You raped my heart (СИ) - "salander." - Страница 55

— Ты, — произносит он, смотря в глаза девушки, сейчас огромные и широко распахнутые на бескровном лице, — поцелуй меня. — Говорит он так легко и просто. И продолжает смотреть на Трис. И тогда, впервые, вся бравада, привычная, такая обыденная, нормальная, слетает, обнажая истину и суть. – Так, как целуешь его, — продолжает Питер, кивая на Тобиаса. — По-настоящему. И я расскажу все, что знаю о Мэттьюс и ее планах.

Юноша как будто не замечает, что кулак Четыре готов снова врезаться в его лицо, какими дикими и такими странными для всегда спокойного человека эмоциями наливаются глаза Тобиаса.

— Ты не прикоснешься к ней, — цедит он, нависая над Хэйесом, и тогда тот поднимает глаза.

— А вот это уже решать не тебе, а ей.

Кристина прикрывает глаза. Ситуация абсурдна и дика. Словно фикция, словно морок, словно страшный сон. Но девушка знает, что если она распахнет глаза, то дымка не рассеется. Останется такой, какая она есть. Первозданной в своем ужасе.

— Ладно, — раздается голос Трис. Губы у нее так поджаты, что превратились в одну линию, волосы растрепанны, и тонкие пряди лезут в глаза. Она отрывается от стены, делает шаг, потом еще один, подходит к Тобиасу, кладет ладонь ему на плечо и заставляет посмотреть на себя: — Я сделаю это. Это всего лишь поцелуй, — и смотрит так ласково и тепло, так, что Итон, сцепляя зубы, делает шаг назад, потом еще один, но не отходит далеко. Боится за Трис. Переживает. И сама мысль о ее губах на губах этого ублюдочного отродья приводит Четыре в бешенство.

— Давай, — усмехается Питер. — Целуй меня.

Трис молчит, не огрызается, не отвечает. Она просто склоняется над ним, ставит руки на стул, запястьями врезаясь в мужские бедра. Питер смотрит на нее внимательно. Замечает склеенные ресницы на верхнем веке глаза, неровные точки на щеках, горбинку носа. Взглядом касается ее волос, пушистых и вольных. Он бы сказал, что она красивая, да сам себя примет за мудака. Девушка же подается вперед. Он чувствует ее запах, ее дыхание, щекочущее ему лицо. Трис касается его рта осторожно и аккуратно, словно он может укусить. Питер же резко подается вперед, въедаясь в ее губы сразу, с размаху, бесстыдно вторгаясь в пределы ее рта. У нее горячий язык и влажные мягкие губы. Он целует ее страстно и сильно, словно вкладывает все, что чувствует в этот момент. И боль, и страх, и кровь, и жестокость, и насмешки, и что-то еще, почти светлое. Когда Трис уходит от его рта, он замечает слезы в ее глазах. Неужели она плачет из-за него? Питер ожидает, что она тут же отвернется, спрячется, что ей будет стыдно. Губы ее чуть припухли, а лицо так близко. Он чувствует биение собственного сердца у себя в глотке.

— Говори, — произносит Трис.

Питер видит лишь ее. И никого более. Забывает о присутствии остальных в комнате, о крике Эвелин Джонсон, когда ее сын чуть было не отрывает девушку от Хэйеса, обо всех этих глазах, чьи взгляды прошивают его кожу как иглы. Дикость какая-то.

Вот видишь, Стифф, что ты делала со мной? Всегда.

— Я ничего не знаю, — выдыхает он.

Глаза Трис темнеют. Пощечина такая, что у Питера резко дергается голова. Девушка так спешно и быстро отходит от него, что за грудиной что-то режет, словно вспарывает. Глупо-то как. Питер вскидывает голову и ждет продолжения. Он знает, что сейчас будет. Он довел своих мучителей до высшей точки. И правда же. Вот оно.

— Пистолет, — произносит Тобиас Итон.

Когда сталь оружия оказывается зажатой в его пальцах, он наставляет дуло пистолета прямо на Питера. Черная дыра смерти смотрит на лоб молодого человека. И он бы улыбнулся, да щека болит от удара. Хорошая девочка. Верно бьет.

— Питер Хэйес, — начинает Четыре, — ты приговариваешься к смерти за предательство собственной фракции и пособничество тирану Джанин Мэттьюс. — Питер почему-то хмыкает. Так иронично, почти зло и совсем чуть горько. — Будь смелым, — говорит Тобиас и стреляет.

