Ледовый барьер - Престон Дуглас - Страница 73

• Предыдущая
• 73/105
• Следующая

Обдумывая всё это, Бриттон по-прежнему стояла в напряжённом внимании.

Снаружи раздался новый резкий треск. С дюжиной клубов дыма ряд блестящих титановых брусьев разлетелся с верхнего яруса башни. Брусья летели медленно, сверкая в тумане и лениво исчезая из вида. Метеорит упал на следующий ярус, весь корабль ещё раз содрогнулся, затем с гулом вернулись к жизни балластные насосы. Снова раздались очередные взрывы, ещё один узкий слой башни как бы смялся внутрь, и метеорит приблизился к трюму ещё на несколько дюймов.

Часть Бриттон понимала, что это — приводящее в трепет чудо инженерии: чрезвычайно оригинальное, совершенно спланированное, безукоризненно исполненное. Но другая её часть не находила в этом зрелище ни малейшего удовольствия. Она бросила взгляд вдоль корабля. Туман становился рваным, и смешанный со снегом дождь прочерчивал по окнам горизонтальные полосы. Скоро туман сдует совсем, и тогда вся игра пойдёт насмарку. Потому что Валленар не был инженерной проблемой, к которой Глинн может подступиться с логарифмической линейкой. И их единственный козырь лежит в глубинах «Рольваага» — не на гауптвахте, но в холодном морге доктора Брамбеля.

С неукротимой яростью посаженного в клетку зверя Ллойд мерил шагами свой рабочий кабинет на средней палубе мостика. Ветер усилился, и каждые несколько минут его очередной порыв ударял в корпус судна с такой силой, что крепкие окна изгибались и трещали в рамах. Едва ли Ллойд это замечал.

Он замер на мгновение, затем уставился в раскрытую дверь личного офиса в гостиную. Помещение было слабо освещено тусклым красным свечением аварийных огней. Стена телеэкранов, чёрная и невыразительная, с молчаливой издевкой мерцала на него сотней нечётких отражений самого Ллойда.

Он отвернулся, дрожа. Тело, казалось, просто распухло от ярости и натянуло дорогую ткань костюма. У него просто не укладывалось в голове. Глинн — человек, которому он платит триста миллионов долларов — выставил его с мостика собственного корабля. Он вырубил электричество в его отсеке, оставил его слепым, глухим и немым. А ведь у него в Нью-Йорке проблемы, требующие внимания — важные проблемы. Вынужденная тишина стоит ему больших денег. Но ещё было нечто большее, нечто, что ранило больше денег. Глинн унизил его на глазах у офицеров и его собственных людей. Ллойд мог простить многое, но уж этого он никогда не сможет простить. Палмер Ллойд сталкивался лицом к лицу с президентами, премьер-министрами, шейхами, главами корпораций и прочими несчётными важными персонами. Но этот человек был другим.

В припадке ярости Ллойд пнул одно из кресел и с треском обрушил его на пол. И вдруг развернулся на каблуках, напряжённо вслушиваясь.

Завывание ветра и слабый скрежет механизмов со лже-шахты продолжались по-прежнему. Но появился и другой звук, более внушительный: звук, который Ллойд, до краёв наполненный яростью, сразу и не заметил. Вот, опять: хлопок, стаккато взрыва. Звук раздавался где-то рядом; фактически, на корабле, поскольку Ллойд почувствовал, как под ногами слабо дрогнула палуба.

Он застыл в ожидании в тусклом свете, с напряжёнными мускулами, но теперь к бешенству добавилось любопытство. Вот оно, снова: звук, и сразу за ним — содрогание пола.

Что-то происходило на главной палубе.

Ллойд быстро направился наружу, через гостиную, по коридору, в центральные офисы. Тут неловко сидели и негромко переговаривались секретарши и помощники, окружённые мёртвыми рядами телефонов и компьютеров. Когда он проходил мимо них, по большому помещению с низким потолком, разговоры смолкли. Бесшумно выскользнул из тени Пенфолд, чтобы схватить его за рукав. Оттолкнув референта прочь, Ллойд прошёл мимо закрытых дверей лифтов и открыл звуконепроницаемую дверь в свои личные апартаменты. Прошёл ещё дальше по комнатам, к передней переборке палубной надстройки. Обшлагом рукава вытер конденсат с иллюминатора и всмотрелся наружу.

