленький? Никто не дает? Или все же дело в отсутствии мозга? — Бесстрашие изменило ее, сделало дерзкой, смелой, решительной, грубой. Беатрис Приор из Отречения никогда бы не сказала таких слов. Ее учили помогать людям, не держать на них зла, не таить обиды. Трис Приор из Бесстрашия готова защищать себя и словами, и делом. Питер держит ее крепко, но девушка отчего-то не боится. Проблема ведь не в ней. Проблема в нем.

— Смотрите-ка, как заговорила, — тянет он, а она умудряется с такой силой наступить ему на ногу, что Хэйес чертыхается, матерится хуже Эрика и отпускает ее.

Трис кидается в сторону, по направлению к комнате Тобиаса. Замирает, резко наклоняется, тонкими пальцами нащупывая металл ножа, спрятанного у самой щиколотки. Она быстро достает его, оборачивается и выставляет лезвие вперед.

— Не смей ко мне подходить, — глаза ее горят, волосы растрепались, грудь подымается и опускается, одежда чуть помята, все мышцы подрагивают, но в ней такой, опасной, решительной и истинно бесстрашной, есть особая прелесть. — Не подходи, — повторяет она.

Питер Хэйес смотрит на нож, потом переводит взгляд на лицо Трис и вдруг улыбается. Приор быстро моргает. Улыбка не исчезает с лица юноши. В этой улыбке что-то не то. Так думает Трис.

— Салют, Стифф, — он усмехается, разворачивается на пятках и уходит, оставляя ее обескураженную, со сморщенным от удивления лбом, лишенную ориентации и понятия, почему он так быстро сдался, спустил все ее слова, слишком грубые. Но Трис просто ответила ему его же монетой. Научилась, оскалилась. Но все же не стоит. Не надо уподобляться ему, бросаясь такими фразами.

Не надо.

И молча пообещать себе быть выше этого, быть выше Питера Хэйеса и всех подобных ему. Трис глубоко вдыхает, а потом медленно выдыхает. Руки ее дрожат сильнее от напряжения и усталости после практически целого дня в тренировочном зале. Приор хочет уже толкнуть знакомую дверь и оказаться в уютной обстановке комнаты Тобиаса, где все пропахло им, ее Четыре. Но что-то ее останавливает. Она поворачивает голову и смотрит в ту сторону, где скрылся Питер. Что эта сволочь вообще здесь делала? Девушка бросает несколько рассеянный взгляд на каменные плиты под ногами и тут замечает у самой стены белое пятно. То ли клочок бумаги, то ли что-то еще, то самое, что сжимал в своей ладони Питер. Не зная отчего, Трис воровато оглядывается, делает несколько шагов, ровняется со смятой бумажкой — девушка уже не сомневается, что это какой-то лист — наклоняется и зажимает в руке хрустящую под пальцами бумагу. Она разворачивает ее быстро. И дыхание перехватывает. Трис Приор смотрит на черные точки, линии, выведенные быстро, но аккуратно и так отчетливо. Она узнает повороты и комнаты, лестницы, видит, как множатся на бумаге этажи.

Кажется, Трис Приор нашла стукача. Она поднимает глаза и смотрит в дальний конец коридора, где еще пару минут назад мелькнули черные ботинки Питера Хэйеса.

Предатель.

========== Глава 25 ==========

Кристина давит ногтем на царапину. Вот поддевает коросту, отковыривает и обнажает багряный сок тела, снова давит пальцем, и красные разводы стынут на смуглой коже. Так, царапина. А девушка все кусает губы. Искусала до такой степени, что они зарубцевались. Сидит в общем зале, колупает свое плечо и ни на кого не смотрит.

Все осточертело.

Такая жизнь, тотальная неизвестность, страх и чувства, что теснят грудь. Она начинает понимать, начинает догадываться, и от этого страшнее вдвойне. Разве так надо? Разве так можно? Дикость какая-то, не иначе. Может все это — дурной пейзаж страха, вколотая сильно действующая сыворотка? Кристина и рада была бы обмануться, да не может. Искреннюю не обманешь. Все это — ужасающая правда, вязкая и тягучая как грязь под ногами. И от нее так же тошно.