Подвиги Геракла. После похорон (сборник) - Кристи Агата - Страница 21

– Добро пожаловать, старина.

Месье Лемантёй, комиссар полиции, обеими руками обхватил Пуаро:

– Ах, друг мой, как я рад вас приветствовать! Какие ошеломляющие события, какие чувства вам пришлось пережить… А мы, внизу… наша тревога, наши страхи… ничего не знаем, всего опасаемся. Ни радио, никаких средств связи. Использовать гелиограф – это была гениальная находка с вашей стороны.

– Нет-нет. – Пуаро постарался принять скромный вид. – В конце концов, когда человеческие изобретения терпят неудачу, приходится снова обращаться к природе. На небе всегда есть солнце…

Маленький отряд вошел в гостиницу. Лемантёй сказал:

– Нас не ждут? – Его улыбка была немного мрачноватой.

Пуаро тоже улыбнулся:

– О нет! Считается, что фуникулер еще не отремонтировали.

Комиссар с чувством произнес:

– Ах, это великий день! Вы думаете, сомнений нет? Это действительно Марраско?

– Это Марраско, несомненно. Пойдем со мной.

Он поднялись по лестнице. Дверь открылась, вышел Шварц в своем халате и изумленно уставился на новых людей.

– Я услышал голоса, – объяснил он. – Что это значит?

Эркюль Пуаро высокопарно ответил:

– Помощь пришла! Идите с нами, месье. Это великий момент.

Он начал подниматься по следующему лестничному пролету.

– Вы идете к Друэ? – спросил Шварц. – Как он себя чувствует, кстати?

– Доктор Лутц вчера вечером говорил, что он идет на поправку.

Они подошли к двери в комнату Друэ. Пуаро распахнул ее и объявил:

– Вот ваш дикий вепрь, джентльмены. Берите его живым и проследите, чтобы ему не удалось уйти от гильотины.

Лежащий в постели человек, со все еще забинтованным лицом, вскочил. Но полицейские схватили его за руки и не дали ему пошевелился.

Шварц закричал в изумлении:

– Но это же официант Гюстав… то есть инспектор Друэ!

– Да, это Гюстав, но это не Друэ. Друэ был первым официантом, по имени Робер, которого заперли в необитаемой части гостиницы и которого Марраско убил в ту ночь, когда на меня напали.

За завтраком Пуаро мягко объяснял сбитому с толку американцу:

– Понимаете, есть некоторые вещи, которые человек знает и в которых он уверен благодаря своей профессии. Например, человек знает разницу между детективом и убийцей! Гюстав не был официантом – это я сразу же заподозрил, – но он также не был и полицейским. Я всю жизнь имел дело с полицейскими, и я знаю. Он мог бы сойти за детектива для дилетанта, но не для того, кто сам полицейский.

И поэтому я сразу же заподозрил его. В тот вечер я не стал пить свой кофе. Я его вылил. И поступил мудро. Поздно вечером в мою комнату кто-то вошел, вошел уверенно, как человек, который знает, что хозяин комнаты усыплен снотворным и можно спокойно ее обыскать. Он просмотрел мои вещи и нашел письмо в бумажнике, где я его оставил специально для него! На следующее утро Гюстав пришел в мою комнату с кофе. Он приветствовал меня по имени и играл свою роль очень уверенно. Но был встревожен, ужасно встревожен, потому что полиция каким-то образом напала на его след! Полиция узнала, где он, а это для него ужасная катастрофа. Это срывает все его планы. Он пойман здесь, как крыса в ловушке.

– Чертовски глупо было вообще сюда приезжать! – воскликнул Шварц. – Зачем он это сделал?

– Это не так глупо, как вам кажется, – мрачно ответил Пуаро. – Ему было необходимо срочно найти уединенное место, вдали от всего мира, где он мог бы встретиться с одним человеком и где могли произойти определенные события.

– Какого человека?

– Доктора Лутца.

– Доктора Лутца? Он тоже преступник?