Палуба под ним представляла собой настоящий улей кипучей деятельности. Рабочие скрепляли оборудование, проверяли скрепления, задраивали люки, завершали последние лихорадочные приготовления к морскому путешествию. Но что привлекло его пристальное внимание, так это башня, которая вздымалась из трюма. Теперь она казалась короче, чем раньше; намного короче, если подумать. Вокруг неё поднимались клубы дыма и пара. Клубы смешивались с туманом, образуя облака, что в неторопливом балете кружились над палубой. Пока Ллойд смотрел на башню, раздался очередной «тра-та-та» взрывов. Метеорит провалился чуть ниже, и корабль в который раз содрогнулся. Рабочие торопливо побежали вперёд, убирая с палубы свежие обломки перед новой серией взрывов.

Теперь он в точности понял, что именно подразумевал Глинн под «контролируемым разрушением башни». Её взрывали по частям, мало-помалу. Продолжая наблюдать, Ллойд сообразил, что это, пожалуй, лучший — а возможно, и единственный — способ загрузить в трюм нечто настолько массивное. От великолепия и дерзости этого плана у него перехватило дыхание.

И тут новый приступ ярости принялся его терзать. Но Ллойд закрыл глаза и отвернулся. Глубоко вдохнув, он попытался успокоиться.

Глинн говорил ему не прилетать, МакФарлэйн говорил ему не прилетать. Но всё же он прилетел. Точно так же, как он прислонился щекой к метеориту, когда его приоткрыли в первый раз. Ллойд подумал о том, что случилось с человеком по фамилии Тиммер, и содрогнулся.

Быть может, снова явиться сюда с открытым забралом было и не правильно. Это был порыв, а Ллойд знал о себе достаточно, чтобы сказать, что обычно он не склонен к порывам. Он принял этот проект настолько близко к сердцу, что тот стал для него слишком личным. Дж. П. Морган как-то сказал: «Если вы чего-то желаете слишком сильно, то не преуспеете в попытках это заполучить». Ллойд всегда жил согласно этой философии: он никогда не боялся отказаться от сделки, неважно насколько привлекательной. Способность отклонить руку, пусть даже и с четырьмя тузами, оставалась его наиболее ценным в бизнесе активом. Теперь, в первый раз в жизни, ему сделали предложение, от которого нельзя отказаться. Он останется в игре до самого конца, будь то победа или поражение.

Ллойду пришло в голову, что он ведёт незнакомую битву, битву за то, чтобы вернуть здравомыслие. Он полагал, что сделал тридцать четыре миллиарда вовсе не потому, что вёл себя неблагоразумно и вспыльчиво. Он всегда избегал помогать в работе нанятым им самим профессионалам. Теперь, в этот ужасный миг унижения, поражения и самоанализа он понял, что Глинн, быть может, действовал в его собственных интересах, когда убрал его с мостика и отрезал его от внешнего мира. Но даже эта мысль вызвала очередную волну гнева. В лучших интересах или нет, тот был заносчив и своеволен. Спокойствие Глинна, его невозмутимость, его взятие лидерства на себя бесили Ллойда. Он оказался унижен у всех на глазах, и не сможет этого ни простить, ни забыть. Когда проект подойдёт к концу, надо будет подумать о мести Глинну, и финансовой, и прочей.

Но сначала им надо заполучить метеорит и убраться отсюда ко всем чертям. А Глинн казался единственным, кто может это сделать.

— Капитан Бриттон, метеорит окажется в гнезде внутри трюма через десять минут. Корабль снова будет ваш, и мы сможем отправиться в путь.

Слова Глинна прервали долгий шёпот, который стоял на мостике. Подобно остальным, МакФарлэйн внимательно наблюдал за медленным, ровным спуском метеорита в трюм «Рольваага».

Минуту, может быть, две, Бриттон стояла неподвижно, похожая на изваяние, продолжая всё так же смотреть в окно мостика, как и смотрела с тех пор, как ушёл Ллойд. Наконец, она обернулась и бросила на Глинна долгий взгляд. После этого повернулась к подчинённому офицеру.

— Скорость ветра?

— Юго-западный, тридцать узлов, с порывами до сорока. Усиливается.

— Течения?

Негромкий обмен репликами продолжался, а Глинн в то же время наклонился к оператору у консоли:

• Предыдущая
• 73/105
• Следующая