Дефектная игрушка (СИ) - "Veronika19" - Страница 4

— Я смотрю, ты при параде, — искренняя поворачивает голову к Элизе и окидывает её пустым взглядом с ног до головы. — Может тебя стоит подтолкнуть первой? — это предложение совсем не звучит грубо, скорее заманчиво. — Думаю, тебе нужнее.

— Что тебя привело сюда?

— А тебя?

Они, как два долбанных психолога без образования, да ещё и лишённые лицензии на приём пациентов, поэтому лечат друг друга наводящими вопросами сами.

— Я всё равно не доживу до официального вступления в ряды Бесстрашия.

— Есть такое дело. Не хочу быть изгоем.

— А я бы перешла к бесфракционникам.

— Тогда смысл прыгать?

— Если не прыгну — сойду с ума.

— Тогда последний вопрос — ты спишь с Эриком?

Лизу передёргивает от этого имени, и она встряхивает плечами, словно пытается скинуть с себя груз букв, которыми напичкано его имя. Живот скручивает спазм; с такой же лёгкостью спазм может скрутить железный штык арматуры с железнодорожного моста. И Лизу вместе с болью накрывает гигантская одиночная волна воспоминаний, которые невозможно стереть с жёсткого диска памяти.

— Просто, если спишь, то тебе и место не нужно выцарапывать. Автоматически попадаешь в топовые строчки. Он, вроде, ничего — трахаться можно.

Вызывать желание Эрик может только у таких же морально падших, как и он, но только не у чистых душой и мыслями. Элиза сглатывает тошноту, подступающую к горлу из недр желудка, ещё не переварившего плотный ужин, только от мысли, что — «он, вроде, ничего». Наверное, стоит сию же минуту сигануть вниз, чтобы больше не касаться темы, что выделяет вязкую горечь на языке.

— Не подумай ничего такого, я не лезу, просто все в спальне говорят об этом последние пару часов.

Лиза не удивлена, всё же в общей комнате собраны люди с разным воспитанием и психологическим фенотипом; сучьих выблядков там намного больше божьих одуванчиков, последние, впрочем, знали, куда и на что идут, предавая идеалы своих фракций.

— Хочешь покурить напоследок?

— Хочу.

— Так посвятишь в истинные мотивы? Почему решилась на высший грех?

Они выпускают сизый дым одновременно, ровно, как и затягиваются; секунда в секунду.

— Эрик изнасиловал меня. А ты говоришь о «месте под солнцем».

— Вот это информа…

Она не успевает описать в красках своё удивление и осмыслить услышанное; для неё признание-откровение доброжелательной оказывается последним, что впитывают в себя её уши — чья-то нога одним мощным толчком сталкивает искреннюю в пропасть. Эхо от упавшего тела застревает занозой-страхом в Лизе; она не хочет быть следующей, хотя уже пора бы определиться.

— Пизди больше и полетишь следом, — нордически-спокойный голос Эрика пробуривает в её затылке ни одну лунку, в которые клубочками укладываются его тихие угрозы.

— Я и так следующая, — Лиза пододвигается ближе к пропасти; одно неверное движение и эхо двух разбившихся тел будет гулять по Яме, сплетаясь в неполную косу.

Ещё чуть-чуть и она скатится в пропасть, как с ледяной горки. Осталось набраться смелости.

Раз. Два. Три. Дивергент отталкивается руками от зазубренного края, но сильная рука Лидера не даёт ей совершить задуманное — хватает её в последний момент за запястье и резко, до гипертонического головокружения, подтягивает к себе. В бездну летит только полотенце; оно, наверняка, накроет искреннюю похоронным венком из целлюлозного волокна.

— Ещё раз увижу у пропасти, раздроблю тебе коленные чашечки, — все его предостережения звучат убедительно и не требуют перемотки, до умных должно доходить с первого раза; Эрик не нанимался в ораторы и дикторы, только в диктаторы и тираны.

Лиза отходит от пропасти, в которой стонет душа разбившейся девушки, и идёт по направлению к спальной комнате. Эрик крадётся сзади бесшумным зверем, провожает, чтобы она не натворила дел с необратимыми последствиями. А ей и не хочется уже. Она будет жить ради той, что боялась прощаться со своим каким-никаким существованием; она нашла тот якорь, что будет держать её утлый кораблик в бухте жизни.