– Доктор Лутц – это действительно доктор Лутц, но он не невропатолог и не психоаналитик. Он хирург, мой друг, хирург – специалист по операциям на лице. Вот почему он должен был встретиться здесь с Марраско. Он сейчас беден, его выгнали из его страны. Ему предложили огромные деньги за то, что он встретится здесь с человеком и изменит его внешность при помощи своего искусства. Возможно, доктор Лутц догадывался, что этот человек – преступник. Но если и так, он закрыл на это глаза. Поймите, они не посмели рисковать и отправиться в частную лечебницу в каком-нибудь зарубежном государстве. Нет, это место наверху, куда никто не приезжает до начала сезона, кроме случайных посетителей, где управляющий нуждается в деньгах и его можно подкупить, было идеальным.

Но, как я сказал, все пошло не так. Марраско предали. Те три человека, его телохранители, которые должны были встретить его здесь и охранять, еще не прибыли, но Марраско действовал без промедления. Офицер полиции, который изображал официанта, был похищен, и Марраско занял его место. Банда устроила аварию на фуникулере – это был лишь вопрос времени. На следующий вечер Друэ убили, а к его трупу прикололи записку. Они надеялись, что к тому времени, как связь с миром восстановят, его похоронят как Марраско. Доктор Лутц сделал операцию, не откладывая. Но одного человека нужно было заставить замолчать – Эркюля Пуаро. Поэтому бандитов послали напасть на него. Благодарю вас, мой друг…

Сыщик грациозно поклонился Шварцу, который сказал:

– Значит, вы действительно Эркюль Пуаро?

– Несомненно.

– И вас ни на минуту не обманул труп? Вы все время знали, что он – не Марраско?

– Конечно.

– Почему же вы не сказали?

Лицо Эркюля Пуаро внезапно стало суровым.

– Потому что я хотел быть совершенно уверен, что передам настоящего Марраско полиции.

И он пробормотал себе под нос:

– Поймать живым дикого эриманфского вепря…

– Ситуация крайне деликатная, месье Пуаро.

Легкая улыбка промелькнула на губах знаменитого сыщика. Он чуть было не ответил: «Как обычно!», но вместо этого придал своему лицу выражение проницательности и сдержанности, характерное для врача у постели больного.

Сэр Джордж Конуэй продолжал авторитетно говорить. Фразы легко слетали с его губ: крайняя деликатность позиции правительства, интересы публики, солидарность партии, необходимость выступить единым фронтом, власть прессы, благосостояние страны…

Все это звучало хорошо – и ничего не значило. Эркюль Пуаро почувствовал знакомое напряжение челюстей, когда хочется зевнуть, но вежливость не позволяет. Иногда он ощущал то же самое, когда читал отчеты о парламентских дебатах. Но тогда не было необходимости сдерживать зевок.

Пуаро собрался с силами, чтобы терпеливо выслушать собеседника. В то же время он чувствовал симпатию к сэру Джорджу Конуэю. Этот человек явно хотел поведать ему о чем-то – и столь же очевидно утратил искусство просто излагать свои мысли. Слова стали для него средством маскировать факты, а не подавать их. Он был адептом искусства полезной фразы, то есть фразы, которая несет утешение слуху, но совершенно лишена смысла.

Слова лились и лились, лицо бедного сэра Джорджа сильно покраснело. Он бросил отчаянный взгляд на другого мужчину, сидящего во главе стола, и этот мужчина пришел на помощь.

– Ладно, Джордж, – сказал Эдуард Ферриер. – Я ему расскажу.

Эркюль Пуаро перевел взгляд с министра внутренних дел на премьер-министра. Его очень интересовал Эдуард Ферриер, и этот интерес в нем пробудила случайная фраза одного восьмидесятидвухлетнего старика. Профессор Фергюс Маклауд, закончив рассуждать на тему химической сложности осуществления приговора убийце, на мгновение затронул политику. После ухода от дел прославленного и любимого Джона Хэммета (теперь лорда Корнуорти) его зятя, Эдуарда Ферриера, попросили сформировать кабинет. Для политика он был молодым человеком, ему не было и пятидесяти лет. Профессор Маклауд сказал: «Ферриер когда-то был моим студентом. Он человек надежный».

Больше он ничего не сказал, но Эркюлю Пуаро это говорило о многом. Если сам Маклауд назвал человека надежным, это свидетельствовало о личности, по сравнению с которой никакой энтузиазм общественности и прессы не имел значения.