Выстрел оглушает. Ножки стула кренятся, заваливаются. Человеческое тело падает на каменный пол гулко. Кровь заливает несколько плит, попадает в трещины, просачиваясь в них бурым, грязным цветом.

Трис Приор отчего-то плачет.

========== Глава 26 ==========

Запах крови такой едкий, пропитывает своей тяжестью воздух. И, когда Кристина делает вдох, то чувствует, как в носоглотке оседают молекулы вязкого железа, спертого кислорода, аж трудно дышать. Девушка жмурится, чуть трясет головой. До ее слуха долетают тихие всхлипы. Трис размазывает слезы по лицу и не поднимает глаз. Ей боязно смотреть — подруга осознает это быстро. И что-то колет внутри. У Трис Приор странная, такая дикая реакция на смерть Питера Хэйеса. Ублюдок ведь заслужил. Трис трет свои щеки и встает на ноги, приваливаясь к стене, давя на нее затылком и снова закрывая глаза.

— Эй, ты как? — Кристина и сама не замечает, как оказывается рядом с подругой. Та давит слабую улыбку, шмыгает носом и едва кивает.

— Нормально, — воздух со свистом через легкие. — Сойдет, — и смотрит на брюнетку.

Глаза у Трис покраснели, цветом крови зажглись по самой кромке, зрачок слишком расширен, и влага в них все продолжает копиться. Кристине это кажется странным и диким. Приор лишь жмет плечами и снова запрокидывает голову. И тут подруга понимает — Трис старается не разрыдаться в голос. Жизнь — штука странная, неправильная, несправедливая. Кристина не знает, в чем суть, знает лишь причину такого состояния Трис Приор. Она заключается в мертвом юноше на каменном полу этой комнаты. Люди уже кругом суетятся, стараются убрать тело. Кристина молчит, лишь сжимает руку подруги свои пальцами, давит на кожу, ощущая, как вспотела ладонь Приор, как ее лихорадит.

— Трис?

И светло-русые волосы цепляются за шершавую стену, конский хвост бьет Кристину по лицу.

— Я просто не люблю убийства. Это дико.

Приор кусает губы, валяет язык во рту, впивается зубами в мякоть. Кристина знает, что подруга врет. Дело не в смерти, не в луже крови, расползающейся на плитах цветастым пятном, не в том стеклянном взгляде, с которым Питер Хэйес уставился в потолок, дело в нем самом. Кристина смотрит на труп с удивительным спокойствием. Ее подруга все старается унять эмоции. Кристина знает. Кристина понимает. Не ее это – то, что было между Трис и Питером, то, что могло бы быть. Но больно Трис Приор по-настоящему. И Кристине думается, что задай она прямой вопрос, раскрой рот и произнеси заветные звуки, Трис лишь еще сильнее побледнеет, скулы ее вытянутся, кожа натянется, чуть не лопнет. Это ведь страшно, это дико. Кристина смотрит на Четыре, о чем-то рьяно говорящим с собственной матерью, переводит взгляд на Юрая и Зика, что возятся с трупом, а потом смотрит на Эрика.

Я знаю.

— Все будет хорошо, — шепчет она Трис и улыбается. Приор странно хмыкает, едва дергая плечами. Хмурит брови, изучая лицо подруги. Кристина видит, что какой-то вопрос вертится на языке Трис, но та не успевает его задать.

Сирена включается так оглущающе громко, что рвет барабанные перепонки. Комната наполняется диким воем, забивающим голоса и топот ног в коридоре.

— Что происходит? — кричит девушка, зажимая пальцами уши, приваливаясь к стене.

В помещении выключается свет, так резко погружает людей в темноту, что Кристина на мгновение теряет любые ориентиры. Она лишь все не отпускает руку своей подруги. И та отвечает ей взаимной хваткой напряженных пальцев. Ногти у Трис острые, рвут кожный покров Кристины, но так надо, так отчетливее и сильнее, почти живее.

— Все на выход! Живо! — Четыре пытается взять ситуацию в свои руки. Сирена продолжает выть, визжать и надрываться, возвещая каждого в штабе афракционеров об опасности. Какой — пока неизвестно.

Резко включаются красные лампы, отбрасывая на застывшие лица людей свои странные оттенки и цвета. Кристина понимает, что рука ее от хватки пальцев Приор чуть ли не занемела, фаланги слабо шевелятся, и нет тока крови. Но когда она лишается этой самой руки, то ощущает себя беспомощной — Четыре утягивает Трис за собой, все еще столь разбитую эмоционально.