— Руку, — говорит Эрик, когда Лиза устраивается на своей кровати.

Лиза с опаской протягивает правую руку, и Лидер заковывает её в металлический наручник и крепит за железные прутья кровати ровно над головой. Ей вряд ли удастся нормально выспаться в таком положении, да и, ко всему прочему, нужно придумать, как оправдаться утром перед «односельчанами» за весь этот двусмысленный спектакль.

— Так будет каждую ночь, бесполезная. Я стараюсь никому не доверять.

Эрик покидает спальню неофитов, совсем не думая о том, что слишком заигрался в Бога.

***

— Вот это новости, друзья, — сквозь неясную дымку сновидений Лиза улавливает ломающийся подростковый голос парня; она узнаёт его – шут, балагур и бывший эрудит. — Всё же ты была права, Бри, она спит с Лидером. И их сексуальные игры перекинулись в общую спальню, нет, чтобы у него в комнате за закрытыми дверьми.

Элиза подскакивает с кровати, выворачивая себе руку, она забывает о том, что прикована к кровати; об этом ей спешит напомнить кольцо, сомкнутое на запястье. Фортуна давно отвернулась от неё, если вечером она стояла к ней почти вполоборота, то сейчас Лиза отчётливо может рассмотреть её костлявую спину. Вокруг дивергента начинает образовываться круг из неофитов, а она остаётся в центре; она, как хреново солнце, вокруг которого вращаются планеты.

— Пусть спят, — даёт разрешение Бриана.

— Нечестно будет, ежели она пройдёт отбор с минимальным количеством баллов, — продолжает нагнетать обстановку эрудит, —, а другие, более способные, останутся с носом.

— Жалеешь, что у тебя нет пизды? — подаёт шутку кто-то слева.

— Зачем жалеть, если в штанах прячется семнадцатисантиметровый агрегат? — отбивается всё тот же паренёк.

— Не преувеличивай.

Лиза молится, чтобы разговоры о членах прекратились немедленно, иначе она блеванёт им под ноги золой своего выгоревшего «я»; её больше нет, она закончилась там, в спортивном зале. От неё осталась, разве что только телесная упаковка, у которой скоро должен кончиться срок годности, но это не ей решать, когда подвергнуть её утилизации.

Времени на обсуждение конфуза Элизы катастрофически не хватает, и неофитам приходится выбрать душ вместо дебатов о сексуальной жизни доброжелательной; рядом с ней задерживается только парень с противно ломающимся голосом.

— С тобой можно делать всё, что душе угодно, пташка, — эрудит склоняется в три погибели над телом Лизы и думает совсем не об утренней тренировке, скорее о повседневно-привычной эрекции, рвущей спортивные брюки.

— Давай, сделай это, — науськивает его Эрик, материализовавшийся, словно из уплотнённого воздуха за спиной озабоченного паренька, — ты же хотел…

— Вовсе нет, — оттенки на лице новобранца меняются с такой же скоростью, как в штанах падает утренний стояк; сердце беспокойно простукивает траурный марш, его слышно даже за пределами Ямы.

— Моё дело предложить, — спокойно отвечает Лидер и добавляет: — Напомни мне, что наручники сегодня ночью будут красоваться на твоих руках.

Лиза не знает, радоваться ей такому защитнику или плакать, потому что у такого защитничка плата слишком высока. А когда это бесы довольствовались малым? Её вообще удивляет, почему земля под его ногами до сих пор ещё не разверзлась, но Гёте уже когда-то дал на это объяснение — «Я рад бы к чёрту провалиться, когда бы сам я не был чёрт».

— После обеда мы с тобой поедем во фракцию Доброжелательности, — Эрик освобождает руку дивергента от наручников и скользит взглядом по её соскам, что затвердевают от режущего по груди холода, гуляющего по комнате, — хочется понять, какого хрена ты оттуда ушла.

========== Часть IV. Фракция Доброжелательности. ==========

Первую половину дня Лиза ходит по Яме, словно приговорённая к смерти через отсечение головы начищенным лезвием топора; Эрик ходит за Лизой, словно палач, готовый с минуты на минуту привести приговор в исполнение. Так они и ходят друг за другом, каждый раз замыкая узкий круг, состоящий из двух человек, пока не наступает время обеда.